Глоток свободы в начале января. Первая Рыжая

Евгений Скоблов
Я был женат два раза. Второй раз – удачно. Мы прожили с женой почти тридцать лет,  и мне хочется сказать ей, что я готов ещё столько же. И ещё. Всё очень неплохо настолько, что я хотел бы пожелать всем знакомым (и незнакомым тоже) искать счастья в семье, как ни банально это звучит. Даже когда кажется, что всё прошло и стало «прохладно». Если такое произошло, то просто подбросьте дровишек в костёр и всем будет снова хорошо, тепло и весело.
И… я не могу сейчас  утверждать наверняка, что  в первый раз женился неудачно. То есть, единственной неудачей и стало то печальное обстоятельство, что мы в итоге развелись, едва прожив вместе семь месяцев 1983 года. Сначала всё было мило и весело, но, как часто бывает, что-то не задалось, всё пошло вкривь и вкось, и мы разбежались. Что ж поделать… Любви не было? Была, конечно, а иначе, зачем было жениться? Впрочем, мне хотелось бы сделать заявление в этом месте. Если бы я каждый раз женился по любви, то это мероприятие мне пришлось бы провести раз пятьдесят. Поскольку всех женщин, которых мне посылал Бог, я без сомнения любил. Хоть год, хоть месяц, а иногда даже, один вечер… и одну ночь.
Никто не сможет сказать с полной уверенностью, сколько суждено продержаться молодой семье, прежде чем она или окончательно укрепится, или распадётся. То есть сначала мир да любовь, а потом недовольство, переходящее в тихую ненависть, потом развод. Или наоборот, люди встретились, женились, ещё не вполне уверенные в своих чувствах, а оно, смотри, пошло-поехало, и вот уже ни он, ни она не представляют себе жизнь друг без друга!
Думается, что в наш сумасшедший, продвинутый и жестокий двадцать первый век всё несколько иначе в этом смысле, чем было во времена дисковых телефонов и крутейшей советской марки автомобиля «Жигули». Сейчас время практиков, людей совершенно иной формации, другого восприятия жизни, с учетом немыслимых с точки зрения старшего поколения, технологий, средств связи и коммуникаций…  Но… любовь никуда не делась. Правда слишком много шелухи, ненужного антуража и всякой лишней ерунды… Но основой остаётся, всё же, Любовь.

С моей первой женой мы познакомились самым обычным образом, на танцах в одном из Домов культуры славного города Кострома. К этому времени, у меня было уже немало любовных приключений-похождений, от чего знакомство на провинциальной «танцульке» выглядело просто глупо, учитывая  мои представления о «романтике первого знакомства». Должен признать, что из моей памяти и сердца ни куда не делись женщины и девушки, с которыми я успел повстречаться в период перехода от состояния «юноша» в состояние «молодой человек». Меня волновали эти мысли, будоражили сознание и кровь, потому что,  вспоминая об этих встречах и влюблённостях, я приходил к выводу, что мне было гораздо лучше с этими женщинами, чем без них. Я любил их. Не увлекался, не искал быстрой и ни к чему не обязывающей связи, а именно любил. Тем не менее, «историческая» встреча  произошла именно на танцах в Доме культуры, а не скажем, где-нибудь на круизном лайнере, или в сочинском парке «Ривьера», когда я после окончания института приехал по распределению в древний северный город.
Мне только что  исполнился двадцать один год, и признаться честно, я, несмотря на то, что имел некоторый жизненный опыт, чувствовал себя не вполне уверенно в новой для себя обстановке. Первые месяцы работы дались мне тяжело, я пребывал в постоянной тревоге, неуверенности  и от этого, в  подавленном состоянии. И… мне не нравилась Кострома. Поэтому, у меня возникло и укрепилось убеждение, что для того, чтобы жизнь, наконец, приняла более определённые очертания, всё основательно утряслось и сложилось, нужно непременно жениться.   
К слову, ко времени знакомства с будущей первой женой,  у меня в Костроме уже случилось несколько встреч интимного характера, что для 1982 года было делом совершенно обычным. Схема была простой и проверенной. Поход с друзьями в ресторан, знакомство с местными красотками (не слишком строгих правил, либо, находящимися в состоянии поиска), и продолжение вечера на квартире. Собственно, таким образом отдыхали почти все мои знакомые  молодые специалисты.
И всё же, мне казалось, что так долго продолжаться не могло, а почему, я точно не знал. В итоге, Главное Костромское Знакомство состоялось. Алина была стройной, темноволосой, довольно симпатичной девушкой, на два года младше меня. Потом друзья говорили, что мы с ней чем-то внешне похожи. Я считал, что это не совсем так, но  не спорил. В тот вечер, после танцев мы сразу оказались у неё дома. Собственно, я ни на что не рассчитывал (вроде, никого нет дома, а  «сладкое на третье»), наоборот, как раз вся семья была  в сборе, и  у меня даже создалось впечатление, что нас ждали специально.
Не успел я со всеми  как следует познакомиться, как вдруг стал «своим в доску» парнем. Это мне дали понять и мама Алины (будущая тёща), и все остальные. Мне тогда было невдомёк, что в семье уже давно обсуждался вопрос о будущем замужестве старшей дочери, только не хватало подходящего жениха. И я, конечно же, не мог знать, что до меня уже было немало вариантов, но всё как-то не складывалось. Кандидаты, как выяснялось позже, искали лишь лёгких и быстрых удовольствий, серьёзных предложений делать никто не торопился. Обо всём этом я узнал, а кое о чём догадался, немного позже.
Затем, после «общего чая» в гостиной мы всё же оказались в отдельной комнате с приглушённым светом.  Дело молодое, как принято говорить, окончилось лёгкими поцелуями. И хотя, конечно, мне хотелось немного большего, я осознавал, что впервые нахожусь дома у Алины, и ни о какой близости в первый вечер речи быть не может. Мы, а точнее я без умолку  болтал о всякой ерунде, Алина «ухохатывалась» с моих шуток и анекдотов. Ничего особенного для первого вечера, но у меня почему-то возникло ощущение, а скорее, предчувствие, что это знакомство просто так не закончится. Было около полуночи, когда я распрощался и, условившись о следующей встрече, ушёл.
Через некоторое время я стал постоянно  бывать у Алины дома,  сначала по два раза в неделю, а потом чаще. Мои посещения приветствовались, к моему приходу был всегда накрыт стол с водкой и салатами, или как минимум, журнальный столик с лёгким вином и фруктами. Особенно старалась мама Алины, она была предупредительна, мила, улыбчива и всегда говорила мне комплименты. Уставший после работы, я воспринимал такие приёмы с радостью и некоторым душевным подъёмом. После небольшого общего разговора, нас с Алиной всегда оставляли в её комнате, а немного позже, мне даже несколько раз предлагалось  остаться на ночь… 
Через два месяца после знакомства и незатейливых ухаживаний, я сделал Алине предложение. При этом никакой романтики не присутствовало, а наоборот, у меня было ощущение какой-то обреченности и лёгкой, пока ещё, тревоги из-за всей моей  затеи. Надо сказать, что вместе со мной (уже в статусе жениха), в мою будущую семью стали вхожи, и более того, стали желанными гостями мои друзья-приятели по работе, такие же как и я, молодые специалисты. Никто из нашей «пятёрки» (кроме меня) жениться не спешил, справедливо полагая, что молодость нужно использовать по прямому назначению, а не связывать себя узами брака.
Совместные вечера в квартире моих будущих родственников стали обычным делом и сопровождались весёлыми застольями с песнями под гитару. Пели, пили и плясали от души, что называется «до упаду», и в этих мероприятиях принимали самое активное участие мои будущие тёща и тесть, а также их друзья, знакомые и знакомые друзей. Праздник жизни, по сути, не прекращался, а продолжался постоянно, с перерывами на работу и сон. Тогда мне казалось, что всё это очень мило и совершенно уместно. А почему бы и нет?
Правда, моя мама, когда я ей сообщил по «межгороду»  о своих намерениях и ближайших перспективах, мягко говоря, не обрадовалась. Сквозь пространство и время она чувствовала, что во всём этом что-то не так. Слишком уж быстро всё организовалось: в августе приехал в Кострому, в начале октября познакомился, в начале декабря «захотел жениться»…  Мне кажется, что в то время  взрослые люди к таким вопросам подходили слишком серьёзно, а молодые как раз наоборот, недостаточно вдумчиво. А чего там, в самом деле, если всё просто и понятно? Работа есть, жильё – на первое время тоже есть (отдельная комната, в которой мы с Алиной проводили время), любовь… тоже, вроде бы имеется. Так какие могут быть вопросы?
Если быть честным, то следует признать, что в период ухаживаний и частых встреч с Алиной, мои холостяцкие попойки с друзьями не только не прекращались, а наоборот, проводились регулярно и в удовольствие. Предстоящая свадьба – свадьбой, но мне ведь тоже нужно было отдохнуть. Поэтому я чередовал встречи с будущей женой и походы с ребятами в увеселительные заведения, с дальнейшим продолжением «романтических»  вечеров. 
А однажды, мы очутились в ресторане «Центральный» вместе с Алиной  и Ромчиком, приятелем из нашей компании. Пока сидели за столиком, выпивали,  угощались и отплясывали под «Спасите, спасите, спасите разбитое сердце моё», выяснилось, что здесь же на вечере присутствуют две очень интересные  дамы, с которыми я и Рома водили знакомство ещё до появления в моей жизни Алины. План возник молниеносно. По окончанию вечера, Роман берёт этих дам, и катит с ними на тайную квартиру в Октябрьский район. Я же, как порядочный влюблённый, провожаю свою почти невесту  до дома и целую ручки. Потом хватаю машину (рядом с домом  есть стоянка такси),  и тоже мчусь в Октябрьский, где меня ожидают новые приключения.
Бывает, когда тщательно спланированные операции срываются по самым пустяковым причинам. Планы рушатся из-за сущей ерунды и дело не выгорает. В этот вечер всё срослось, за исключением мелочи – вместо Октябрьского, я сначала попал в Первомайский район. Ошибка стоила мне лишних пяти рублей, но в итоге я оказался там, где меня ждали. Ромчик со своей подружкой  встречал меня у подъезда. И пока моя любимая сладко почивала в доме родительском, я продолжил пьянствовать и веселиться в обществе не обременённых моральной ответственностью, но  надёжных и проверенных партнёрш.
Всё закончилось под утро, я едва успел добраться до общежития и привести себя в порядок, чтобы не опоздать на работу. У нас с этим было строго: никаких опозданий, помятых лиц и запахов с утра, поскольку мы стояли на страже, и как могли, укрепляли  завоевания социализма. К тому же время было не очень понятным. Совсем недавно ушёл из жизни Леонид Ильич Брежнев, весь СССР был в трауре и никто точно не знал, что и как будет дальше. На улицах города и в магазинах я встречал заплаканных женщин. И знаете что? Они плакали искренне, и может быть не только потому, что не стало дорогого Леонида Ильича, а потому что народ, где-то в глубине русской души  чувствовал, что ушла эпоха, и дальше будет гораздо  тревожнее, печальнее и, в общем, труднее.
Но в моей жизни и трудовой деятельности ничего не менялось. Меня, как молодого специалиста гоняли «как бобика» и  драли «как сидорову козу» за дело, не за дело и просто так, для науки. Сотрудники дружно взяли надо мной «шефство», которое, впрочем, заключалось не столько в оказании помощи,  сколько в перекладывании на меня ответственности за все недоработки. Это оказалось очень удобным, поскольку, когда в коллективе имеется «постоянный виноватый», то с остальных спрос, вроде бы и помягче. Я страдал от этого, но терпел как мог, и честно очень много времени и сил  отдавал работе, куда нужно было добираться за тридцать пять километров ежедневно. При этом, часто приходилось оставаться на ночь, если я не успевал выполнить все поставленные задачи за день и не успевал на дежурный автобус. Нерегулярное питание и, особенно, бессонные ночи меня порядком изматывали.
Конечно, в таких условиях я видел выход в женитьбе, чтобы хоть как-то упорядочить свою жизнь и облегчить существование. Но сейчас, когда я изредка пытаюсь сквозь годы заглянуть в минувшее, то отдаю себе отчёт в том, что ни я, ни Алинка, в сущности, не были готовы к «нормальной» семейной жизни, в том содержании, в котором её представляло большинство населения СССР 1980-х годов. Нам казалось, что свободное, и не связанное никакими обязательствами веселье,  должно продолжаться бесконечно, а удовольствия сменять друг друга, как мультфильмы в сборнике мультфильмов. По сути дела, мы и понятия не имели о том, каким образом выстроить отношения, с учетом интересов каждого из нас, а также  интересов ближайших родственников. В общем, если быть точным и честным, то каждый из нас в большей мере думал о себе. И снова возникал вопрос, а как же любовь? Была ли она вообще, или всё же это было мимолётное увлечение, и расчёт был на старинное русское «авось стерпится-слюбится»? Нужно ещё признать и то, что большую и не очень полезную роль во всей этой затее с женитьбой играла обстановка, в которой впоследствии оказалась наша молодая семья.         
Вечером накануне свадьбы, в нашем холостяцком общежитии организовался «мальчишник» с обильным возлиянием  разведённого спирта. Мои приятели радовались предстоящему событию не менее, а наверное, более, чем я сам. Мы пили, пели, фотографировалась, рассказывали разные неприличные анекдоты, всё казалось мило и весело. И я, конечно, напился. А ночью обнаружил у себя в кровати голую девушку, которая весьма разнообразно пыталась доставить мне удовольствие, и которая почему-то называла меня Гариком. Я напрочь забыл и о предстоящей женитьбе, и о том, что я уже почти солидный семейный человек… Мы были в комнате одни. Братва всё никак не могла угомониться в соседней комнате. Часам к четырём утра я устал, у меня заболела голова, и ужасно хотелось курить. Дверь отворилась, и в комнате появились полупьяные Купер и Гоша. Они  вытащили меня из-под одеяла, и со словами «даме нужно переодеться» вывели под руки в соседнюю комнату. Поспать в ту ночь мне так и не удалось. Наступило хмурое февральское утро,  и пора было браться за грустные свадебные дела. Наверное, в этот момент я почувствовал, что не очень-то и хочу жениться…
Сама свадебная церемония ничем не отличалась от бесчисленного множества подобных свадеб по всей России. Всё было выдержано в традициях советской эпохи, и веселье отгремело в одной из «общепитовских»  столовых. Я настаивал, чтобы гостей было поменьше, а застолье организовать, хоть и в не очень дорогом, но ресторане. Меня не послушали, потому как во-первых, свадьбой занимались исключительно родственники жены, а во-вторых, несмотря на то, что я был главным действующим лицом, но пока ещё не заслужил того, чтобы ко мне прислушивались… по мнению этих самых родственников. Они этого не сказали, но дали понять.
Таким образом, на нашу свадьбу  собралась куча гостей, в том числе малознакомых и совсем незнакомых мне людей, далёких и близких родственников и прочих друзей. Я себя чувствовал глупо, и немного перебрал со спиртным. Хотя ничего плохого не произошло, не могу сказать, что у меня остались хорошие впечатления от всей это церемонии. 
Первая брачная ночь не удалась. Какая-то во всём была натянутость, и наше первоначальное влечение друг к другу заметно ослабло. Молодая жена заявила, что в первую ночь вообще ничего не должно происходить. Дескать, слишком много было переживаний и волнений, а значит, нам следует хорошенько отдохнуть. Я возразил, заметив, что времени на отдых совершенно нет, мне на работе дали всего три дня на весь комплекс мероприятий связанных с бракосочетанием. Так что тянуть резину особенно некогда, и следует заняться нашим общим делом немедленно. В общем, я настоял, и то, что должно было свершиться, свершилось.
И… я был разочарован и подавлен. Ни с одной женщиной до свадьбы (что уж таить,  и впоследствии), мне было так…  неудобно. О каком бы то ни было удовольствии, речи вообще нет. Это был просто «отстой», выражаясь современным мягким сленгом. Возможно, эти подробности следовало бы и опустить, но всё дело в том, что скорее всего, эта «неудачная первая ночь» во многом  определила весь дальнейший ход событий. Выяснилось, что мы не очень-то и подходим друг другу по части интимной близости, и это было для меня очень странным. Бывало, знакомишься с женщиной, к примеру, в ресторане или на вечеринке, в этот же вечер попадаешь с ней в кровать, и всё проходит в самом лучшем виде: подъём, взлёт, апогей, плавное приземление и… всем хорошо, все довольны. Поскольку всем уже  перепало по кусочку счастья, а ведь есть ещё силы и на второй заход. А тут... вроде всё законно, всё официально оформлено, и, опять же, свадьба отплясала, ан вон оно как! Понятное дело, если нет интереса друг к другу, то никакие официальности-формальности не помогут…
Но тогда я не придал особого значения, решил, что бывает всякое, и в будущем, всё наладится. А, наверное, зря. Потому что оставшееся время (чуть больше суток, после второго дня свадьбы), мы провели в загородном Доме отдыха, и там у нас снова ничего не получилось. Были какие-то потуги, искусственно создаваемые,  которые ничего не дали.  Немного позже, я отдавал себе отчёт в том, что, наверное, слишком многого требовал от неопытной девушки, какой мне представлялась тогда Алина. Хотя некоторые «доброжелатели» намекали, что до меня у неё были и «ухажеры», и «женихи», я предпочитал считать эти разговоры обычными сплетнями. И даже, если в этом и была доля истины, то всё это оставалось в прошлом, которое, как известно, у каждого своё. В силу того, что я сам себя не считал «ангелом» в этом отношении, мне было совершенно всё равно, что было и чего не было до того, как мы стали семьёй.
Прошло время. Я всё ещё, оставаясь «молодым специалистом», пропадал на работе, которая отбирала у меня все силы, а жизнь «в большой семье» (мы с Алинкой, тесть с тёщей и младший брат Алины) шла своим чередом. Как-то начала налаживаться и личная жизнь. Хотя,  две семьи в одной квартире, это грустно. Об этом знает каждый, кому довелось испытать это счастье хоть недолгое время. Но, конечно, бывали и хорошие моменты, когда, например, молодая жена старалась преподнести мне сюрприз, в виде вечера при свечах, под «рябину на коньяке». В такие вечера мы пробовали разные виды любовных развлечений, и часто это приносило обоюдное удовольствие. Но бывали и вечера, когда мне хотелось расслабиться, а моя красавица не проявляла ко мне интереса. Фаза «болит голова» ещё не наступила, но была уже, что называется, на подходе, а ведь мы прожили вместе лишь несколько месяцев.
Тем временем, начались какие-то неясности с семейным бюджетом. Всю свою зарплату (а получал я по тем временам неплохо), я отдавал Алине, но у нас почему-то никогда не было денег. Часть уходила родителям на наше содержание и общий стол. Кое-какие деньги стали уходить на «покрытие недостачи» в обувном отделе универмага «Кострома», где в качестве продавца трудилась моя вторая половина. А однажды, когда я уставший, злой и голодный пришёл вечером с работы, моя девушка устроила мне «показ мод». Два новых, очень модных и очень дорогих платья, на которые ушла почти вся месячная получка. Я был окончательно подавлен  в тот вечер и попытался объясниться, но тёща, разумеется, встала на сторону жены. «Не может же она ходить в обносках, в самом деле! А ты зарабатывай побольше, раз женился!» – жестко отчеканила она, и добавила: «Другие, вон, умеют жить и умеют зарабатывать, а ты одну зарплату приносишь и ещё жалуешься. Зато пить умеешь хорошо и красиво!» Очень длинный и странный был для меня тогда выговор, особенно, если учесть, что я почти не произнёс ни слова. С того вечера, мне стали выдавать один рубль в день на питание и тридцать копеек на сигареты. Я, как говорят, «умылся» и больше не «возбухал».
Между тем, веселье в нашей общей теперь квартире, не прекращалось. Два-три раза в неделю, а то и чаще, жилище наполнялось друзьями родителей Алины и моими приятелями. Весёлые пирушки радовали всех, кроме меня. Я себя неважно чувствовал на таких «собраниях». С наступлением весны, все эти сборища-посиделки переместились на дачу, которая находилась  почти в черте города, ею  владели родители жены. Водка лилась рекой, песни под гитару не смолкали, запах шашлыков и ароматы цветов перемешивались с манящими запахами женских духов, и всё это происходило на живописном берегу Волги.
В этот период у нас с Алиной  стало проявляться какое-то чувство, похожее на привязанность. До настоящей  любви, как выяснилось, было ещё далековато, но всё же, мы стали значительно ближе друг к другу, хотя в физическом смысле, гармонии по-прежнему не было. Может быть, это я не прилагал достаточных усилий? Может, был недостаточно нежен и внимателен? Возможно и так, но я не чувствовал движения с другой стороны, вот в чём штука. Часто случалось так, что интимная близость превращалась в простое механическое действие: жена отбыла номер, муж исполнил супружеский долг, и,  «будьте любезны»…  Да, согласен, так может быть, если супруги прожили вместе  хотя бы несколько лет, но для трёх-четырёх месяцев это, по-моему, чересчур.
Лето 1983 года перевалило за середину,  и Алина  заявила, что очень устала на работе. Поэтому, она берёт отпуск и собирается поехать отдохнуть на море. Свой отпуск я использовал в начале года, и, разумеется, не очень обрадовался такому желанию моей суженой. Как же это так? У нас ещё всё так хрупко и неопределённо, а жена уже собирается одна в отпуск на море? Очень странно. Весьма странно. Я, конечно, высказался против этого, возражал, приводил аргументы и обосновывал, почему Алине нельзя (никак нельзя!) ехать сейчас куда-либо без меня. Но в бой вступила тяжёлая артиллерия в лице тёщи, которая мне очень доходчиво и убедительно объяснила, что её девочке требуется (срочно!) смена обстановки и свежий  морской воздух, чтобы восстановить силы… Более того, Алиночка ведь поедет в составе туристической группы, которая формируется из отпускников – сотрудников универмага «Кострома», так что беспокоиться о соблюдении нравственности и «моральном облике на море» мне вовсе не следует. До сих пор я ничего глупее в своей жизни не слышал, но поскольку находился в глупом положении, в глупой обстановке, то подумал, кто знает, а может быть у них, у дураков, всё так и происходит? Вроде, на универмаг выделили «коллективную» путёвку в Новороссийск, по местам боевой славы Леонида Ильича, и заодно поплавать в море… Хотя мне было очевидно, что здесь что-то не так...
Я ещё какое-то время вяло сопротивлялся, но понимал, что они всё равно поступят по-своему. К этому времени мой голос в этой семье уже не значил ничего, и был совсем не слышен.
Но… что же во всём этом было не так?
А вот что…
Они проговорились. Это произошло совершенно  непроизвольно. В один из «подготовительных» к поездке дней, за общим ужином вдруг затеялось обсуждение вопроса, с какого и на какой вокзал в Москве нужно переехать, чтобы закомпостировать билет и сесть в поезд до Ялты.
Одну минуточку, товарищи дорогие! Стоп, какой билет, какая Ялта? Ведь по вашим словам поезд с туристической группой, чуть ли не от универмага едет прямо в Новороссийск, насколько я понял… Как же так?
Последовала неловкая пауза. По всему, мои родственники оказались не очень опытными лжецами, но  вполне уверенными в себе наглецами. Ну да, ну в Ялту, ну и что? Нужно больше интересоваться делами жены и делами всей семьи, в конце концов! Не только о себе, любимом, думать!
Но я был возмущён, о чём и высказался в резкой форме, поскольку стало окончательно ясно, что никакой группы экскурсантов из универмага «Кострома» не существует, а моя «благоверная» собирается в Ялту самостоятельно. Милана Анатольевна, разумеется,  приняла сторону дочери, но я затихать, как обычно это стало случаться в последнее время, не собирался. Я собирался продолжать скандалить, обвинять и обличать. Девушке  девятнадцать лет, девушка замужем, девушка в одиночку катит на «юга»! Как и почему неизвестно… Это я так думал. Позже, однако, выяснилось, что всё очень даже хорошо известно, и куда конкретно едет моя красавица, и даже где, непосредственно, остановится.
Конечно, это была их, можно сказать, стратегическая, глобальная ошибка. Эта поездка, по сути, расколола нашу хрупкую семейную конструкцию на «до» и после».  Я это почувствовал, но сделать ничего не смог. И даже, если бы я продолжал сопротивление, всё равно бы они поступили так как решили. Ну и… меня самого тогда назвать образцовым семьянином было сложно, честно говоря. Не был я примерным мужем, мягко говоря. Но рамки приличий мне соблюдать хотелось, потому я был возмущён и страдал.
Тем не менее, где-то через неделю после благополучного отъезда Алины  в «жаркие страны», я с компанией друзей-приятелей «забурился» в славный, до отказа забитый интересными женщинами, ресторан «Центральный». Всё организовалось по проверенной схеме, и к полуночи, мы с Ромкой оказались в квартире у двух, малознакомых женщин. Продолжение было бурным и безудержным, поскольку все, кроме Романа были в стельку пьяны. В общем-то, любезничать и вести светскую беседу нам было некогда, поэтому, по-быстрому распили бутылку шампанского и без лишних разговоров приступили к более близкому общению.
Часам к трём ночи, я наконец, вернулся туда, где вот уже в течение четырёх месяцев мы находились в мучительном процессе создания новой семьи (благо, уютная квартира наших новых знакомых  находилась в том же районе).
В тёмной прихожей меня встречала Милана Анатольевна, как и полагается в таких случаях, в боевой стойке «руки в боки».
– Что, негодяй, не нагулялся ещё? – сквозь зубы прошипела она, – что, теперь на проституток потянуло?
Я понимал, что говорить что-либо в свою защиту было бесполезно. Обмануть опытную, проницательную женщину в таких обстоятельствах просто нереально… как, впрочем, и во всех других обстоятельствах.
– Да ладно, Милан-Антольна, – я изобразил усталый вид, благо хмель уже  почти испарился из организма, – ну встретились с ребятами, между прочим, вы их хорошо знаете… ну засиделись в общаге, повспоминали былое… ну с кем не бывает… Послушайте, мне завтра рано вставать…
– Сегодня.
– Что сегодня?
– Сегодня тебе, подлец, рано вставать. А лучше вообще не ложиться я тебя будить не собираюсь. Но вот когда приедет Алина, мы с тобой…
Тут Милана замолкла. Дело было в том, что со дня отъезда и по сегодняшний день, известий от моей жены не было, по случаю чего все были в некотором напряжении. Ни звонков, ни писем… вообще ничего. Видимо, она там, в Ялте весьма недурно проводила время, отдыхая от забот семейных.
– Иди спать, мерзавец. Но если это ещё раз повторится, у тебя будет бледный вид. Мы знаем куда идти и кому писать жалобу, понял?!
– Нет, не понял. – Я действительно не понимал, почему мне угрожают, но, разумеется, чувствовал себя виноватым. Собственно, я и был виноват, виноват во всём, и в первую очередь, что затеялся с женитьбой, не проверив, как следует, свои чувства. А также в том, что уже совершив этот шаг, не принял мер, чтобы в соответствующем направлении сформировать развитие наших отношений. Во всей этой глупой ситуации, наконец.
Алина дала знать о себе тогда, когда она по моим соображениям, должна была уже вернуться в Кострому. Она позвонила по междугородному телефону и сообщила, что билетов на поезд нет, и она задержится ещё, дня на три-четыре. Меня, разумеется, терзали жестокие и мучительные мысли. Я представлял себе Алину в окружении курортных  любовников, в самых пикантных ситуациях и отсутствии каких либо тормозов в этих самых ситуациях. Родители жены были непроницаемы, холодны и тверды как камень, избегая разговоров на тему «Когда Алина вернётся домой». Казалось, им до моих терзаний нет никакого дела, но скорее всего, я ошибался. Всё это недоразумение с поездкой они переживали не меньше моего, но вида старались не подавать, потому что согласиться со мной, было равносильно признанию своего содействия в этой подозрительной поездке. А это было выше их сил.
Алина вернулась через неделю, отдохнувшая, загорелая и совершенно чужая. Она смерила меня взглядом, небрежно бросила «привет» и сказала, что ей нужно в ванную и отдохнуть с дороги. В этот день мы больше не разговаривали. А на следующий,  меня отправили на неделю в командировку,  в Судиславль. Мне сначала показалось, а потом и переросло в уверенность, что наш окончательный разрыв – дело почти решённое. Сколько мы ещё будем вместе, неделю, месяц? Может быть и больше, но пока я был в командировке, я вдруг почувствовал невероятно прекрасное  ощущение близкого освобождения. Я чувствовал себя гораздо лучше, и морально, и физически, работая по десять-двенадцать часов на выезде, чем во время томительных вечеров дома. Близости у нас не было со дня приезда Алины  из Ялты, и нас не влекло друг к другу.
Как-то натянуто и не очень весело отметили её двадцатилетие, в начале сентября. Мероприятие праздновалось на даче, при большом скоплении друзей и знакомых, и я там чувствовал себя неудобно. Это было сложное время. Возможно, я придавал слишком большое значение ухудшению наших отношений. Возможно, Алина в силу своей молодости, беспечности и   глупости смотрела на всё происходящее, как на очередное приключение. Но родители её, в общем и целом пытавшиеся оказывать влияние на наши отношения, в роли главного виновника видели меня. Обстановка снова накалилась, как раз после того памятного Дня рождения. Сейчас мне представляется, что внутренне, каждый из нас понимал, что наш брак был ошибкой, и мы в общем, пусть неосознанно, но стали морально готовить себя к разводу. К тому же так  сложилось, чуть ли не с самого начала,  что та сфера, которая должна была нас сблизить, сгладить острые углы, а именно, интимная близость (учитывая наш возраст юный), оказалась самым слабым звеном. Бывали, конечно, и удачные моменты в этом отношении, но лишь «очень иногда».
Но кроме того, и это было гораздо серьёзнее, выяснилось, что нас вообще ничего не связывает!  Оказалось, что у нас совершенно разные интересы и взгляды на жизнь. Увлечения – музыка, кино, книги и другое, оказались лишь у меня, поскольку всё это Алину  интересовало лишь как говорят «постольку поскольку», и я, в сущности, так и не узнал, что, кроме тряпок и развесёлых вечеринок, её интересовало.

В то время на экраны страны вышел очередной шедевр Эльдара Рязанова «Вокзал для двоих». Фильм демонстрировался  во всех кинотеатрах Костромы, и мы пошли в Дом культуры «Патриот», в котором полгода назад и произошло наше знакомство. Зал был переполнен, картина пользовалась бешеным успехом, и некоторые наши знакомые ходили смотреть её по два-три раза.
На меня фильм произвел очень сильное впечатление, если не сказать больше. Блестящая игра Гурченко, Басилашвили, Михалкова, и в общем, всего актёрского состава, великолепный сюжет, очень советский и очень понятный тогдашнему зрителю – всё было прекрасным и сразу сделало фильм суперхитом того времени.
На сеансе мы сидели среди молодёжи нашего возраста, и мне была не совсем понятна реакция наших приятелей на некоторые фрагменты фильма. Я вдруг осознал, что эта часть зрителей,  либо не понимает,  о чём речь в фильме, либо настроилась на комедию, и воспринимает всё происходящее на экране исключительно как комедию. Я сначала был сбит с толку, когда окружающие нас с Алиной   зрители стали смеяться на  эпизоде с дракой в ресторане. Этот, достаточно печальный момент показался кому-то смешным…  Совершенно неуместными, мне показались громкие и нелепые  комментарии моих знакомых и в других моментах. В тех, где на мой взгляд нужно было просто смотреть, и просто слушать.  Возможно, подумать о том, насколько хрупка и непредсказуема реальность в самой стабильной и предсказуемой стране мира. Что может ожидать человека за следующим жизненным поворотом, например… 
Между тем, я полностью погрузился в картину и очень переживал за судьбы героев, по моему мнению то,  что происходило на экране, было просто замечательно! Но посмотреть фильм «в удовольствие», мне так и не дали. В концовке, когда  главный герой опаздывает «из увольнения» в тюрьму, а его любимая женщина, сама выбиваясь из сил, тащит его, чуть ли не за шиворот,  и он начинает играть на аккордеоне у тюремных стен… вдруг раздался дружный смех некоторых зрителей, среди которых была и сидевшая рядом Алина.
«Играй!», и они в снегу, спиной к спине, и печальная, почти трагичная мелодия аккордеона, и перекличка за высокой стеной… У меня и сейчас слёзы наворачиваются в этом моменте, а тогда я был просто поражён… Но смех приятелей, и в особенности, Алины испортил всё. А точнее, расстроил меня ещё больше. Я думал, неужели люди могут быть такими тупыми, либо совершенно бессердечными… и среди них человек, с которым я живу?
Я потом спросил Алину, что смешного она нашла в самой трагичной сцене фильма. Она как-то нехорошо скривилась, и сквозь зубы процедила: «А мне что, плакать, что ли? Вот прицепился!» Правда, к тому времени я уже понял, что мы не просто разные. Мы совершенно чужие люди. Не знаю, имел ли этот случай значение в дальнейшем развитии событий, но на меня он произвёл достаточно сильное впечатление. На Алину, пожалуй, тоже, но несколько с иного ракурса. С этого момента она чётко обозначила линию своего поведения в деле «строительства совместной жизни», в котором мне отводилась  весьма скромная роль «домашнего второстепенного организма».
И это стало проявляться как в мелочах, так и в вещах более серьёзных. Всё осложнялось тем, что я ещё оказался один против всей семьи, которая как правило, была на стороне Алины. Но главное, что меня особенно огорчало, так это то, что они стремились главенствовать во всём, даже в самых мелких и незначительных вещах.
Однажды, в один из редких моих выходных дней, мы с Алиной отправились прогуляться по городу. В одном из газетных киосков, мне приглянулся интересный, с хоккейной символикой,  значок. Он стоил двадцать копеек, и когда я выразил скромное желание приобрести его, то вдруг почувствовал, что упёрся в глухую стену. Алина надула губы и громко, монотонно, чеканя каждое слово, стала нести какую-то чушь о напрасной трате денег, о том, что я совершенно не забочусь о семье, и о том, что тех копеек, что я зарабатываю, едва хватает, чтобы не умереть с голоду, что ей совершенно нечего надеть, и т.д., и т.п.
Тогда я, как можно мягче,  поинтересовался, куда уходят те деньги, что я зарабатываю и отдаю ей каждое тринадцатое число месяца. Но это лишь подлило масла в огонь. Вечером о нашей размолвке  стало известно тёще, и я превратился в «жадного» и «бесстыжего» типа, «совершенно неспособного содержать семью». Вот… оказывается не всегда нужны крупные неприятности, вроде пьяных скандалов с мордобоем. Достаточно одного значка в киоске «Союзпечати» за двадцать копеек, чтобы трещина не просто расширилась, а стала углубляться до самого основания. И даже, порой разное отношение к просмотренному совместно фильму тоже может сыграть свою роковую роль.

Всё произошло примерно через десять дней после празднования Дня рождения Алины. Сначала мы поругались по совершенно пустяковому поводу.  У меня был выходной, и я встретился с приятелями в общежитии. Застукали по рюмочке, покурили-поболтали и я вернулся домой. Алина занималась глажкой постельного белья, а  мне музыки захотелось…  Я включил магнитофон, и жене это не понравилось.  В общем-то, и ссоры никакой не было, просто сказали друг другу по паре резких слов. Потом что-то произошло. Нет не в реальности, случилось какое-то неуловимое движение вне нашего понимания, но я его почувствовал. Какой-то едва заметный сдвиг в Пространстве и во Времени. Показалось, что всё это я наблюдаю из далёкого Будущего, и уже знаю, как должен поступить. 
Я вдруг замер, и сказал, совершенно спокойно, почти механически:
– Я ухожу. Нам вместе больше нечего делать.
Алина  что-то кричала в ответ, обидное и нецензурное, но я, как бы отключился от действительности. Может быть это водка, выпитая у ребят,  подействовала? Но мы ведь выпили совсем немного…
И я ушёл.
Вот так, легко и просто состоялось наше расставание. Нет, конечно же, впереди нас ещё ожидало много неприятностей, испытаний и нервотрёпки, поскольку бракоразводный процесс и в советские времена был делом хлопотным и не быстрым.
Но этот день, этот момент и стал последним в наших отношениях, как мужа и жены. Теперь мне трудно судить было это хорошо или плохо, но понятно одно, произошло то, что и должно было произойти. Не судьба нам была жить вместе, и если бы не тогда, то позже, это всё равно бы произошло.
Я не знаю, какие чувства во время этого грустного дела, которое растянулось на три с лишним месяца, испытывала Алина, поскольку избегал встреч и с ней,  и с её родителями. Это было нетрудно, поскольку почти всё время я проводил на работе. Квартиру мне удалось снять через два дня после моего ухода. Эти два дня и две ночи я провёл в обществе знакомых женщин, которые были «не прочь». А когда, на третий день зашёл за своими вещами, они были уже собраны в огромный чемодан и выставлены в коридор. Оставались кое-какие мелочи, магнитофон, кассеты, ещё что-то. Семейство молча взирало на меня, холодно и отстранённо, Алина  не произнесла ни слова. Я погрузил чемодан в такси и уехал на квартиру, снятую у бабы Серафимы в старом, наверное, ещё дореволюционном доме на улице  Мясницкой.
Что до моего душевного состояния, то мне, стало гораздо легче. Неожиданно свалившаяся свобода пьянила, лёгкий сентябрьский ветерок перемен будоражил воображение открывающимися перспективами, поскольку теперь я принадлежал самому себе, и что немаловажно, заработанные деньги, теперь принадлежали тоже, только мне.
Теперь следовало уладить формальности с разводом и начинать жить новой, свободной и трезвой жизнью. Трезвость была необходима, прежде всего  для того, чтобы  принимать взвешенные решения, отстаивать их, и вдруг случайно, «по-пьяни» не вернуться в семью. Дело в том, что характер  редких переговоров по телефону до первого суда (они захотели разводиться через суд), наводил  меня на мысль, что ни Алина, ни её родственники этого самого развода вовсе не жаждали. Но им очень хотелось проучить меня, что называется «поставить на место», а затем «простить и принять», оставив мне чувство вины на всю остальную совместную жизнь. Намёки и полунамёки на то, что я должен зайти, чтобы всё обсудить в «нормальной обстановке» на меня не действовали.
Тем временем, Алиной, но главным образом, Миланой Анатольевной был использован ещё один приём, очень популярный в советское время. Они написали очень большое и подробное письмо (без стеснения в выражениях), суть которого сводилась к возмущению моим низким «моральным обликом», но главное, к необходимости возвращения в семью, для дальнейшей  отправки на лечение от алкоголизма. С этим опусом они  прибыли на аудиенцию к заместителю руководителя Главка, в котором я имел честь трудиться. Насколько мне стало известно, их там вежливо выслушали и пообещали, что постараются принять меры, в том числе и по партийно-административной линии. Но также и предупредили, что обещать ничего не могут, особенно, в отношении моего «возвращения в семью». Поскольку дело это молодое и личное. А выгнать с работы они меня тоже не имеют права, поскольку я молодой специалист.  По закону не положено, значит…
Тогда мои весьма предприимчивые  родственники предприняли другой ход. Они обратились за помощью к моим друзьям, которые, несмотря на наш с Алиной разрыв,  иногда «по старой дружбе» заходили на чашечку кофе.  И ребята взялись помочь. Они буквально привели меня в квартиру, где семья приготовилась к серьёзному и решающему разговору. Все уселись в гостиной, и началось обсуждение «нашего дела», которое постепенно переросло в спор и взаимные обвинения. Потом я задал простой, и, наверное, дурацкий вопрос: а почему, собственно, я должен решать свои личные дела в присутствии всех? Пусть даже друзей и родственников, но ведь у нас с Алиной это личное, правда ведь?
На что Алина «брякнула»:
– А устраивать групповые сексуальные оргии «в присутствии всех»  тебе, значит,  не стыдно?!
Это было слишком. Я, конечно, знал что Алина особым умом не отличается, но чтобы так уж…  Глупость состояла ещё и в  том, что немного раньше она заявила, что я слаб «по мужской части», на что Ромчик, добрая душа и главный мой сподвижник по ночным похождениям, с выражением восточной хитромудрости на физиономии спокойно сказал: «Вах, слюшай, наш джигит не просто мужчина, а настоящий мужчина, это я тэбэ говорю, женщина!»
– Вот! Слышали все!? – Алина подскочила на стуле и ткнула пальцем, сначала в Ромку, потом в меня, – они на пару устраивали оргии! Что, скажешь, нет?! Где ты был, когда ушёл из дома? Сознавайся, я и так всё знаю, и где ты был, и с кем ты был, и как ты был! 
Друзья с интересом наблюдали развитие сюжета, а тесть и тёща в недоумении переглядывались. Алина выбрала явно не ту линию поведения в сложившихся условиях. Разборы – разборами, но ведь не до таких же подробностей… В конце концов, тесть сказал:
– Да, пожалуй, им,  – он кивнул в нашу с Алиной  сторону, – следует обсудить всё наедине. Идите в свою комнату, а мы пока выпьем… кофе. Да, Милана?
Наш разговор наедине ничего не дал. Я не хотел ничего говорить, полагая, что всё уже сказано, а моя жена  не знала что говорить.  Мне хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось, Алина же, наверное, поняла, что ошиблась в тактике решения вопроса о «возвращении меня в семью», но перестроиться по ходу не смогла. В двадцать лет и мужчины и женщины смотрят на все вопросы в этом разрезе по-другому, каждый желает отстоять свою правоту, уступать никому не хочется. К тому же, вся жизнь ещё впереди…
Мы покинули квартиру всей компанией. Был, правда момент, когда я заколебался, но Роман сказал:
– Всё! Ничего не будет! Уходим все!
Ночь я провёл в общежитии у ребят. Мы раздавили бутылочку за «начало развода», поговорили о том, о сём. Никто меня не успокаивал и не говорил причитающихся по случаю слов, видимо я не выглядел потерянным или подавленным. Всё было как обычно: смех, прибаутки, воспоминания о похождениях-приключениях и разных чудачествах. Ведь, если вдуматься, прошёл всего лишь год с того момента как мы встретились, приехав в Кострому из разных уголков Советского Союза и подружились… Всего год, а сколько событий!
Время пролетело незаметно. После первого суда нам дали два месяца на принятие этого серьёзного решения. Сам же суд был безобразен. Моя, вроде бы интеллигентная, учтивая, и в общем, добрая тёща без стеснения выражалась матом, дескать именно такими словами я ругал жену и всю семью. Жена в своей речи выдвинула обвинение, четкое и логически выстроенное, видимо готовилась, не один день заучивала наизусть подготовленный кем-то текст. Я, честно говоря, не ожидал от неё такой ловкости. Её явно кто-то готовил, научил, как вести себя на суде. Когда слово предоставили мне, я лишь сказал, что наша женитьба была ошибкой, и мы просто не подходим друг другу. Собственно, если отбросить шелуху, так оно и было. Старший товарищ с моей работы, которого пригласили в качестве представителя, сказал потом: «Слушай, а чем ты им так насолил? Вот взбесились-то!» В общем, испытание выдалось не из лёгких.
И всё же, я был почти счастлив. Не знаю откуда, но я тогда точно знал, что этот день – один из поворотных моментов в моей жизни, и я ни в коем случае не должен менять своих решений. Нужно было испить эту чашу до дна, и я её испил. Нужно было получить этот тяжёлый урок, и я его получил. Нужно было упасть в грязь лицом, и я упал. Но потом встал, и умылся.
Второй суд, в конце декабря,  был чистой формальностью, однако на этот раз я наблюдал весьма печальные лица Алины Фёдоровны и Миланы Анатольевны, хотя и не испытывал никаких чувств. Мы вышли из зала суда вместе, и Милана предприняла последнюю попытку. Она сказала, что дома накрыт стол, имеется хороший армянский коньяк, и не следует ли нам обмыть это дело, а заодно и «прекратить дурачиться»? Я понял, что всё это время, они надеялись на другое решение нашего дела. И ещё я знал, что никаких совместных застолий, никаких возвращений, хотя бы и на один вечер, в «лоно семьи» быть никак не должно. Молоток уже стукнул. Я, насколько умел, вежливо отказался и пошёл своей дорогой.

Так закончилась моя первая попытка создания семьи. Неудачная попытка, в неудаче которой, собственно, никто виноват не был. Просто этого не должно было произойти вовсе. С самого начала все эти отношения носили искусственный характер, и я никого не винил и не оправдывал себя. Мне было хорошо оттого, что всё это, наконец, закончилось.
Мы стали гораздо реже видеться  с друзьями, которые, насколько мне было известно, продолжали периодически  навещать моих бывших родственников. В сущности, я был благодарен им за это, поскольку, мне было немного жаль Алину и Милану Анатольевну, которые, всё же возлагали на меня определённые надежды…
Моя жизнь уже потекла по иному  руслу. В начале января я вышел из здания городского ЗАГСа, где получил свидетельство о разводе, и с удовольствием вдохнул свежий, морозный воздух. Я был свободен! Сходил на центральный переговорный пункт  и сообщил об окончании  всех тревожных дел маме. Мне показалось, что на том конце провода послышался вздох облегчения. Мама поддерживала, как могла, меня в это нелёгкое время.
До встречи с будущей женой оставалось одиннадцать месяцев, но, как любят говорить у нас,  это уже совсем другая история.