Глава 10. В пути

Светлана Подзорова
Глава 10

В пути   

1657 год. УРАЛЬСКИЙ ТРАКТ 

       По молчаливому согласию Ульяну взяли с собой, все равно надо было как-то ее устраивать. По совету хитрого Митяя разделились, Олег пошел с Ульяной впереди – как брат и сестра, после смерти родителей добиравшиеся к родственникам. Ну а Мишка с Митяем – как ремесленники, посланные хозяином на заработки. Это на случай, если их будут искать. Но до той самой глухой мордовской деревни их никто ни о чем не спросил.

       В дальнюю дорогу собирались основательно, для Ульяны закупили одежу и обувку, лошадку. Митяй каждый раз отчаянно торговался даже за копейку, выискивал в товаре одному ему видимые изъяны. И хоть после покупок сокрушенно качал головой, но в душе радовался удачным сделкам. Улька, конечно, принесла лишний приличный расход, но ведь тоже «тварь Божья», не бросишь одну, вон какая слабая. И вспомнил ругательное слово – прынцесса! Так Зосим, бывало, ругнет иной раз  жену. Что оно означало, он не знал, но на всякий случай вслух не произносил. Днем шли с разницей в час друг за дружкой, а к вечеру устраивались на ночлег все вместе.  С появлением Ули им стало гораздо веселее.

       Однажды Мишка не выдержал и спросил у Митяя, почему Зосим бросил его сумку в болото, а их отправил к черту на кулички ждать весны. Митяй не знал наверняка, но скумекал, что, раз все из-за сумки, то надо так ее спрятать, чтоб никто и искать не захотел. Потому и концы в воду во всех смыслах. А с разбойниками им тоже очень повезло, во-первых, потому, что они их не убили; во-вторых, их самих удалось выдать за ребят. В очередной раз подивившись Митяевой смекалке и хитрости, Мишка совсем успокоился – похоже, о подмене сумки знал только он с Зосимом. Сокровище, стало быть, осталось в Кривеле. Мишка совсем не беспокоился за сохранность клада – отец другу доверял, как себе, значит, и у него не должно быть сомнений.

       Как-то, ближе к вечеру, шли по Мордве в глухом старом лесу. Недалеко должна быть деревня, где намеревались попроситься на ночлег за пару монет. Лес к окраине немного поредел, посветлел. Деревья уже не цеплялись друг за друга покореженными, похожими на худые изломанные  руки ветвями. А дорога наоборот стала неровной – с горки на горку – и тряской от переплетенных старых толстых корней. Никого не опасаясь, путники весело болтали, перешучивались. Вдруг за спиной раздался многоголосый птичий гомон и хлопанье сотен крыльев. Туча разных птиц с криком покидала лес. Лошади встали, прядали ушами, собака поджала хвост, уши сложила.

       Мишка пришпорил лошадь, но она поднялась на дыбы, захрипела до пены и не шла, беспокойно вертелась. Остальные лошади тоже вспугнулись, беспокойно перебирали ногами на одном месте, и как ни понукали их, как ни шпорили – не шли ни взад, ни вперед. Мишке было очень тяжело, он старался придержать еще и беснующуюся лошадь Ульяны. После нескольких минут бешеной пляски все лошади одновременно остановились, напряглись и задрожали всем телом, собака заползла в самую гущу лошадиных ног, легла и заскулила. Люди ничего не понимали, но, как говорится, кожей ощущали невидимую опасность, а поделать ничего не могли.

       В лесу стало очень тихо, и сразу все увидели, что слева впереди небольшой бугорок с росшей на нем березой начал медленно приподниматься. Береза закачалась в разные стороны, осыпая сухие веточки, с бугорка посыпался мелкий лесной мусор. Все это сопровождалось не очень громким, но вызывающим мороз по коже звуком, похожим на хриплый приглушенный вздох. А бугор все поднимался, шатая березу, уже показался разрыв с землей. Как вдруг резко опал, но тут земля вздыбилась в другом месте. И опять этот жуткий вздох. Все, наверно, сразу поняли, что выражение – волосы дыбом – не шутка, так как с Мишки ни с того, ни с сего упала шапка. А земля продолжала подниматься и опускаться, время от времени тяжко вздыхая, но удаляясь от кучки насмерть перепуганных путешественников. Похоже, какой-то гигантский червь полз в толще земли, и не преграда ему ни толстые корни вековых дубов, ни сама твердь земная.

       Как только жуткое невидимое чудо углубилось дальше в лес, лошади сами сорвались с места и до деревни, не разбирая дороги, летели так, что у всадников душа из пяток возвращаться и не думала. В деревне еле остановили взмыленных лошадей и сами еле отдышались. Вокруг них сразу собралась толпа ребятни, начали подтягиваться и взрослые. По виду путников выходило, что они пережили нечто ужасное. Но в деревне никто не удивился, а может, их просто не поняли. Люди здесь разговаривали на каком-то другом, немного смешном, но совершенно непонятном языке. Митяй и так, и сяк, и жестами пытался общаться с ними, но не преуспел. Местные слушали их, лопотали что-то по-своему, но уладить ночлег в этот раз не получилось.

       Пришлось устраиваться на околице, у крайнего домишки, все ближе к людям. От пережитого никто долго не мог уснуть. Даже Угадай, в любую минуту ухитрявшийся дрыхнуть, прикрыв огромной лапой нос, носился по околице за мышами. В ход пошли разные байки. Княжичи ничем особым похвастать не могли, а последние приключения пережили вместе. Ульяна свою печальную историю уже поведала, а вот в Митяе проснулся настоящий талант рассказчика. Про родной Кривель он мог говорить часами. Край вроде давно заселенный, а тоже много чудного там происходит. Вот водит в их местах часто. Что такое водит, Митяй толком объяснить не мог, но, кажется, братья Головины и сами на себе это испытали. Только покойница Алена их тогда вывела. А то бы  ходили и ходили по кругу, пока леший не наиграется.
 
       А еще был у них позапрошлым летом и вовсе странный случай. Местные мужики пошли на ночную рыбалку, сети, нереты поставили, костер разожгли. Сели у костра вечерять свежей ушицей и раками. К утренней зорьке ближе, когда поплыл по низине плотный белый туман, спустились двое в лодку по крутому бережку улов проверить. Снасти все были рядышком, не отходили далеко от рыбных мест. А тумана-то на воде и нет вовсе, ясно, ночь лунная выдалась, светло, как днем. Стали мужики снасти вынать, одну, другую. А больше нету! Дальше проплыли – нету сетей и вешек нет, и от неретов тоже ничего не осталось. Огляделись – местность какая-то чудная, заросли вокруг, кусты до самой воды, а вроде не было на их речке такого до самого леса, а к лесу-то давеча не доплывали. Еще проплыли, вешек нет как нет, а берега все больше незнакомые. Да как же это может быть? На речке нашей и захочешь – не заблудишься, ни рукавов нет, ни притоки. Сидят мужики в лодке – диву даются. Вдруг, глядь, огонек средь кустов светится. Сошли тихонько на берег, а там и вовсе чудеса. Хорошо, сразу в открытую не пошли – из кустов глядели. У костра там бесы сидят, песни бесовские поют, смеются. По доске какой-то здоровой кривой ударяют – звон по всей реке несется. Говорят, вроде, по-человечьи, да слов не разобрать. Все почти что нагишом, только срам прикрыт кусочками какими-то, понятно, что есть и мужеского, и бабского полу. Бабы вообще-то не страшные. А вокруг штуки странные стоят на колесах, как у телеги, и с рогами. Много. К одной такой бес подошел, верхом сел, как на лошадь, а она  как заревет, глаз один огромный у ней открылся, да как засияет, ярче солнца. Мужики со страху и ломанулись обратно к лодке, да бесы вслед им саданули по кустам. Ивану больно по спине вдарили. Быстро они сумели уплыть, опять в туман попали, только сдуло его ветерком – глядь, солнышко вовсю, а по берегу и по реке деревенские с крючьями бегают и их по дну ищут. Шутка ли, всю ночь, утро и до обедни пропадали. Мужики диву даются – да как так? Недолго ж они были, рядом плавали. Да никто им не поверил, разозлились деревенские, думали, шутки с ними шуткуют. А потом Иван в лодке штуку странную нашел – длинную и узкую  зеленую, прозрачную, с картинками, больно уж красивую. Она у него в избе в красном углу стоит, кой-кому показывал, и Митяй видел.

       Далее до места добрались без проблем. Разделяться больше не решались. Гаврила Мохов, к которому они пришли, встретил их без особой радости, но всех жить определил и к делу пристроил. Трудно было всем на чужбине с другим народом, еще трудней с языком чудным. Митяй первым освоился – заделался коновалом, да еще каким, всю скотину выхаживал. Мишка плотничал, Олега Мохов везде с собой брал как грамотея. Про «земляного червя» слышали, что случается иногда такое в здешних местах. Говорят, земля так дышит, самого червя никто не видел.

       Впрочем, за рассказами о приключениях ребят мы совсем забыли о Зосиме. А он, придя в Муром, сильно расхворался, и почти месяц его выхаживали люди Данилы Головина. Очень тот сокрушался по семье брата, и едва пристроив гостей, тут же подался в Тверь за его вдовой и племянницами, надо было в Переяславле дела решить. Не было там теперь хозяина.

       А в Кривель Зосим попал и вовсе нескоро, но там все шло своим чередом. По хозяйству ладил Кузьма и здорово со всем управлялся. Рассказал, что дней через десять по их отъезде наведались в село чужие люди. Вроде торговать медной посудой приехали, да странно как-то торговали – не особо. Все больше расспрашивали.

       А Кузьма, он что, он побалакать любит, рассказал, что было приключение, явились к хозяину двое парней чудных, перепуганных, с самого Переяславля пришли. Там всех побили, а они спаслись, не знали, куда идти, вот и побегли туда, где гостили однажды. Зосим им не обрадовался, мало ли у Головина какие дела, а ему и своих хватает. Мальцов обиходили, снарядили, а наутро прям отправились  с хозяином к дядьке ихнему в Муром, пусть уж с ними теперь возится от греха подальше. Поклажи никакой у малых не было, сумка только тяжеленная, так тот, что поменьше, с ней не расставался, аж в баню брал, и уехал точно с ней.

       Продавцы как-то сразу собрались тоже, а Кузьма посмотрел им вслед и сплюнул в пыль. Потом, приставив руку к глазам козырьком, долго смотрел в поле, на самую- самую высоту.

       Да нет, не видать так далеко тоненький стебелек молодого дубка, хоть и привязал он его к хорошему, крепкому колу, чтоб ветра не сломали. Сильные ветра-то тут на юру, самое высокое место, самое сильное.

http://proza.ru/2020/10/25/638