Снежные птицы слетали с ладоней покатых крыш. Ветер подпевал вьюге. Зимой темнеет рано. В чёрном небе не было места звёздам, тесно было тучам, снег летел на землю, на дома. Я с грустью смотрела в окно, ожидая мужа. Он частенько задерживался на работе, а когда приходил, был раздражителен и недоволен. Я его пыталась понять, но ничего не могла изменить. Ему всегда кто-то мешал, то соседи, то ребёнок.
Да и какой могла быть личная жизнь, если рядом с нашей кроватью, притулившись к столу стояла раскладушка, на которой спал четырёхлетний сын, а между раскладушкой и кроватью можно пройти только боком. На кухне одна печь на три семьи. Очередь к плите и к ванной по утрам выводила из себя, а тут ещё вопиющая теснота, и кажется, никакого просвета нет.
В комнате было холодно. Приходила с работы, включала обогреватель, и не выключала до самого утра, на плинтусах лежал иней. Муж во всём обвинял меня, что я не ходила, не добивалась, чтобы мне выделили нормальную квартиру. Но у нас дома не строили, а очередь росла, у кого просить! Вот, наконец-то для наших работников будут строить дом, и в этом строящемся доме я должна получить квартиру. Я хотела обрадовать мужа, мы же столько ждали!
Я услышала, как хлопнула входная дверь и в комнату ввалился Александр.
- Лена, чемодан где? Достань-ка его. Сейчас вещи свои складывать буду,- сказал он, и не раздеваясь, торопливо направился в ванную комнату.
Вскоре он вернулся, держа в руках бритву, зубную щётку и мочалку. Я достала чемодан, который лежал на шифоньере.
- Ты куда Сашенька?- спросила я, и радость которая просилась наружу, закрылась в душе и осталась там, свернувшись в клубок.
- Я ухожу от вас. Надоело!- с холодным пренебрежением сказал он, обведя глазами, ставшими постылыми, эти десять квадратных метров.- Ребёнку помогать не буду, не мой он. Докажи, что мой, тогда может и буду, а так не хочу. Ты его с соседом нагуляла. Я на работу, а ты к нему под бок. А то, что он на тебя похож, так это ширма, за которой ты грех свой спрятала, да сказки на уши вешала!
- Ты что, Сашенька! Я же раньше тебя ухожу на работу! Да как же это так? Сын твой!- возмущённо воскликнула я и, не став унизительно оправдываться, выпалила, будто словами его расстрелять хотела:
- Уходи! Держать не стану. Такое барахло как ты, на свалку выбросить не жалко. А ты, что к начальству не ходил, квартиру не просил передовик хренов? Или ты передовик другого производства? Так иди, не держу, и знать не хочу о тебе ничего, и алиментов от тебя не потребую!
Потом стихла, как будильник, у которого завод закончился, и стала молча наблюдать, как он аккуратно складывает свои вещи в чемодан.
- Что ты не плачешь, на грудь не бросаешься? Вот, значит, как ты меня любишь! Тебе всё равно, что я ухожу, но это и к лучшему. Зачем скандалы и пустые разговоры. Живи одна со своим щенком. У моей Татьяны двухкомнатная квартира есть, да и баба она привлекательная, не чета тебе,- язвительно сказал он, и собрав чемодан, направился к двери.
- Вот и хорошо! Будь счастлив! И не тешь себя, рыдать не буду, и постараюсь, что бы и у меня в жизни всё было хорошо.- собрав силы, с отчаянием сказала я.
Он ушёл под барабанный стук моего сердца, разрушив мой маленький тёплый мир, в котором жила надежда. Он ушёл навсегда, в другую жизнь, где не было места мне и нашему малышу. Я смахнула слёзы, и побежала в садик за сыном.
Придя домой я всей кожей ощутила пустоту. Слёзы до краёв заполнили душу, и в них утонули мои невысказанные слова, моя окаменевшая боль.
- Мама, а где папа?- спросил малыш.
- Папа уехал. Теперь мы будем жить без папы,- ответила я.
- У Пашки тоже отец ушёл. Мамку обидел и ушёл, и Пашке чуть не досталось,- сказал Димка. - А тебя папа не обидел?
- Нет, сынок. Он просто ушёл. Он нас любит, но так сложилось. Ты не переживай, всё у нас будет хорошо,- стараясь улыбнуться, ответила я.
- Конечно мама, ведь у тебя есть я.
Я погладила сына по голове, чмокнула в макушку и пошла на кухню готовить ужин, пока не пришла с работы соседка.
На кухне за столом сидел Ванечка, полненький, белокурый, розовощёкий мальчик шести лет, сын другой соседки и с аппетитом ел компот из абрикоса. Димка, выбежав из комнаты, остановился у стола, за которым Ванечка уплетал абрикосы, и пристально стал наблюдать как Ванечка, со смаком причмокивая, отправлял абрикосы в рот.
- Дай мне попробовать,- несмело пробормотал Димка.
- На,- сказал тот, протянув в ладошке выплюнутую косточку.
- Сам ешь,- обиженно буркнул Димка.
- Малыш, иди в комнату,- строго сказала я.
Димка, опустив голову, поплёлся в свою комнату.
«Господи, как мне надоели соседи и их дети! Никто убирать за собой не хочет, особенно унитаз мыть. Дежурят как попало, плита постоянно грязная, приходится частенько её самой чистить. Скорее бы уже съехать!» подумала я, колдуя над курицей.
- Смотри, какую красивую курочку я приготовила. Сварила супчик и пожарила с луком и морковью. Сегодня у нас в буфете курочку давали, так что готовься ужинать,- сказала я, войдя в комнату, где набычившись сидел сын.
- А я компот хочу,- пробурчал он.
- Завтра куплю сухофрукты и сварю компот. А ты не смотри в чужие тарелки и не завидуй. Мама Ванечки в ОРСе в конторе работает, а я простым бухгалтером в речпорту. Не переживай, ты же у меня мужчина, и из-за компота дуться не по-мужски,- сказала я , обняв сына за плечи.
- Ну, да,- согласился он, и вымыв руки, уселся за стол, и стал уплетать курочку.
Дни раскатились, как горох по вечности, такие одинаковые с привкусом горечи. Я долго не могла остыть от бурлящей во мне обиды. Под окно пришла весна. Талый снег бросился бежать от наступающего на него солнца. В тепле грел ноги озябший май. Вот уже стала проклёвываться листва, не пряча своего любопытства. С Александром я развелась, переболев хандрой и наконец, выгнав из дома тоску, я решила сделать небольшой ремонт в комнате, покрытую плесенью стену у окна вымыть, побелить всю комнату, и окно покрасить.
Я с лёгкостью побелила комнату. «Не столько побелки, сколько перетаскивания мебели с места на место», ворчала я, ставя холодильник к стенке. Когда всё помыла, стала красить окно. Взгляд зацепился за окно напротив. Я увидела мужчину, который с интересом наблюдал за мной. Я сделала вид, что не заметила его любопытства и, закончив красить, пошла с сыном в кино, потом мы долго гуляли по городу.
На следующий день я стала вешать тюль и шторы, и снова увидела молодого человека. Он помахал мне рукой. Я сердито задёрнула тюль. Повесив шторы, я оглядела посвежевшую комнату. Купленную новую кровать для сына я поставила напротив своей. Между кроватями поставила стол. Димка сидел на кровати и рисовал, расположив альбом на стуле.
- Мама, а теперь мы можем пойти гулять?- спросил меня сын, собирая карандаши в коробку.
- А что ты нарисовал?- полюбопытствовала я, заглянув в его альбом.
- Смотри, какой самолёт! Он летит над нашим домом. Вот видишь, тут сидишь ты, а это я за рулём.
- Не за рулём, а за штурвалом,- поправила я, и сказала:
- Гулять, так гулять. Сегодня пойдём в кафе «Мороженое»
- Ура!- закричал Димка, и кинулся одеваться.
Мы вышли из подъезда и увидели молодого мужчину с коробкой конфет. Его тёмные волосы были аккуратно подстрижены, в глубоких серых глазах плавали обрывки неба и позолота весеннего солнца. Он был среднего роста, ухожен, подтянут. Его чуть вытянутое бледное лицо украшала белоснежная улыбка.
- Здравствуйте,- несмело пробормотал он,- это вам.
Он протянул мне коробку конфет, и смущённо сказал:
- Давайте знакомиться, меня зовут Николаем, а вас?
- Меня Лена, а этого мужчину Дмитрием.
- Можно мне пойти с вами и этим мужчиной?- спросил он, кутая меня в теплоту серых глаз.
- Мы идём в кафе «Мороженое»- радостно сообщил Димка.
- Отлично. Значит, идём в кафе,- сказал Николай, и взяв Димку за руку, пошёл с нами.
Так мы начали встречаться. Ходили в кино, в кафе, просто гуляли в парке и нам не было скучно. Разговоры плелись сами собой, и эти лёгкие кружева я уносила с собой, украшая ими оттаявшую от тепла душу. Вскоре Николай перешёл ко мне жить. Про свою маму он сказал, что она умерла, и нет теперь у него никого кроме нас. Он был внимательным, ласковым, Димку всегда забирал из садика, баловал игрушками, гулял с ним. Я не тащила его в загс, да и он не предлагал. Просто жили вместе и нас всё устраивало. Через пару лет мне дали двухкомнатную квартиру в кирпичном пятиэтажном доме на третьем этаже, недалеко от работы. Мы были очень счастливы. Потихоньку купили обстановку, бытовую технику.
Время бежало, махая понедельниками. Вот уже сын пошёл в школу в первый класс. Я взяла отпуск, чтобы отводить и забирать его из школы и на первых порах помочь ему с уроками. Накормив всех завтраком, я проводила Николая на работу, отвела ребёнка в школу, пришла домой и стала готовить обед. В дверь кто-то постучал. «Кто же это может быть?» подумала я, и кинулась открывать двери. Передо мной стояла пожилая полная женщина в синем старом пальто, кожаных стоптанных сапогах и вязаном голубом берете. Она окинула меня презрительным взглядом, примеряя на меня своё негодование.
- Здравствуйте,- сказала она.
- Здравствуйте. А вы к кому?- удивлённо спросила я.
- Я соседка мамы Николая. Её парализовало, а он который год глаз не кажет. Вроде и не старая, а такая беда случилась. Я посылала к нему своего сына. Где живёт не знаем, но он его на работе нашёл. Сын всё ему рассказал, а Николай только недовольно хмыкнул и сказал, что подумает. А что думать! Мать забирать надо! Хорошо, что он хоть адрес свой дал. Вот по адресу и нашла вас. Я целый месяц за Галиной Михайловной ухаживала, но вы знаете, у меня тоже муж, внуки, хозяйство, да и она мне чужой человек. Поговорите с мужем, пусть заберёт мать.
- Он мне говорил, что мать его умерла. Не мог он мать больную бросить! Не мог он от неё отказаться! Он такой хороший, внимательный, голос никогда не повысит, к моему ребёнку хорошо относится,- возразила я.
- Вот негодяй! Матери у него нет! Сколько она с ним возилась! Всё для любимого сыночка. Выучила, образование дала, а он её похоронил! Сволота, а не сынок!
- Он не такой! Как вы можете о нём так говорить! Мы уже почти три года живём, и ничего плохого о нём сказать не могу.
- Три года, это пустяк. Бывает и жизни мало, чтобы узнать человека. Правильно люди говорят, что чужая душа-потёмки. Вы поговорите с Николаем.
- Хорошо,- согласилась я, и закрыла за ней двери.
Беспокойство заметалось в душе. «Не мог он бросить мать в таком состоянии. А может он Ангел с душой Дьявола? Подарок судьбы в красивой упаковке, развернёшь, а там вместо золотого колечка, покусанный ржавчиной кусок железа. Бросил, родную мать, да ещё и живую похоронил! Может зря я так о Николае, ведь ко мне и моему сыну он хорошо относится. Вот понемногу стали деньги откладывать на случай. Остаётся правда немного, но всё-таки. Сейчас придёт, поговорим. Пусть мать забирает».
Я сготовила обед, забрала сына из школы. Мы пообедали, погуляли немного, потом сделали уроки, сын стал что-то рисовать, а я ждать мужа. Ожидание катилось за стрелками часов, спотыкаясь о кочки цифр. Я уже глаза намозолила, следя за их неторопливостью. Наконец охнула входная дверь и на пороге появился Николай.
- Иди мой руки и садись за стол, ужинать будем и поговорим,- сказала я.
- О чём разговор?- спросил он.
Я молча пошла на кухню, положила в тарелки отварной картофель, приправленный укропом и гуляш, налила в бокалы чай, нарезала хлеб. Все сели за стол и стали есть.
- Ну и что ты хотела мне сказать?- прожевав спросил Николай.
- Вот сейчас поужинаем и скажу,- отозвалась я.
Димка, поужинав, побежал собирать конструктор, а я начала разговор.
- Соседка твоей матери приходила. Маму твою парализовало, надо бы привезти её сюда, а там за ней ухаживать некому.- сказала я, видя как лицо его перекосило, будто уксусу хлебнул.
- А как ты себе это представляешь?
- Ну что-то надо сделать, не бросать же мать умирать в одиночестве?
- Поговорю со знакомым водителем, если согласится, то привезу. Конечно заплатить придётся, но что делать. А ты будешь за ней ухаживать?
- Да. Это же твоя мать! А что не так, Николай?
- Если ты будешь за ней ухаживать, тогда постараюсь привезти. Хочешь проблем? На, ешь! - сказал он с каким-то волчьим отчаянием.
Я промолчала. Вечер синей кляксой растёкся по дворам. Из темноты неба проклюнулись звёзды, с любопытством поглядывая на шарик земли. Перезревшая тыква луны, отяжелев, еле катилась по небу. Я уложила сына спать, а сама долго не могла уснуть, удивляясь как безмятежно спит Николай, в то время как его беспомощная мама лежит в одиночестве.
На следующий день я купила кровать для матери Николая, и поставила в комнате Димки. Николай привёз мать в кузове грузовой машины постелив под неё старый ватный матрац и укутав её в стёганое одеяло. Он с водителем на простыне притащили её в квартиру и положили на кровать. Утром я поменяла простынь, обтёрла её худенькое тело, умыла и покормила её из ложечки кашей, а в обед дала протёртый суп с кусочком протёртого мяса и напоила компотом, вечером снова поменяла простынь и покормила макаронами по-флотски, перекрученными на мясорубке, потом постирала простыни, и так я стала делать каждый день.
Отпуск скоро закончился и мне пришлось рано вставать, чтобы всё успеть, собрать ребёнка в школу, маму Николая покормить и привести всё в порядок. Николай к матери не подходил, иногда заглянет в комнату, посмотрит на неё, как хищник на добычу, в глазах злоба светится и ненависть бьётся о стекло его глаз, пытаясь выбраться. Я не понимала такого отношения к матери, разговоры об этом он все пресекал. Эту тайну он держал в клетке своей души, закрыв на амбарный замок.
Вот уже и осень прошла, оставляя за собой мокрые следы. Зима пришла уже в начале ноября, как всегда неожиданно, завьюжила, засыпая опавшие листья, ворча и ругаясь на непослушные ветры. Я пришла в обед домой, и увидела, как Николай складывает в чемодан свои вещи.
- В командировку отправляют на месяц на повышение квалификации,- недовольно пробурчал он.
- А куда?- поинтересовалась я.
- В Красноярск.
- На автобусе, или поездом поедешь?- спросила я.
- Ещё не решил. Я деньги возьму, вдруг дефицит какой выбросят. Ты мне свой размер запиши, а то куплю, а с размером не угадаю.
Я записала ему свой размер туфель и одежды и положила в карман чемодана.
- Тебя проводить?
- Нет, не надо. Тебе ещё мать кормить. Смотри, на работу опоздаешь,- сказал он, закрывая чемодан, надел пальто с чёрным каракулевым воротником, нахлобучил чёрную кроличью шапку, обул ботинки, взял чемодан, чмокнул в щёку и ушёл.
Как-то пусто стало в квартире и на душе. «Не навсегда же, через месяц вернётся», успокоила я себя.
Прошёл месяц. Зима хозяйничала на дворе, то засыпая дороги снегом, то ветром сдувая шапки с мохнатых елей. На площади поставили ёлку. У ёлки стояли снежные скульптуры Деда Мороза и Снегурочки, приглашая всех прокатиться на ледяной горке и поиграть в ледяном замке. У меня было приподнятое настроение, ведь завтра должен вернуться из командировки Николай, я уже пельменей и вареников с капустой налепила, как он любит, и наморозила.
Но пришло завтра и послезавтра, Николая не было. Я решила не изводить себя нелепыми предположениями, отпросилась на часок с работы и пошла на работу к Николаю. Он работал на лесоперевалочной базе мастером. Зайдя в отдел кадров, и увидев молодую работницу, я спросила:
- Здравствуйте. Когда кончается командировка у Лёвчикова Николая Васильевича?
Она замерла, подняв на меня удивлённые глаза.
- Лёвчиков уволился месяц назад, а где работать собрался не сказал, да и я не интересовалась.
- Он случайно не уехал?
- Не знаю. Может и уехал. Я же вам сказала, что я не интересовалась его дальнейшей судьбой. Так что не могу вам ответить где он работает и где живёт,- сказала она, и уткнулась в бумаги, дав понять, что разговор окончен.
«Бросил! Он меня бросил!» кричала душа, наполняясь отчаянием. «Сказал бы, что уходит, я бы не волновалась, не ждала. А то так трусливо сбежал! Я первого своего мужа не держала, и его бы отпустила. Дело, наверное, в матери. Не хотел мать забирать, ведь это такая обуза для жены!» подумала я, и так мне себя стало жалко! Обида накинулась на мою изболевшую душу, и трепала её как ветер, повешенную на верёвку, тряпку.
После работы, я пришла домой и зайдя в комнату где лежала мать Николая, тихо сказала:
- Галина Михайловна, ваш сын бросил и вас, и нас.
Я увидела, как повлажнели её серые глаза, задрожали губы. Я взяла её за руку, погладила по голове.
- Не желайте ему плохого. Пусть живёт как хочет. Я вас не брошу. Всё бывает в нашей жизни. Главное – жить,- сказала я, и почувствовала жалость к этой брошенной женщине.
На следующий день её не стало. Сердце остановилось. На похороны Галины Михайловны пришли соседи и мои сослуживцы. Девчонки помогли мне приготовить поминальный ужин, потом убрать со стола и помыть посуду.
Убрав в комнате, мы молча сидели с Димкой на кухне прижавшись друг к другу. Уложив ребёнка спать, я долго смотрела в густую холодную темноту окна, пытаясь разглядеть за обвислым животом набежавшей тучи свою счастливую звезду.
Дни покатились снежным комом в туман прошлого. На дворе лютовал мороз. Ледяное белое солнце ярко светило в окна. Все готовились к Новому Году. Мы с Димкой собрались в магазин за фруктами, с обеда должны подвезти. Пошли пораньше, чтобы занять очередь. Заняв очередь, я отправила Димку домой. Что здесь стоять три часа! Перед обедом всю очередь выставили на улицу. Замёрзших и злых нас запустили после окончания обеда.
- Давать по два килограмма в руки!- крикнул кто-то из толпы,- А то всем не хватит!
«Хоть бы Димка прибежал, а то заиграется и забудет», подумала я, поглядывая на двери. Очередь стала потихоньку двигаться, давали по два килограмма яблок, два килограмма мандарин и по одной банке абрикосового компота. Наконец я увидела Димку и вздохнула с облегчением.
- Ты что так долго?- спросила я запыхавшегося сына.
- Мама, у нас гости,- ответил он.
- Кто же это решил навестить нас?
- Дядя Коля,- промямлил он.
Мы купили фрукты, две банки компота и вышли из магазина. Увидев нас, Николай кинулся нам навстречу.
- Мама, вон Павлик! Можно я с Павликом поиграю?- радостно зазвенел голос сына.
- Можно, только далеко не уходи,- строго сказала я.
- Ну, здравствуй, Леночка. Может тебе помочь? – спросил Николай, потянувшись за сумками.
- В помощи чужих мужиков не нуждаюсь,- грубо ответила я.
Он в растерянности посмотрел на меня и сник, как нашкодивший пёс.
- Мне Димка рассказал, что моя мать умерла. Знаешь, я даже не огорчился. На краю жила, по краю ходила, оступилась - и нет её. Леночка, прости меня, я жалкий трус. Спаси меня от меня. Спросишь, почему я от тебя ушёл? Из-за матери своей. В детстве, да и чуть старше, наказывала она меня жестоко, за враньё тапком по губам била, а тапки грязные, вонючие. Однажды варежку потерял, так два часа в холодных сенках отстоял. Не любила она меня. За тройку ремнём била или ладонью по щекам хлестала, для меня это было так унизительно, уж лучше ремнём. Возненавидел я её, хотя она мне помогла техникум закончить, деньги постоянно посылала, да разве за деньги любовь купишь! А тут привёз её, и ненависть, пропавшая в тумане дней, вдруг забурлила, ища выход. Я смотрел на это бледное лицо, в эти высохшие колодцы глаз, в которых я уже не видел света и радовался. Представляешь, радовался! Мне хотелось задушить её, вот этими руками, взять и задушить, чтобы не читать в её глазах молчаливой злобы. Поэтому собрался и ушёл от греха подальше. Осознаю, что нехорошо ушёл. Вроде с Маринкой у нас всё сложилось, но сегодня, я пришёл с работы, конец года, понимаешь, на пару часов вызвали, а просидел до обеда, так вот, прихожу, а она пьяная с подругами веселится. Я подруг её выпроводил, а она возьми и ударь меня наотмашь по щеке. Тут такая ярость меня накрыла, света не видно стало, душа взорвалась. Сразу мать перед глазами увидел, её ядовитую ухмылку, и со всей силы ударил жену в лицо. Из глаз её вывалилось удивление и глаза такими пустыми стали. Я её табуреткой ударил по голове и так её отметелил, что самому страшно стало. Я не хотел её убивать, так получилось. Спаси меня от меня. Разреши у тебя немного пожить, пусть душа успокоится. Прости меня, ведь я до сих пор тебя люблю,- сказал он, ища сочувствия.
Я слушала его и с ужасом понимала, что это ничтожество и есть тот самый Николай, такой заботливый и ласковый. Его отчаяние хотело влезть в мою душу, но я закрыла двери своей души, и оно свалилось у дверей, истошно вопя.
- Нет, Николай, ты обратился не по адресу. Тебе надо в милицию. Ты хотел отыскать рай в аду страстей? Судьба вместо пряника, кнутом ударила? Когда жила с тобой, думала, что живу за каменной стеной, оказалось за кучей навоза. И такое бывает. Четырнадцатого января маме твоей сорок дней будет, помяни, хотя в тюрьме вряд ли получится,- с брезгливостью сказала я, и позвав Димку, мы направились к своему дому, оставив его со своей бедой, которая повисла у него на шее, целуя его бледные исхудавшие щёки.