Кафе Неринга

Хона Лейбовичюс
Кафе «Неринга»

     «... Ещё в шестом десятилетии прошлого века в городах Литвы началось развёртывание сети новых предприятий общественного питания с оригинальным интерьером, ассортиментом блюд, более высокой культурой обслуживания. Литва скоро стала лидером в этой сфере и стала известна этим не только в СССР, но и во всех соцстранах. Проектами предприяий общепита занялись известные архитекторы. Одним из первых результатов их работы стало кафе «Неринга. ...»  (из газетного обзора)

     Выдающийся по своей художественной ценности проект, явившийся и социокультурным и кулинарным и даже неким клубным явлением, «Неринга» стала культовым заведением. В силу своей художественной уникальности, высокой культуры обслуживания, ассортимента и кулинарных достоинств собственной кухни, «Неринга» сформировала специфический контингент посетителей, проводивших в её стенах многие часы своего досуга на протяжении долгих лет. Ничуть не будет преувеличением сказать, что именно в её интерьере этот контингент рождал некие революционные идеи, новые свежие и смелые мысли, делал открытия и находки, и она часто упоминалась в центральных СМИ, в печати крупных городов и национальных республик.

     Некую характеристику, которую с полным правом можно отнести к «Неринге», дают слова Ильи Эренбурга, сказанные им о знаменитой парижской «Ротонде» в  книге «Люди, годы, жизнь»: «Ротонда» напоминала не вертеп, а сейсмическую станцию, где люди отмечают толчки, неощутимые для других. В общем, французская полиция уж не так ошибалась, считая «Ротонду» местом, опасным для общественного спокойствия…»
 О «Неринге» написано много слов, статей и заметок. Воспоминания, мемуары, обзоры общественной жизни Вильнюса упоминают известных и знаменитых людей, представителей вильнюсской богемы – местных завсегдатаев «Неринги» и приезжих звёзд, оказавших ей честь своим посещением, и сами эти посетители оставили воспоминания отдав дань самому кафе и людям с которыми там встречались. Я же не буду перечислять здесь имена знаменитостей, интересных и курьёзых субъектов и обстоятельства, при которых моей скромной персоне на отрезке с 1960-го года по 2000-й посчастливилось с ними пересечься.

     Как писал Хемингуэй в «Празднике, который всегда с тобой»: «Завсегдатаи кафе «Купол» и «Ротонда» никогда не ходили в «Лила». Они никого здесь не знали, и никто не стал бы их разглядывать, если бы они все-таки пришли. В те дни многие ходили в кафе на перекрестке бульваров Мон-парнас и Распай, чтобы показаться на людях, и в какой-то мере эти кафе дарили такое же кратковременное бессмертие, как столбцы газетной хроники.»
Расскажу лишь, каким путём, будучи четырнадцатилетним щеглом я в 1960-м году впервые переступил её порог. Одноклассница Вера Шиндерите рассказала, что её брат - известный пианист Саша Шиндерис играет в новом модном кафе на проспекте – «Неринга» называется, и мы несколько учеников класса пошли послушать его джаз. Шиндерис был чрезвычайно лиричным исполнителем, проникновенные мелодические пассажи которого никого не не оставляли равнодушным. Да и сама «Неринга» в свои тогда младенческие годы где-то соответствовала тому настроению, и Саша был неоъемлемой частью её. Немало было таких, у кого его игра вызывала сильнейшее душевное волнение, вводила в некий сладостный транс. Сегодня из посетителей и завсегдатаев «Неринги» остались единицы тех, кто слышал, разглядел и помнит мятущуюся горячую душу его музыкального таланта.
Позволю себе привести некоторые цитаты из моих ранее написанных произведений. Они имеют непосредственное отношение к повседневной жизни «Неринги».

     «...Каждый день или вечер в  кафе «Неринга», считавшемся тогда одним из лучших и самых модных в Союзе и почитавшимся  творческими знаменитостями Ленинграда, Москвы и других союзных столиц, был для меня и друзей обычным как бы клубным ритуалом и до призыва. По вечерам в «Неринге» играли тогда уже известные джазовые исполнители Ганелин, Тарасов и Чекасин. Придя в любое время, там всякий раз мог встретить знакомых и друзей и вообще людей своего круга. Собирались известные в обществе люди искусства, поэты и музыканты, профессура. Со многими из них мои друзья или я были накоротке знакомы, и от них, в немалой степени, учились мы пониманию красоты и достоинства, черпали эстетические премудрости и эрудицию или нащупывали свой путь. ...»1

     «... По вечерам  вторника не работала «Нерингa». В противном случае весь основной состав пляжной тусовки сидел бы в ней. Песен бы не пели, зато Славик Ганелин - клавишные, Гриша Талас - контрабас, Саша Мельник – ударные и Вова Гильман - тромбон, позднее Володя Тарасов – ударные и Володя Чекасин – саксофоны и кларнеты и другие - все вместе и вразброс играли джаз. Джазовая музыка была там неотъемлемой частью вечеров. Не будет преувеличением сказать, именно «услаждала слух» виртуозная игра Саши Шиндериса, полная и тонкого пианизма, и страстной души. Его потрясающей лиричности палитра никого не оставляла равнодушным, трогала душевные струны, вызывая самозабвенные вибрации, бывало даже выдавливала слезу. Смелый, искрящийся интеллектом модерн и авангард трио Ганелина, игравших там на постоянной основе, друзья были готовы слушать не замечая тока времени. Там и только там, только та часть Империи - Междуречье с его алтарями свободомыслия, одним из которых являлась «Неринга», были той планетой, тем материком, «где так вольно дышит человек». «Нерингa» была своебразной Меккой междуреченского свободомыслия, ничего общего не имевшего с советским историческим и идеологическим нарративом тех времён и сохраняла мощный свой запал долгие годы.

     Кафе ресторанного типа, как было написано в меню, благодаря интерьеру, воплощённому высоким искусством архитекторов братьев-близнецов Насвитисов и собиравшейся там избранной публике, слыло одним из лучших и, едва ли, не самым модным в Союзе. Посещение «Неринги», почитаемой творческими знаменитостями Ленинграда, Москвы и других союзных столиц, было для друзей обычным, как бы клубным ритуалом. Завсегдатай, придя в любое время, всякий раз мог застать там знакомых, людей своего круга и друзей, предватительно не договариваясь. Туда ходили в «окнах» между лекциями, в выходные и во время студенческих каникул по три раза в день. Те, что трудились или служили в центре города бывали там после работы, до работы к завтраку и в обед. Сёма Йосман жил на улице Гиедрио в километре от «Неринги» во дворе, смотревшем своей подворотней на боковую стену Доминниканского собора. В определённое время он уходил домой поесть и возвращался в кафе после каждого приёма пищи, три раза в день. Действительно, в каком-то смысле, «Неринга» и являлась клубом, благодаря и вопреки своду, как официальных установок, так и принятых неписанных правил, и негласно устоявшегося порядка, доминировавших в системе объединений и трестов советского общепита.

     Всем было известно, что в «Неринге» велась тотальная прослушка и запись разговоров посетителей, и все знали где находилось записывающее устройство (магнитофон). Известно было, что включает и выключает его швейцар. Не знали только куда вмонтированы микрофоны. Случайные посетители, в отличие от завсегдатаев, вынуждены были стоять на улице у дверей кафе и ждать оказии, когда «всесильный» швейцар снизойдёт. Всесильным швейцаром служил человечек по фамилии Турба, который заступал на свой ответственный пост после основной работы слесарем на заводе Электросчётчиков. Некий всем знакомый с вечно испуганным лицом и грустными глазами, папа которого был известным архитектором, построившим общественные здания в центре города, Митя Казаринский - парнишка не без юмора назвал процесс стояния массы людей у дверей кафе масТУРБАцией. Митя в ранние юношеские годы стал известен центральной тусовке тем, что распевал на «броду» рок-н-роллы, и за это его задерживала милиция. Женившись, называл свою супругу не иначе, как Наталья Николавна (жена А.С. Пушкина) и сделался, в конце концов, ювелиром. Скандалы и жалобы на то, что места есть, а людей из очереди не пускают в то время, как перед другими двери беспрепятственно отворяются, требования позвать метрдотеля ничего не изменяли. Метрдотель спокойно и уверенно заявлял, что места резервированы, заказы авансированы, и кафе ждёт своих заказчиков, которых и впускают. На самом деле Заводила догадывался, что действовавший искусственный отбор был одобрен и поощрялся КГБ, и швейцар с метрдотелем получали оттуда соответствующие инструкции. Суть была в том, что с помощью проводимой селекции, отбирались посетители, которых имело смысл держать под колпаком и знать «чем дышат», какие тенденции. «Какие ветры дуют?»,- вопрос, всегда интересовавший мерзейшего типа в чине капитана конторы Раймондаса, бывшего однокурсника одного из друзей Заводилы. Для некоторых, особо «интересных» лиц даже сохраняли места, которые они ежедневно привычно занимали, тем самым локализуя наблюдение и прослушку групп, благо это никак не влияло на экономические показатели заведения. Оно было суперпопулярно и в любом случае полностью заполнялось по-разному «нужными» конторе людьми, наблюдаемыми внештатными сотрудниками, стукачами и провокаторами.

     Созданные вездесущей советской охранкой более чем неприятные обстоятельства были на том этапе жизни осознаны, приняты как данность и не отвращали этих людей от посещения клуба. Люди всячески выявляли стукачей и доносчиков, использовали определённые коды, завуалированные фразы и скрытые за ними понятия, названия, имена и фамилии. Никакая советская комунистическая пропаганда, никакие методы принуждения и репрессии не возымели сколько-нибудь значительного влияния на мысли и думы, на менталитет и мироощущение культурного слоя Междуречья, на их эстетику и внутреннюю свободу. В головах своей элиты Междуречье никогда не было и не стало советским. Это наглядно показал процесс развала совка, навязанного тамошнему народу и прожившего ничтожный в истории срок - чуть более семидесяти лет, а в Междуречье и того меньше - пятидесяти. Собирались в клубе «Нерингa» публично уже признанные диссиденты, а также ещё в голос не прозвучавшие, известные в обществе люди искусства, поэты и музыканты, профессура. Со многими из них друзья были знакомы и от них, в немалой степени, учились пониманию красоты и достоинства, сути происходивших в обществе, стране и мире явлений, черпали эстетические премудрости и эрудицию, а некоторые нащупывали свой путь. Приезжали и посещали эту «Мекку» Бродский, Высоцкий, Вознесенский и многие другие звёзды того же масштаба. Друзьям посчастливилось в «Неринге» пообщаться и провести время в застолье с Владимиром Высоцким. ...»2

     «Неринга» вкусно кормила свой постоянный контингент и случайных посетителей. Среди арсенала обычных вкусных и качественных блюд готовила необыкновенно исключительные, ставшие её брендом. Таким был излюбленный недорогой хит «картофельные рожкИ с грибным соусом», изготовленные из картофельного пюре, начинённые печёночным паштетом, панированные и жареные в масле. Грибной соус к ним не был одним протёртым грибом, пассерованным с мукой, но состоял из обилия, с мукой же пассерованных мелко нарубленных грибочков, похрустывавших на зубе. Сначала грибной соус к ним подавался в соуснице, потом его стали подливать в блюдо, что не отразилось на качестве. Рожок похрустывал и таял во рту, стоило лишь легонько придавить его языком. Вторым популярным хитом был несомненно «Бефстроганов». Мясная говяжья масса была настругана такими равными оптимальными по величине продолговатыми ломтиками, будто по линейке, идеальная консистенция соуса, а нарезанный соломкой картофель фри с пылу с жару подавался в отдельной металлической тарелке. Это был эталон. Подобного нерингскому «Бефстроганов» не едал я нигде и никогда. Инженеры парижане, налаживавшие французского производства высокотехнологичную аппаратуру на «Сигме»3, отведав его признали, что в Париже подобное найти весьма нелегко, ибо редкость есть таковой. Котлеты по-киевски, котлеты «Неринга», бифштексы по-английски с желаемой степенью прожарки и «географической» поверхностью, на которую кладёшь кусочек сливочного масла и чуть соли и перца, сочные свиные карбонады с жирком по краю, блинчики с творогом и вареньем из чёрной смородины и прочие горячие блюда, все были в разной степени хороши. Насмешкой был бифштекс из рубленой свинины с яйцом, ибо такого рецепта в природе не существует, но охотно ели и его, знать дёшев был и съедобен. Хороши были и холодные закуски: салат оливье в строго выдержанных пропорциях по классической рецептуре, холодная отварная говядина под хреном, язык говяжий под майонезом. Майонез в те времена был остродефицитным продуктом, и не от «хорошей  жизни» кухня «Неринги» изготавливала его сама. Её майонез, до которого фабричному по вкусу и качеству далеко, был превосходен и настолько вкусен, что некоторые завсегдатаи просили его и к другим блюдам. Кухня и клала его в меру, дабы подчеркнуть и усилить гамму, но не затем, чтобы, злоупотребляя и перебарщивая, загасить не совсем качественный привкус блюда. А взбитые сливки «Неринги» со свежей клубникой славились на весь Союз, и гостившие в Вильнюсе москвички и ленинградки готовы были ежедневно по нескольку раз ими лакомиться, а мне привозили килограммовый кулёк обожаемых мною чёрных вяленых маслин.   

     Среди ряда баек, слухов, забавных курьёзов бытуют и ставшие чуть ли не легендами вымышленные свидетельства и нередко просто ложь некоторых персон, в какой-то короткий период своей жизни просиживавших в «Неринге» штаны, и бездельников, имевших неограниченно свободное время и не знавших куда его девать. Сегодня они пытаются представить себя в роли знающих всех и вся летописцев или как ядро, вокруг которого там всё крутилось и вертелось, привлекая и свой узкий круг поддакивающих, чтобы вместе заявить о своей якобы причастности и попасть в анналы, мерцая в лучах ореола знаменитой «Неринги». Не сделаю открытия, если скажу, что любой «кабак» «при всех прочих ...» делает публика, и ею в стенах «Неринги» была создана уникальная культурная среда, описать которую задача архитрудная, поскольку сиюминутна здесь и сейчас, она состояла из непосредственного живого общения с интеллектуальной элитой, из шуток, рассказов, анекдотов и спонтанного юмора, в которых всё и варилось. Каждый вечер звучал джаз, играли известные музыканты, оттачивали своё импровизационное мастерство, и некоторые стали мировыми звёздами. Но они же были и частью её души. В «Неринге» не было принято танцевать, что наложило свой отпечаток и не дало стать ей увеселительным шалманом пьяного праздника для плебса. Но ничто не вечно под луной! Так и Spirit «Неринги» свой дух помаленьку испустил. Первый удар был нанесён запретом курения в ней. Удар далеко не явился определяющим, но достаточно значимым; всё же многие заядлые куряки стали в ней показываться гораздо реже. Второй сказался после текучей смены обслуживающего персонала, ведущих работников кухни и привычного контингента. По мере того, как люди покидали сей лучший из миров, разъехались в разные города и страны мира, их заменяли другие с иной ментальностью и эстетикой, и они делали «Нерингу» другой. Третий удар –решающий пришёлся на лучшие общественно-политические времена, но коммерциализация непременно откусила свою живую «кровавую» долю, и, как ни странно, ни духовную, ни кулинарную эстафету «Неринга» удержать не смогла. Пошли приватизация, продажи, перепродажи, хотя ремонты каждого нового владельца не попортили внешнего блеска её интерьера. «Неринга» сегодня интересна лишь людям старого круга, посещавшим её в интервале 1960-1990 гг., как ностальгическое воспоминание о вильнюсской жизни, являясь одним из его важных символов и воплощением сантиментов к прошлому. В её стенах уже давно не проводят свои дни её старожилы, но изредка их можно там встретить, когда в Вильнюс наведываются израильтяне и американцы – бывшие его жители. Они, ностальгируя, по старой привычке назначают встречи с оставшимися родственниками, друзьями и одноклассниками именно в «Неринге». Окончательно, существовавший имидж, её доминировавшая в сознании завсегдатая клубная концепция рухнули, совпав с переходом в ХХI век. Вспоминаю конец лета 2000 года, когда из Израиля приехала на побывку подруга и одноклассница, всё та же Вера Шиндерите. В сей памятный раз мы зашли в «Нерингу» с сыновьми. Там не только веяло чужим совсем не нерингским духом, но и пища впервые сильно разочаровала. Картофельные рожкИ оказались ватными и ничуть не хрустели, грибной соус словно жидкая манная каша. К сожалению то не было разовым невезеньем. Бефстроганов состоял из каких-то неопределённой формы обрезков в подёрнутом остывающей плёнкой соусе, и картофель стали к нему подавать не соломкой и не жареный. Кормить постояльцев гостиницы - сегодня это главная её цель и базовая функция, и все горячие блюда европейской кухни, представленные в ней, имеют один и тот же стандартный привкус, как и сама сегодняшняя, за кисеёй внешнего шика довольно пресная красавица «Неринга». Параллельно существовал ещё и нерингский буфет на втором этаже гостиницы, где также кормили завтраками, давали поужинать и, если выпить, то и недурственно закусить. Камерное тихое и приятное место, всё-таки подсвеченное отблеском главного светила.

Примечания:

1. Отрывок из рассказа «Война, pro et contra»;  http://proza.ru/2016/12/17/58;
2. Отрывок из рассказа «Алтари Междуречья»;  http://proza.ru/2018/07/12/1090;
3. Производственно-техническое объединение вычислительной техники «SIGMA», контролировавшее до одиннадцати предприятий электронной промышленности Литвы.