“Макаряныч! Тебя к дежурному по части вызывают. Срочно! - крикнул дневальный, заглянув в "ленинскую" комнату.
Сидящий за столом у самого окна солдат в застиранной, выбеленной хлоркой хэбэшке, приподнял голову. С явной неохотой оторвал взгляд от глянцевого военного журнала. На обложке красовался МИГ-31, как раз для обложки дембельского альбома. Давно такой вот искал, роясь в старых подшивках.
“Чего такого стряслось? На кой хрен и кому я там понадобился в личное время? - пробурчал потревоженный “дед”. Он только неделю перешёл в эту уважаемую категорию и всем видом подчёркивал значимость нового статуса.
На улице, прогретой ласковым весенним солнцем, было почти жарко. Не спеша поднялся по ступенькам штаба, небрежно козырнул знамени части, направился к нужной двери. Постучался и, получив разрешение, вошёл.
“Товарищ капитан! Ефрейтор Макарян по вашему приказанию прибыл, - доложил по уставу и только теперь боковым зрением увидел ещё одного человека в кабинете. Кроме заместителя командира части по воспитательной работе, поодаль, за спиной вошедшего, сидел незнакомец. В штатском.
Хозяину кабинета, капитану Славину, было явно не по себе. Обычно смешливый и самоуверенный офицер беспрестанно поправлял форменный галстук, трогал крючковатый нос, барабанил по столу пальцами, покашливал. Пауза затягивалась.
“Ефрейтор! Тут с тобой хотят побеседовать. Отвечай на все вопросы этого товарища, - повёл подбородком в сторону штатского. - Как есть, говори, понял? Товарищ из органов, расследуют дело одно”, - быстро проговорив это, капитан вздохнул с явным облегчением. “Можешь присесть”, - и указал рукой на свободный стул.
Макарян примостился на краешек, всем видом выказывая недоумение и готовность к искренним ответам.
“Ивантеев, старший лейтенант Октябрьского ОВД, - представился незнакомец. - Прошу рассказать подробно, чем вы, ефрейтор, занимались вечером 17 и в ночь на 18 марта этого года”, - чеканил он даты, не отрывая взгляда от лица солдата.
Глаза того были пусты. Лишь как от нервного тика повело вниз левый уголок мясистых губ. И чуть дёрнулся острый кадык.
Ефрейтор опустил взгляд в пол. Секунду помолчал, как-бы вспоминая, уточнил, а какой это день недели? Достал свою записную книжку, полистал странички. Потом начал монотонно рассказывать про распорядок дня, утренний развод, назначение в караул и так далее.
Время от времени заискивающе поглядывал на капитана. После одобрительных кивков, продолжал дальше казённо бубнить про поставленную задачу по охране объекта, нахождение на посту и отсутствие происшествий во время несения караульной службы.
Отчитавшись как прилежный ученик, получил от Славина поощрительную улыбку. “Вот видите, товарищ старший лейтенант, - обратился тот к оперу. - У нас полный порядок, муха не пролетит”.
Похоже, отец-командир прямо расцеловать был готов прилежного ефрейтора. Ещё бы, ведь тот почти слово в слово повторил ранее озвученные письменные рапорты начальника караула Давинчука и разводящего Кириллова про интересующее милицию дату и время. Хотя хорошо знал, что те, как падлы, беззастенчиво врут.
Уже на следующий день “свои” люди донесли капитану, что сладкая парочка тем вечером забила на службу с прибором и всю ночь жрала в каптёрке водяру. Друзей поминали, расп…и. Какая там нах проверка караула? Отымел он этот дуэт наутро по полной, ещё тёплых. За малым в комендатуру тогда не сдал, но пожалел. Не их конечно, а небольшой гешефт их общий, с Давинчуком. Теперь держаться надо…
Старлей протянул руку к блокноту ефрейтора. Тот быстро глянул на капитана, дождался кивка. Книжица в потрёпанном переплёте мелко подрагивала в руке солдата.
Опер, не отводя взгляда с покрытого бисеринками пота лица Макаряна, взял блокнот. Полистал, вчитываясь. Ничего. Обычная записная книжка солдата. Адреса сослуживцев, даты написанных и полученных писем. Заметки по нарядам, караулам. Одно насторожило: среди адресатов - ни одного женского имени. Поднял глаза.
Ефрейтор мгновенно вновь уставился в пол.
“Отчего же ты так потеешь, дружок?”, - Ивантеев внимательно рассматривал парня напротив. - Знаешь ведь что-то. И врёшь. Явно. Покрываешь кого-то. Или себя?”
Старлей проводил опросы уже в четвертой воинской части. Начал с дальних по периметру, постепенно приближаясь к тем, что располагались ближе месту убийства. Несколько человек видели какого-то солдата вечером в том районе. Но только издали. Да и жертва была задушена широким ремнём…
Военные относились к расследованию сдержанно. Вроде пониманием, но как-то не горели желанием разбираться. Конечно, отвечали сразу, что органам всегда поможем. Но дальше слов дело не шло. Никому не хотелось проблем. А как на "погоны" давануть, чтобы подсуетились? Армия была сейчас в фаворе. Вся страна ожидала наведения порядка, чтобы жить не страшно было от террористов. Вот и вели они себя как хозяева. Через губу. Вообще повезло, что разрешение дали милиции поработать с личным составом.
Но тут, чувствовал опер, есть что-то горяченькое. “Парень хоть и держится неплохо, но явно нервничает. Капитан слишком суетлив, не по делу. Госпиталь караулила именно эта часть. Нужно дожимать”, - его охватил охотничий азарт загонщика.
Начал задавать вопросы, интересоваться деталями, старался поймать ефрейтора на противоречиях
Но «зверь» тоже был готов. Не сделал ни одного лишнего движения. Не издал ни малейшего постороннего звука.
Эдик уже понял, что не сдадут его. И разом успокоился. Задвинул зад поглубже в сидушку стула, перестал трясти коленом. Отвечал односложно, с паузами. А минут через двадцать с начала беседы оторвал наконец-то взгляд от дощатого крашеного пола и уставился выжидающе на оперативника.
Потом посмотрел на капитана: “Товарищ капитан, могу я идти в роту? Скоро ужин, минут сорок ещё есть. Хотел успеть сегодня молодых подтянуть. По воспитательной части. Боевой дух поднять. А то трясутся, боятся, что в Чечню отправят”.
Опер почувствовал перелом в беседе. Боец явно пришёл в себя и начал наглеть. “ Вот же сучонок. Теперь его просто так не расколоть. Нужно через прокуратуру действовать. Допросить его по форме. Опросить сослуживцев. Пугнуть сроком за ложные показания. Обычными ОРМ* (Оперативно-розыскные мероприятия) тут не обойтись. Чужая территория, мать их…”
Ивантеев молча протянул обратно записную книжку с убеждением, что этот чернявый точно его клиент. Хоть и боится, но никуда не денется. Сбежать перед дембелем мог решиться только полный идиот. Этот же субчик на такого не похож. “Вишь, как взглядом кольнул напоследок”.
Капитан был откровенно обрадован возможностью окончить беседу и с облегчением отпустил ефрейтора Макаряна обратно в роту. Спустя пару минут, за сыщиком также мягко закрылась, обитая коричневым дерматином дверь. Офицер дождался доклада дежурного по КПП, что настырный гость покинул часть. «Все обошлось, похоже, вот и ладненько». И на следующий день Славин уже забыл напрочь про визит в его часть сотрудника милиции.
А старший лейтенант уголовного розыска с коллегами ещё долго отрабатывали версию убийцы - срочника. Опросили Дарью, продавщицу из ларька. Та помнила позднего покупателя пива. Но не его самого, а что он брал - «Балтику девятку”.
“Нет, в лицо не помнит, в узкую форточку видела только глаза. И руки. А на хрен он ей нужен, алкаш этот, у неё муж есть! Да, без шапки, кажется. Так уже и не мороз ведь. Солдат? Да вы что? Не положено солдатам продавать спиртное, хозяин предупредил сразу!” так ничего толком и не добились от разбитной девахи.
Бутылок от “Балтики” тоже нигде поблизости не нашли. Видно в пакет все сложил и бросил потом в какой-нибудь бак.
Вокруг тела жертвы, заваленного ветками и мусором, были найдены следы от сапог. От одной пары, 40 размера. Похоже, что тоже солдатских. Нужна была экспертиза обуви, а как до неё довести, если руки «связаны» и помощи от вояк никакой? Вот районный прокурор и отказал в возбуждении дела за недостаточностью улик. Тогда “зависло” это убийство. На долгие годы…