Так уж получилось, что этой весной Татьяна припозднилась с переездом из города в деревенский свой домик, привычно называемый «дачей». Снег уже две недели, как сошёл, и пашня по ту сторону трассы парила под ярким апрельским солнцем, пробуждая давние, самые первые детские запахи, когда земля по ребячьему росту была тогда совсем рядышком и ощущалась просто радостью, непонятно почему наполнявшей всё её маленькое существо.
Выйдя из автобуса, она привычно окинула взглядом улицу. Всё, как прежде. Хотя, у Давыдовых появился новый забор из зелёного, ходового ныне, металлопрофиля. У дома Серёгиных – штабеля из красного кирпича в упаковке, строиться, видно, собрались.
Взгляд скользнул дальше и остановился возле домика «переселенцев». Больше двух десятков лет живут, а всё – «переселенцы»
для тихой нашей улочки. Тоже – новость! Нет на месте старухи. Той самой, которая давно стала необходимым атрибутом, принадлежностью «архитектуры» этого небольшого старого деревянного домика.
- Что-то, бабушки не видно, - окликнула Татьяна соседского Володьку, отпружающего воду от калитки своей.
- А её давно, перед Новым Годом ещё, похоронили.
- Вот оно что!
***
С жителями этого дома, которых стронули с далёких насиженных мест лихие 90-е, Татьяна знакома не была. Да, и держались они - наособицу. Однако, вызывала недоумение, а то и оторопь, старуха. Обычно, она появлялась на лавочке перед домом в первых числах апреля, едва начинал сходить снег, и покидала её с первыми морозами.
Нечаянное знакомство с нею случилось у Татьяны года три назад.
В последних числах октября приехала тогда она на дачу, чтобы посадить под зиму чеснок. Порывшись в сумке, с досадой обнаружила, что оставила дома ключи от ворот. Придётся часа полтора ждать приезда дочки, с которой они условились встретиться здесь после работы.
Татьяна растерянно оглянулась по сторонам. На улице – ни души. Лишь, на скамейке под развесистой рябиной у дома «переселенцев», словно нахохлившаяся серая птица, под своим нелепым пляжным зонтом, сидела старуха. Татьяна нерешительно направилась к ней.
- Здравствуйте! Не помешаю?
Старуха оказалась сухонькой, лет восьмидесяти, небольшого росточка, с приветливыми светлыми глазами на загорелом, дублёном ветрами лице.
- Присаживайся, - пригласила она Татьяну и просто добавила, - меня Михеевной зовут. Ноги у меня, дочка, отказали. Вот и посиживаю тут на лавочке, пока тепло, чтобы девчонкам своим не мешать. У них, у взрослых – хозяйство. У маленьких – музыка. В домишке-то, тесно.
- Я гляжу, Михеевна, и непогода Вас не страшит.
- О, я с молодости закалённая. Из первых целинников. Может, помнишь, по радио пели - «Едут новосёлы по земле целинной, песня молодая далеко летит …». У меня и медаль есть за освоение целинных земель.
Помню, только и разговоров тогда было в 50-х – про целину. Мы с подружкой и загорелись тоже – по комсомольской путёвке! Было нам по 20 лет. И ещё признаюсь, после войны, женихов в нашем краю мало было, а на целину ребята толпами ехали. Видела ты, должно быть, про Ивана-то Бровкина кино? Вот мы и решились.
Кино, оно и есть кино! А хлебнули мы там лиха поначалу, зимой в голой степи, в палатках да бараках, а то, и землянках, пока среди казахских мазанок настоящие посёлки построили, да поля распахали. Без электричества, с керосиновыми лампами. Вода привозная, тёплая … Работа с утра до поздней ночи без выходных – ударная стройка. Честно отработали почти десять лет. Можно сказать, молодость свою на целину положили.
Вышла замуж за Володю тракториста. Я прицепщиком у него работала. Дочка Ниночка родилась. Сначала урожаи там богатые были. И зарабатывали хорошо. Но, через несколько лет, хлеб родить перестал. Что-то не продумали учёные. Пыльные бури накрыли распаханные земли. Ниночке пора было в школу и решили мы перебраться в город, на производство. В Акмолинск. Слышала о таком? Потом его Целиноградом назвали. Квартиру в новом доме заводском от Целинсельхозмаша получили, новую просторную. Осели в тех краях, думали - навсегда.
Не заметили, как сорок с лишним лет прошло. Уж и внучка Верочка в старших классах училась, когда началась эта проклятая Перестройка.
В девяностых, местные казахи вдруг стали коситься на русских. В магазинах, где и всегда торговали "свои местные", перестали русским отвечать. А потом, и того хуже, молодёжь ихняя начала сбиваться в стаи. Стало опасно по вечерам появляться русским на улице. Те, кто пошустрее из знакомых, засобирались уезжать, кто на Украину, кто в Германию на историческую родину... А мы всё чего-то ждали ...
и дождались!
Володя мой с зятем, мужем Нины, возвращались со смены ночной и попали в толпу зверей этих. Убили они нашего парня железным прутом. И старику моему, что пытался заступиться, досталось. Умер в больнице через неделю. Остались мы без мужиков. (Концом платка она незаметно вытерла глаза).
Поняли, наконец, что надо бежать в Россию, к своим.
Родители наши, к тому времени, умерли.Написали дальним родственникам сюда. Подыскали они для нас этот вот домишко. Только на него и хватило денег. Квартиру нашу большую, спасибо, за бесценок соседи купили.У них сын женился. Догадывались мы - они и "подсказали" своим о нас, русских, что под боком. Врывались, помню, местные к нам с криком «Орыс чушка!» - «русские свиньи».
Внучка ехать отказалась, встречалась с одноклассником своим, из казахов. Замуж за него собралась. Но через четыре года бежала к нам с девчонками- двойняшками. Так и не приняла казахская родня русскую невестку.
***
Теперь правнучки подросли, у них музыка, занятия,ребята заходят, а тут – теснота. Вот и выбрала я лавочку, чтобы не мешаться под ногами. Нет, мои не обижают меня, Слава Богу! Проходит лето и опять я - в свой уголок.
Видела, на днях, по телевизору Целиноград. Ныне Астаной называется. Ох, красота! Там теперь наши бывшие соседи по квартире, казахи, живут. А мы, которые поднимали эти голые степи – в лачужке. Никто нас, правду сказать, и тут не ждал. Вот как жизнь повернулась.
Заговорила Вас совсем. Простите старуху. Мне уж теперь за восемьдесят перевалило.Недолго осталось, - вздохнула она.
***
Чуть заметный ветерок совсем стих и реденькие, реденькие невесомые снежинки стали опускаться на влажную землю…
Вышла старухина дочь. Кивнула Татьяне. Не вступая в разговор, бережно поддерживая мать, помогла ей подняться и вдвоём они тяжело скрылись за калиткой.