Слово против берестяных грамот

Александр Захваткин
Сегодня исследования берестяных грамот возведено в догмат абсолютного знания об уровне письменности Древней Руси. Это стало возможным мнимому открытию Арциховского в Новгороде, и полному отсутствию государственного документа оборота средневековой Руси, но это вовсе не означает, что у нас нет абсолютно никаких сведений о том, на чём писали древние славяне.

Русь никогда не была изолированным государством, а, наоборот, на протяжении всей её древнейшей истории, мы видим её активные международные связи с Европой и Ближнем Востоком.

Ярким примером этому является Анахар, сын правителя Великой Скифии [1] Кнура. Матерью Анахара была гречанка, которая имела тесные связи с родиной. Благодаря ей он получил греческое образование, в том числе и умение писать на греческом. В это время греки писали на папирусах.

Около 580 г. до н.э. он прибыл для совершенствования в знаниях в Афины, откуда написал правителю Лидии [2] Крёзу (правление 560 - 546 г. до н.э.) письмо следующего содержания:
     «Царь лидян! Я приехал в эллинскую землю, чтобы научиться здешним нравам и обычаям; золота мне не нужно, довольно мне воротиться в Скифию, став лучше чем я был. И вот я еду в Сарды, ибо знакомство с тобою значит для меня весьма многое».

Около 570 до н.э. в Таркии (Южная провинция Великой Скифии) к власти приходит Терей. Анахар пишет ему письмо:
«Ни один хороший повелитель не губит своих подданных, а хороший пастух не обращается жестоко со своими овцами...
Было бы лучше, если бы щадил тех, кем правишь. Ибо, если ты не злоупотребляешь своей властью для увеличения своих владений, то твое государство прочно...»

Письма эти могли быть написаны только на папирусе, который производился исключительно в Египте. Египет в это время был его монопольным поставщиком на мировом рынке, куда только могли дойти его торговые караваны.

Особенность папируса заключалась в том, что он не сохранялся белее 200 лет и полностью разрушался, поэтому не позже чем через сто лет, если для этого была необходимость, текст копировался на новый носитель. Это было отдельное направление в производстве письменных источников. [3]

Ни в Скифии, ни, в последствии, на Руси, познавательная литература не получила своего распространения, поэтому официальные документы, не переписывались, а по мере их прихода в негодность утилизировались. Это является основой причиной, почему в настоящее время, не найдено ни одного первоисточника не только скифского периода, до даже средневековой Руси, хотя фактически, они, безусловно, должны были существовать, учитывая тесную связь Скифии и Руси с остальным миром.

Для небольших частных записей и греки, и римляне использовали навощенные таблички, обычно из дерева. На мягкую восковую поверхность буквы наносились заостренным концом металлической палочки, которую называли «стилос». Противоположным, в виде лопаточки концом стилоса можно было заровнять надпись и затем вновь использовать дощечку. Латинское изречение «Saepe stilum vertas!» («Чаще поворачивай стиль!», т.е. исправляй, совершенствуй написанное) стало со времен Античности крылатым. В широком смысле оно призывает не останавливаться на достигнутом. Подобные дощечки во множестве находят в археологических пластах средневековой Руси. Это указывает на то, что этот способ письма имел в то время  на Руси более широкое распространение, чем в средневековой Европе.

Римляне пытались приспособить для носителя письма кору различных деревьев, но технология её подготовки для этого, и долговечность не конкурировали ни с папирусом, ни с пергамом. В жарком климате, кора быстро высыхала и становилась хрупкой, поэтому в южных странах она не нашла широкого применения. В условиях более холодного климата Руси, кора вполне могла в определённых случаях использоваться для письма, но вряд ли имела такое широкое распространения, как это пытаются представить отечественные историки.

В одной из речей Демосфена (384 – 322 гг. до н.э.), относящейся к середине IV в. до н. э., сообщается, что только из Боспорского царства в Афины ежегодно ввозилось около 400 000 медимнов (10 000 т) зерна - столько же, сколько из всех других областей вместе взятых. По утверждению Демосфена, продажа при этом велась на весьма льготных условиях. Весь хлеб, вывозимый с Боспора, облагался пошлиной, составлявшей одну тридцатую от объема груза; но зерно, направлявшееся в Афины, освобождалось от пошлины. Поэтому получалось, что Левкон (431 – 349) дарил Афинам «10 000 медимнов с 300 000, а с 100 000 около 3000».
Кроме ателии, афинские корабли получили право первоочередной погрузки в боспорских портах. Наряду с Пантикапеем они загружались в Феодосии, вошедшей в состав Боспорского царства в начале правления Левкона. Демосфен упоминает, что там построили новый порт, и моряки считали его не уступающим столичному. Устройство нового порта свидетельствует о неуклонном росте боспорской торговли в IV в.
Сообщение Домосфена подтверждает Страбон (64 г. до н.э. – 24 г. н.э), опиравшийся на другой авторитетный источник, где говорилось, что Левкон послал только из Феодосии в Афины 21 000 медимнов, т.е. 525 т зерна.
Постоянная поставка хлеба в Афины была оформлена определенными соглашениями, о чем в общей форме упомянул Демосфен. Из его речи видно, что в договор входили пункты о взаимной ателии и о праве первоочередной погрузки кораблей. Боспорские цари неукоснительно соблюдали свои обязательства и даже в неурожайные годы обеспечивали афинян хлебом, отказывая другим торговым партнерам. Договоры, заключенные при Сатире, о чем говорилось в «Трапезитике» Исократа, продолжали действовать и при Левконе. Демосфен напомнил о положении, сложившемся в 357 г., когда в Элладе повсюду ощущался недостаток хлеба; тогда Левкон прислал его в Афины в таком количестве, что часть его была перепродана, и государство получило доход в 15 талантов (375 кг серебром).

Итак, свидетельство Демосфена указывает на активное торговое сотрудничество Греции с Боспором, который на прямую получал зерно из Великой Скифии и Борисфена (Днепровская Русь). Как видно из его сообщения, объём торговых соглашений и обязательств был таков, что обойтись без хозяйственного документа оборота было просто невозможно.

Сегодня отечественная историческая наука пытается нас убедить, что Днепровская Русь в то время не то что о папирусе ни чего не слышала, а и письменности то своей не имела. Если приять, что из заявленного Демосфеном объёма поставляемого Боспором, только четверть поступала из Днепровской Руси [4], то и тогда это было около 2500 т ежегодно. Поставки зерна могли производиться с апреля до начала ноября, т.е. 7 месяцев. При самом удачном проходе порогов один рейс туда и обратно занимал не менее 1,5 месяцев. С учётом средней полезной грузоподъёмности торговой ладьи 0,5 тонн, в трафике должно было участвовать 1250 стругов, при проходе через пороги до 28 стругов день в одну сторону [5].

Бесперебойная работа переправы при таком трафике требовала безукоризненной организации всего процесса от выращивания до перегрузки зерна. И это по утверждению историков без использования письменного документооборота, только на одних устных указаниях и сообщениях. Это даже теоретически не возможно, а уж тем более практически. Но у нас нет никаких оснований сомневаться в сообщении Демосфена, подтверждённого Страбоном триста лет спустя. Таким образом, организованная крупномасштабная торговля с Боспором, должна была сопровождаться таким же крупным документооборотом. Кроме поставок зерна, по этому трафику переправлялось огромное количество иного товара, соизмеримого, а возможно превосходящего зерновую торговлю, причём в обоих направлениях, поэтому у стругов пусто-порожних рейсов не было. Важной задачей работы волоков было собирать проездную пошлину [6], без письменного документооборота это в принципе не возможно, особенно в указанных размерах.


В середине восьмого века н.э., в соседней с Русью Хазарии, сформировавшейся на развалинах Великой Скифии, происходит смена традиционного религиозного культа на иудаизм. Это не могло произойти без освоения Хазарией новой для неё письменности и распространения религиозной литературы.

К этому времени, иудеи уже освоили в качестве носителя письменной информации, специально выделанные шкуры животных, которые в Европе назывались «пергамен», а в Иудее «гевиль», как канонический высококачественный материал для записи рукописных свитков Торы. На более распространённом менее качественном виде пергамена «клаф» («велень») писались отрывки из Торы для тефилин [7] и мезуез [8]. Ещё один вид пергамента «духсустус», изготавливали из нижних слоев кожи (спилка), и использовали только для записи мезуез. Впоследствии с развитием индустрии скотобоен, когда шкуры стали доступнее, этот вид пергамента перестал использоваться ввиду его низкого качества. Таким образом, придя в Хазарию,  иудеи принесли с собой и технологию изготовления пергамена. В это же время пергамен, в Европе начал повсеместно вытеснять, папирус, в связи с активным распространением христианства. Но не смотря на это, потребность в религиозной литературе не могла быть удовлетворена в полном объеме, в некоторых провинциальных городах того времени не было ни одной книги по христианскому культу.

Важно обратить внимание на чернила, которые в это время использовали иудеи для записи своих молитв.

Для изготовления чернил собирают копоть от дыма горящего растительного масла или смолы или воска и т.д. и перемешивают со смолой дерева, добавляя немного меда. Все перемешивают и растирают, пока не получится подобие теста, которое потом сушат на солнце и оставляют до потребности. Когда нужно писать, (эти твердые чернила) размачивают в жидкости чернильного ореха [9] или подобной жидкости и пишут этими чернилами. Их можно стереть, и по закону они считаются наилучшими для написания свитков Торы, Тефилин и Мезузы. При этом категорически нельзя использовать чернила не черного цвета, например, красные, зеленые и т.д. Если хоть одна буква свитка Торы, Тефилин или Мезуезы написана другим цветом или золотыми чернилами, они не кошерны. [10] Таким образом, евреи, и не только они, использовали пергамен многократно.

Утверждать, что в этих условиях, когда все территории, с которой Киевская Русь имела тесные связи, переходили с папируса на пергамен, осталось для славян не незамеченным и не воспринятым, по меньшей мере, наивно. Тем более что это противоречит известным фактам.


Хазария принимает иудаизм, в середине 8 века, а в середине 9-го, т.е. спустя 100 лет, Византия понимает, что распространение иудаизма на востоке лишает её возможности дальнейшего распространения христианства, и направляет в Хазарию двух самых подготовленных своих миссионеров Константина (Кирилла) и Мефодия, которым поручено закрепить в Хазарии христианскую миссию. [11] По дороге в Хазарию миссионеры на всю зиму 860/861задерживаются в Корсуне (Херсонес Таврический), где знакомятся с христианской литературой на славянском языке.

Иными словами, без чьей либо помощи, славяне, приобщенные к арианству самостоятельно делали переводы христианских книг, которые в то время могли быть написаны только на пергамене. Т.е. Константин (Кирилл) не создавал совершенно новый письменный язык, а лишь подкорректировал его, ещё больше приближая к греческому. Это подтверждает и «Толковая Палей» (XV в.): «Грамота русская явилась Богом данная в Корсуни русину. От нее же научился философ Константин, и оттуда составил и написал книги русским гласом».

Это важный исторический факт, который умалчивается современной историографией, так как он указывает на то, что в славянском мире и до Константина (Кирилла) не просто существовала письменность, но она была развита на уровне всех просвещённых в то время государств. Соответственно, весь необходимый хозяйственный документооборот велся письмом на славянском языке с использованием сухих чернил на пергамене. Если при этом и использовалась береста, то на ней писали чернилами, а не царапали, как нас в этом пытаются убелить последователи Арциховского.

Торговые связи Днепровской Руси, наследницей которой стала Киевская Русь, с Европой и Византией ни когда не прекращались, а лишь время от времени менялся их вектор и интенсивность, поэтому Киев становится центром притяжения христианских миссионеров.
Так греческие источники сообщают, что в результате заключения между Русью и Византией мирного договора из Константинополя к русам была послана христианская просветительская миссия, успешно совершившая крещение русского князя и некоторых из его бояр, дружинников и подданных. При этом Константин Багрянородный и ряд других византийских авторов уточняют, что произошло это крещение на специально созванном Вече, после длительных религиозных диспутов и показанного греческим миссионером чуда с несгораемым Евангелием. Эти описания близко перекликаются с сообщениями Никоновского летописного свода, где в разделе, выделенном под заголовком «О князи русьтем Осколде», не только сообщается о принятии русами и их князем христианства, но также уточняется, что их крещение было совершено в результате чуда с несгораемым Евангелием, а само это событие отнесено непосредственно к киевскому князю Аскольду.

В последствие это сообщение было интегрировано в житие Константина (Кирилла) и Матфея, которые якобы чудо с несгораемым Евангелием совершили во время своей «хазарской» миссии, состоявшейся в 861 - 862 годах. В результате этого чуда от них крестились тогда языческий каган и с ним около 200 семей.

Не смотря на то, что эпизод с несгораемым Евангелие стал распространяться за пределы, первого крещения Руси, сам факт попытки официального крещения Киевской Руси при Аскольде, большинством историков сегодня не оспаривается. Но это означает, что книжная письменность была широко известна на Руси, так как в самом эпизоде несгораемого Евангелия акцент делается не на сам Евангелие, как носитель священного текста, что для славян было привычным и повседневным, а на невосприимчивость его к огню, что на бытовом уровне было необычно, так как славянские книги горели вместе с домами, и ни какое чудо их никогда не спасало. Но это чудно было только для челяди, для представителей знати это не являлось чудом, так как они знали, что предварительно вымоченный пергамен, невосприимчив к огню, поэтому чудо не возымело того эффекта на который было рассчитано, и христианство приняла только княжеская дружина и несколько семей приближённых к князю. Но, несмотря на это, христианское миссионерство укоренилось в Киеве, и активно распространялось по всей Киевской Руси, готовя почву для следующей попытки крещения, которое состоялось примерно 120 лет спустя. [12]

Всё это время из Византии в Киев шел поток христианской литературы, которую, благодаря усилиям Константина (Кирилла) уже на месте переводили на русский язык и записывали в виде книг. Утверждать после этого, что русичи ни чего не знали о существовании пергамена, и как дикие аборигены царапали свои каракули на бересте, это уже не глупость, а генетическая ненависть ко всему русскому. Славяне, как и весь цивилизованный мир того времени, во-первых, имели свою письменность, а, во-вторых, применяли в повседневной практике все современные им достижения создания текстовой информации.

Рассматривая вопрос развития письменности в Киевской Руси нельзя обойти вниманием поход Киевского князя Святослава в Хазарию в 965 – 968 годах, результатом которого стало появление Тмутаракньского княжества. Хазария к этому времени уже приняла иудаизм и как следствие освоила использования пергамена. Русские, разгромив хазарский каганат, не могли не перенять от хазар иудейскую письменную традицию.

Следующий поход Святослава в Болгарию в 968 – 971 годах заканчивается Русско-Византийским договором, русский вариант которого мало вероятно, что был написан на бересте. Его, так же как и византийский экземпляр писали на пергамене, но славянским письмом.

Таким образом, анализ исторических реалий указывает, что в средневековой Руси уровень владения письменностью ни чем не отличался от других стран, и если и использовались берестяные царапки, то только на уровне бытового письма малоимущих слоёв населения. Но это всего лишь гипотеза.

Современные исследования по естественному разрушению бересты не позволяют предполагать её долговечность более 200 лет, это физический предел её существования. То, что в 1930 году на левом берегу Волги была найдена золотордынская рукопись на бересте, это исключительное стечение обстоятельств. Важным при этом было то, что рукопись хранилась в берестяной шкатулке, которая вероятно была специальным образом обработана, что многократно повысило её долговечность. Рукопись датируют не позднее середины 15 века. Найденные Арциховским и его последователями берестяные грамоты по своему содержанию относятся к уровню бытового применения, которое не подразумевало какой либо специальной подготовки бересты для повышения её долговечности.

С тем что, вопрос долговечности артефактов реальная проблема, Арциховский столкнулся сразу, как только начались работы на Неревском раскопе. В своём отчёте он отмечает: «От брёвен XVI в. сохраняется только древесный тлен. Бревна XVII, XVIII и XIX вв. сгнили бесследно или почти бесследно, и только от брёвен XX в. уцелели кое-какие следы.»

Таким образом, бревна, пролежавшие в грунте более ста лет сгнивают полностью, а затем, через 400 лет, их стойкость повышается, а ещё через 100 они практически не разрушаются. Ни Арциховский (понятно почему), ни другие представители академического корпуса (не понятно почему), не видят в этом никакой странности. То есть, последние 500 лет брёвна гнили, а до этого в том же грунте, при тех же погодных условиях не гнили. Вопросом этим ни тогда, ни сейчас никто не задаётся, потому что ответ на него ставит крест на всей этой авантюре с берестяными грамотами.

Итак, сравниваем результаты современных исследований долговечности бересты в открытом грунте – максимум 200 лет, при благоприятных условиях, со свидетельством Арциховского, который подтверждает, что брёвна мостовой 19 века сгнили полностью. Долговечность бересты меньше долговечности дерева, что связано с особенностью её пробкового слоя, который фактически является губкой, в отличие от древесных волокон, которые имеют на порядок меньшую пористость. Таким образом, специально не обработанная береста в обычных условиях не сохранится в грунте более 100 лет, что подтверждается многочисленными археологическими находками.

Сохранение брёвен старше 500 лет связано с использованием специальной технологии их подготовки перед укладкой, которую уже с 16 века сначала значительно упрощали, а затем и вовсе перестали применять. Как результат, мы можем наблюдать границу, когда меняется технология подготовки брёвен под укладку - 16 век. Те мостовые, которые создавались ранее, имеют хорошую сохранность, те, что позже, плохую, вплоть до полного исчезновения. Следовательно, на сохранность артефактов важное влияние оказывает технология их предварительной обработки. Поскольку технология подготовки брёвен и бересты в этом случае принципиально отличаются между собой, то для подобной сохранности бересты, она должна была быть обработана специальными растворами по технологии принципиально отличной от той, по которой готовили для укладки брёвна.

И здесь мы подходим к очень важному вопросу в исследовании берестяных грамот – их инструментальному анализу, который ни кто до настоящего времени не проводил, что вызывает, мягко говоря, удивление.

Первый основный инструментальный анализ - это радиоуглеродный анализ, который проведенный в трёх независимых международных лабораториях позволяет оценить возраст артефакта с точностью до +/- 30 лет. Такой анализ убедительно доказал бы аутентичность найденных берестяных грамот тем слоям в которых их нашли.

Второй, дополнительный, анализ – масс-спектроскопия, который позволил бы не только подтвердить результаты радиоуглеродного анализа, но и получить массу дополнительной информации по этим артефактам, например, какие растворы использовались при их обработке, чтобы обеспечить им уникальную долговечность, которая не соответствует их семантическому содержанию.

То что, до сих пор таких анализов ни для одной из найденных берестяных грамот не проведено, позволяет обоснованно сомневаться в их подлинности и предполагать, что вся история их обнаружения, это результат глобальной мистификации, у истоков которой стоит Академия наук.





[1] Великая Скифия в то время раскинулась на просторах между Чёрным и Каспийским морях южнее 50-той широты по линии Харьков – Саратов.

[2] Располагалась на территории современной Турции.

[3] Первым известным нам книгоиздателем был богатый, влиятельный и просвещенный римлянин Тит Помпоний Аттик (I в. до н.э.), друг Цицерона, сам не чуждый сочинительства. Для переписывания литературных текстов он держал специально обученных рабов. Многие фрагменты утраченных текстов сохранились, например, в 20-томном творение римского популяризатора науки и образованности Авла Геллия «Аттические ночи» (II в. н.э.). О многих писателях древности нам сегодня известно лишь из упоминаний о них других более поздних авторов в пересказах или фрагментарном цитировании. Копировальные мастерские сохранялись в Европе и на Руси вплоть до 17 века, когда уже было широко освоено механическое книгопечатание.

[4] Об использовании Днепра как транспортной артерии Киевской Руси сообщает византийского император Константин Багрянородный (908 - 959 гг. самостоятельное правление 945 - 959). Современные исследования позволяют предположить, что для этих целей использовались струги с наращёнными бортами и полезной нагрузкой не более 500 кг.

[5] В районах Торопца и Смоленска пороги проходили сухим волоком, для этого существовала инфраструктура - древесный ход с дрогами на самом волоке и обслуживающие их люди и животные; здесь же были и верфи для небольших речных ладей. Вероятней было использование верхних и нижних стругов, которые сами пороги не проходили, а лишь доставляли товар до волока, где товар сгружался, и посуху его перевозили на подводах на другую сторону волока, где снова грузили на струги, которые затем спускались в лиманы, и выходили на морское побережье для окончательной разгрузки.

[6] Каждый товар имел свою ставку. Акциз на зерно, принципиально отличался от акциза на пушнину или металл, масло от мёда и т.д.

[7] Тефилин - кожаные коробочки, содержащие четыре отрывка Торы: «Освящай Мне ...»; «И когда приведет тебя ...»; «Слушай Израиль ...»; «Если вы будете слушать ...».
Первую коробочку прикрепляют ремнями накладывают на голову, а вторую тоже ремнями на руку. Даже если отсутствует кончик буквы, весь тефилин не кошерный – по закону Торы, пока эти отрывки не будут записаны полностью.

[8] Мезуeза (дверной косяк) - прикрепляемый к косяку двери свиток пергамента, содержащий часть текста молитвы «Шма». Для этого пергамен сворачивается и помещается в специальный футляр, в котором затем прикрепляется к дверному косяку жилого помещения еврейского дома.

[9] Чернильные орешки - частный вид галлов, образуемых личинками ряда насекомых семейства орехотворок на молодых ветвях и листьях некоторых видов дуба. Представляют собой пористые образования округлой или продолговатой формы в виде наростов диаметром 1,5 - 2 сантиметра и более. Чернильные орешки могут «гроздью» покрывать поражённые листья. Со-держат дубящие вещества. По окраске могут быть зеленовато-желтоватые, желтовато-белые, желтоватые, часто с красным боком. Из-за своей формы и окраски в английском языке они получили название «дубовых яблок».
Чернильные орешки получили своё название потому, что в старину из них изготовляли чернила для письма.
Чернила полученные по этой технологии были не стойкими и в течение нескольких лет стирались, при активном использовании текстов, особенно в свитках. Но этот их недостаток превращался в достоинство, которое позволяло стирать чернила плоским камнем, практически не повреждая сам пергамен, что позволяло использовать его многократно, в отличие от папируса. Это достоинство и стало основой повсеместной замены папируса на пергамен, несмотря на его относительную дороговизну, но при многократном использовании он становился на много дешевле папируса, поэтому папирус, в конце концов, и исчез из обращения.

[10] Иными словами уже в то время существовали технологии изготовления цветных чернил. На каком основании отечественные историки решили, что славяне принципиально не использовали опыт других стран, с которыми находились в тесном контакте, мне, например, не понятно.

[11] Другим побудительным мотивом миссии Константна (Кирилла) и Мефодия была осада Константинополя руссами в 860 г.. Можно предположить, что секретная часть миссии была связана с попыткой создания военно-политического союза Византия-Хазария против Киевской Руси.

[12] Именно на христианских миссионеров обосновавшихся в Киеве опиралась впоследствии Великая княгиня Ольга, предпринимая активные усилия повторной попытки крещения Руси. При этом она состояла в активной переписке не только с Константинополем, но и с Оттоном Великим в Магдебурге. Невозможно себе представить, что Ольга, читая письма из Константинополя и Магдебурга написанные чернилами на пергамене, отвечала им царапками на бересте. Такое впечатление, что отечественные историки просто выпали из реальности.


ДОПОЛНЕНИЕ.

О бытовых технологиях повышения стойкости бересты см. http://proza.ru/2020/10/28/1002