На переднем плане – Королевский дворец Августа Понятовского в Гродно, где он отрёкся от власти в 1794 году.
Предисловие
Летопись моих пращуров, как коренных жителей Гродненщины, датируется с первой половины 18-го столетия. Путешествуя па страницам памяти свидетелей прошедших времён, я остановился только на самых памятных событиях в их жизни в контексте с реалиями того времени.
Мои родичи воевали в армиях Царской России, Советского Союза, Польши и генерала Андерса, и даже засветились в рядах Армии Крайовой.
Во время Второй мировой войны кормили по ночам советских партизан и АКовцев за единственное вознаграждение – остаться в живых и в своём несожжённом доме.
Погибали в немецких концлагерях, и ожидали смерть, как заложники, в Гродненской немецкой тюрьме.
После прихода в Беларусь вторых Советов попадали, как «контрреволюционные» и «социально чуждые элементы», под раскулачивание, депортации, репатриации и бесследно исчезали на необъятных просторах Советского Союза.
Стояли в 10-летней очереди, на покупку «Жигулей» и собственной квартиры.
Участвовали в восстании Константина Калиновского. Затем скрывались от репрессий под подложными паспортами в Российской империи, массово эмигрировали в поисках лучшей доли в Америку, Англию и Францию. А во времена панской Польши возвращались в родные пенаты, под новоиспечённым названием – Восточные Кресы, где по крылатому, сохранившемуся до сих пор, изречению: «жили, як за польским часам: комин обвешивало колбасой пальцем пханою, а блин с двух сторон маслом мазали». И в тоже время за деньги организаторов протестных манифестаций дефилировали в Гродно на антипилсудских демонстрациях, да ещё и под охраной польской полиции.
С седых языческих времён не покидали бизнес предков – тиснули с жита. И пили не стаканами, а напёрстками, как белорусские шляхтичи, что позволило им засветиться и в спорте, претендуя на олимпийское золото.
И во все времена, независимо от трансформации пришедшей очередной власти, поливали солёным потом родную земельку. Меняли веру, фамилию, имя и отчество, чтобы получить благословение властей на покупку земли, сельскохозяйственной техники, приобретение денежных кредитов на развитие своего бизнеса. При царской власти были православными с чисто русскими именами, при панской Польше – католиками с польской фамилией и именем. Национальность определяли по вероисповедованию: католики – поляки, православные – русские. Белорусов не было. И только три из 254-х моих родичей называли себя литвинами, ассоциируя свою национальность с Великим княжеством Литовским.
На распутье 1939- х – 1946-х и даже 1950-х годов из 254-х моих родственников 84 проголосовали ногами против советского рая. Переселились в Польшу – дополнили трёхмиллионную диаспору коренных жителей Белоруссии за рубежом. Из оставшихся 170 человек в возрождённой Советским Союзом БССР, 19 отбывали разные сроки в гулаговских лагерях товарища Сталина. После его смерти реабилитированы, 12 погибли: три от рук немцев, два после допросов в КГБ, один в первые дни Великой Отечественной войны в Советской Армии, и шесть бесследно исчезли во время депортаций.
Фотографии «обездоленных и угнетённых батраков» на страницах книги, сделанные вовремя межвоенной Польши, как альтернативное свидетельство о панском угнетении, мягко говоря, не совсем соответствует образам литературных персонажей наших уважаемых классиков Беларуси.
К большому сожалению, идентификация национальной принадлежности одних и тех же людей с одной и той же страны по вероисповеданию не позволяет отождествить в национальном контексте два родственные понятия в одно целое. Самое искреннее, душевное, родное, таинственное мои католические и православные родственники обсуждали между собой всегда на белорусской родной трасянке.
Моя мама (1911 - 1998) изучала историю ВКЛ в польской гимназии и в разговорах всегда подчёркивала, что по вероисповеданию мы литвины (белорусы), а разделили нас по вере и отменили наше национальное литвинское наименование Советы, чтобы показать всему миру и, прежде всего нам, что мы чисто русские люди.
Кстати, во времена брежневского застоя, в медицинской среде Первой городской больницы Гродно, где я работал врачом, белорусский язык воспринимался, как здешняя эмоциональная колоритность. У нас один доктор из обоймы руководящего звена на торжественных собраниях, посвящённых первомайским и октябрьским празднованиям, всегда свои спичи в честь орденоносного генсека остроумно и колоритно оформлял по-белорусски. На городскую доску почёта он не попал, но его изречения эскулапы растаскали на цитаты.
Ситуация кардинально поменялась, когда в детских садках и школах выросли два поколения чисто русских аборигенов, которым с течением времени СМИ и телевидение сделали прививку: белорус - это тот же русский, но в Белоруссии он даже чуточку больше русский, чем в России.
Поколение моих родителей уже в лучшем мире, туда же направляется и моё, и сегодня в Гродно только один человек разговаривает по-белорусски, объявляя в общественном транспорте по навигатору остановки.
Я гродненец во втором поколении. В первом – мама, когда в день венчания (1938г.) получила приданое: на городской окраине шесть соток земли и дом на сто квадратных метров. У жениха (отец) в деревне Плебанишки (25 км. от Гродно) было хозяйство. А впервые я познакомился с этим миром 17 февраля
1939 года.
Белорусскую семилетку окончил в деревне Пальница, Гродненского района (3 км. от Плебанишек), среднее образование – в вечерней школе в Гродно, имея в 15 лет собственные деньги, как подсобный рабочий в авторемонтной мастерской, потом, как обвальщик, на Гродненском мясокомбинате.
Служил (1958-1961) в посёлке Гремиха (Мурманская область) и
не по состоянию здоровья, а за отцовский гулаговский «грех»,
в стройбате бурильщиком скалистого грунта в вечной мерзлоте. После разоблачения культа Сталина – комсоргом.
Кстати, в Гремихской вечерней школе, как вольнослушатель 10
класса, я получил ещё один аттестат. За исключением русского (3), все остальные предметы сдал на 5. Белорус есть белорусом и это было видно даже за полярным кругом.
После окончания Гродненского мединститута четыре года
работал главврачом в Селивановской, затем в Гожской участковой больнице. После ординатуры по хирургии – онкологом
и хирургом в Первой гродненской городской больнице. Последние три года (до пенсии) – судовым хирургом в Мурманском рыболовном флоте «Севрыба».
Являюсь автором книг поэзии: “Тутэйшы”(2006),
«Прыдарожная вярба»(2008), «Вчерашние святыни»
(2008) “Споведзь эскулапа ”(2018), мемуараў –
“Ліцвінка”(2015), в авторском переводе на русский язык под названием "История Гродненщины в фотографиях и биографиях" и кнігі-білінгва "Пераклады"(2021). Живу в Гродно.