7.
Она нашла ее на кровати со спутанным сознанием и почти умирающую. Как в непонятном фильме рядом валялась баночка со снотворным. Классика суицидного жанра. Она перекинула ее, как тяжелую мокрую шубу, через плечо и поволокла в ванную. Откуда силы — Бог знает. Прям, силком вливала ей в рот сырую воду, а потом засовывала свои два пальца до гланд. Спасать пришлось самой. Вызов скорой — верная психушка, в лучшем случае постановка на учет. Поэтому она отчаянно продолжала сама промывать ей желудок. Запах стоял отвратный.
Вот, так не красиво… она спасла ей жизнь.
Что может быть красивее?
8.
Один глаз голубой, другой зеленый. Худощавое рыжебородое существо со рваной мочкой сидит напротив. Почему у меня стойкое ощущение, что я ненароком встретила хуманизацию моего кота? Мне даже страшновато. Так и подмывает жахнуть: кыс-кыс-кыс, Мартин! Но я держусь.
Существо нетерпеливо постукивает худыми пальцами по столу и улыбается почти детской белозубой радостью.
Выдыхаю все сомнения разом и тяну ему руку: Татиша
Парень оживляется, и цепко схватив мое запястье, выдает:
- Мартин!
…
9.
Козлятина, ягнятина, телятина! Она крепко обнимала меня, тормошила и звонко целовала в щеку. И мы смеялись. Потом она открывала белый обшарпанный шкаф-солдатик, поставленный на кухне задолго до моего рождения, и доставала с нижней полки небольшой деревянный брусок с выемкой посередине, молоток и … лесные орехи из льняного мешочка. Р-раз, скорлупа с треском рассыпается, и сладковатая сырая сердцевинка отправляется прямиком ко мне в рот. И все это незатейливое таинство любви между старушкой и ребенком происходит у печки, на которой мирно сохнут мокрые после прогулки валенки. А потом — катык с сахаром из белой эмалированной кружки с двумя сколами — внутри и снаружи. Она всегда сидела спиной к печке на крохотной табуреточке, а я стояла прямо перед ней, и она кормила меня с ложки. Мне было за 30, когда вдруг, совершенно неожиданно, поняла, почему я не пью катык, а ем его ложкой.
Любовь так проста…
Спасибо…