ЕФИМ ИВАНОВИЧ!
(В. Исаков)
Команда по телефону: «Срочно к командиру!» огорчила. Срочно, это значит бегом, лётом! А на столе остался белый батон аккуратно нарезанный тонкими кусочками, а рядом яичница из восьми яиц на тарелке вот только что с жара сковородки и литр молока со льдом. Как вкусно и сытно! Это бы мой праздничный обед на 9 МАЯ! А вечером хотел было смотаться на рыбалку, лодку резиновую проверил, хотя чего её проверять, вон лежит на полу перевернутой: служила мне кроватью. Но командир вызывает не просто так и это Ё в единственный мой выходной за два месяца. Опять мои « гномики» отличились! У меня в батальоне почти все были «гномики». При моем росте в 182 сантиметра на своих бойцов смотрел снизу вверх, «гномиками» они у меня, таких же «гномиков» и ротными подобрал. Они все были роста от 185 сантиметров до 2 метров 10 сантиметров. Старшина взмолился тогда: « А где я, им всем полевку таких размеров найду? У всех плечи, что коромысла, да и рост, а мабуту (сапоги?»). Но мой старшина всегда и всё находил! Если «залёт» моих «гномиков», тогда всё: буду для них совмещать пространство и время! Будут строевую отрабатывать: от КПП и до обеда! Нет, это не то! Машину бы прислали, ежели что! Сократил путь, перепрыгнув через забор.
Только что отыграли учения и сказал: «Ну, капитан, молодцом! Готовь погоны с двумя просветами в жизни! Старайся так и дальше!» И я старался!
Так, за что? Командир был суров и беспощаден, ох суров и, как беспощаден! Генерал - майор разговаривал, стиснув зубы и при этом, ел поедом глазами и сверлил, как рентгеном! «Товаааарищ капитан, вы железной рукой должны навести железный порядок в роте!». И вручая мне 26 летнему капитану майорские погоны, слегка улыбнувшись, пожал руку и процедил сквозь зубы: «Я знал товарищ майор, вы справитесь, надеемся и дальше на вас! Мне нужен в первый батальон хороший и толковый комбат». После рукопожатия я надел перчатку на руку, и сутки здоровался строго левой рукой со всеми!
А как же, мне молодому майору (ха! отец доволен!) сам командир пожал руку, а некоторым он руку не жал в течение лет: признак неудовольствия.
И тут вот на тебе, бегу! Прибыл! Доложился дежурному по части!
- Приказал самому зайти!
Почему - то шёпотом сказал дежурный.
Перед кабинетом по привычке одёрнул китель, осторожно зашёл. Грозный у нас командир! После доклада о прибытии щёлкнул каблуками, блестящих, как зеркало сапог! Во главе стола сидел командир, а по бокам длинного стола сидели двое: один гражданский и подполковник. Всё, мои «залетели»! Но, на столе стояла бутылка водки, стаканы и аккуратно нарезанное сало с чёрным хлебом. Командир встал из – за стола, по моей спине предательски пробежал холодок: что такое ещё могли натворить мои гномики? Всё, маршами замотаю с полной выкладкой! Бывало, что они попадали в милицию в самоволке, но уходили из неё. Я это рассматривал, как опыт ухода от преследования для них и опыт ведения себя при задержании. Но жестко наказывал не за «самоход», а за то, что попались. Русский стиль «рукопашки» в полный контакт со мной лечил хорошо и надолго от своеволия.
У командира был расстёгнут китель! Это было для меня, как видеть падающую тучу с неба Ё!
Мне была дана команда взять взвод бойцов, «чтобы мне не было стыдно»! А мне товарищ генерал - майор самому не стыдно за роту моих «гномиков»! Мои все Ё были спецами и профи, как воины! Да ещё заматывал выходами по боевой.
Да, глядя на идущих строевым шагом «гномиков», женщины на улице останавливались и утирали слезы изумления и восторга и, каждая норовила помахать платочкам, а мои шли, печатая шаг. Экспонаты и всё тут!
Я первый раз слышал обычную речь генерала. Командир поздоровался со мной за руку (ой, не спроста: по ходу выходной накрылся!) и представил меня первому секретарю горкома партии и военному комиссару, сидевшим вальяжно за столом. Первый налил водки немного: стаканчик.
Но, ты первый мне не указ тут мой командир генерал – майор Глухов указ и больше никого! От такого непонимания воинского духа рявкнул по громче и руку в козырёк!
- Товвварищ генерал – маййор, а рааааазрешите убыть для выполнения поставленной задачи?!
-Идите!
Командир меня понял! Подполковник за столом заёрзал: « Что военком, устал от трудной военкоматовской жизни? Забыл подполковник ночные стрельбы, безвылазные командировки?!».
-Есть!
И нарочито громко и даже красиво щёлкнув каблуками вбивая всю подошву сапога в паркетный пол на выход! Первый не пригласил за стол, а налил стакан водки, как лакею с барского стола! И командир не предложил мне присесть за стол. А водку я не люблю! Ну, не то, что ненавижу, просто не хочу, даже в ресторанах обожаю молоко со льдом. И от хорошего лимонада теряю голову: могу пить целыми днями. Первый, наливая мне стакан, рисковал остаться бы без сала и даже без краюшки хлеба: люблю закусить! И об этом знали все и всегда старались отодвигать от меня закуску подальше. И потом, где субординация товарищ первый? Это вам, не там, где: иди сюда, где стоишь! И плац должен быть чистым и чёрным! Это армия мой дорогой и тут все, без панибратства. Дисциплину долго строить, но быстро развалить!
Командир меня направил сопровождать колонну ветеранов на парад победы:
- только Вы майор сможете провести на должном уровне сопровождение, и я на Вас надеюсь!
Лучше бы ВЫ меня расстреляли командир! Это же честь для всех офицеров батальона, включая даже любимца всех, кота Васьки, помочь командиру, а тут выбор пал на меня!
Он хоть порой и крут, но за нас всегда стоял горой. Да и какой генерал, пройдя по спортивному городку, смог бы 24 раза подтянуться на турнике?! Вот, а наш мог! А первому слабо вместе с военкомом за нашим генералом!?
Первый взвод первой роты «в парадке» с оружием стоял за моей спиной на улице перед военкоматом, а в колонну по четыре построились ветераны. Я тихо в пол голоса дал команду взводному и мои гномики оцепили ветеранов в почётном карауле, не дай БОГ кому сказать, что - то плохое в адрес ветеранов: сам лично губы оторву, а мои языки вырвут, знаю!
В моем батальоне, доверенный после учений командованием, мои приказы всегда выполняются бегом и беспрекословно. «Железной рукой, железный порядок»! Вспомнил с улыбкой! Как - то шли в темпе по полной выкладке в пешем строю на учениях по городу и, тут какому - то гражданскому, стоящему на тротуаре пришло на ум ляпнуть в мой адрес что - то неприятное. Начиналась же «горбатая» перестройка нашего лучшего немца года, чтобы ему жить долго, долго и счастливо! Двое моих гномиков сержантов тенями отделились из строя и под мышки принесли дядю, уже жалеющего о своей никчемной жизни и своём поганом языке. На их немой вопрос показал глазами, куда выкинуть тело и те с безразличными лицами молча выкинули висящее соской тело в кювет и это всё, не прерывая темпа движения роты. Уважали!
Военком подошёл, мы наметили маршрут следования колонны. Попросил меня по «братски» (во, дожил товарищ военный!) подать команду ветеранам на выдвижение. Смутился немного, но по привычке рявкнул на всю улицу: «Равввввввня - сььььь! Смирррнннн – ноооо! На праааа - го!», это было, как горловое пение на плацу
Ветераны почти четко повернулись на право и, глаза ослепило солнце, отраженное от наград. Мои «гномики» и я опешили, вытянулись в знак уважения!
На меня смотрел из строя ветеран с шестью орденами! Запомнил глаза одной бабушки, улыбающиеся, но как бы через прицельную планку, стало не по себе (потом выяснил что она снайпер и на её счету 86 немецких душ). Вскинул руку к лаковому козырьку фуражки (индивидуальный пошив) и поздравил их от лица командования с Великим праздником, а потом снял фуражку в левую руку постаментом и, тихо произнес от себя, опустив голову: «Спасибо Вам мои дорогие, живите, прошу ВАС, долго!».
После парада мужчина с шестью орденами подошел ко мне, протянул фляжку и мы выпили 100 грамм фронтовых возле полевой кухни.
- Володя пойдем те в храм! Помолимся за моих убиенных бойцов, они же все сейчас в РАЮ пожертвовали собой, закрывая фланг дивизии. Сейчас бы посидели, остограмились с нами, отпраздновали!
Он наклонил голову и я сделал вид, что не заметил одинокой слезы.
- Ефим Иванович, но БОГА нет!
- Володя БОГ есть! Вот от Москвы до Берлина без единой царапины. Как, а?! За меня мама молилась денно и ношно!
- Володенька Вы ещё молоды! Поживите!
- Простите , операций было много я же хирург, вот выпил с вами немного и язык развязался, да еще с ночного дежурства, устал.
Хотите, расскажу про тот первый бой, никак не могу из памяти стереть, всё чаще стал сниться. Надо поделиться с Вами Володя, иначе опять не буду спать ночами.
- Вот мы же идём с Вами Володя свечи ставить за моих ребят! А они погибли в том бою и вот он орден Красного Знамени за него. Моя первая награда и, увы, не последняя, а что делать война!
Мы присели на лавочку! Мероприятия все проведены, личный состав в расположении части, дежурному доложил о выполнении мероприятия и на вечер свободен!
Закурил, а Ефим Иванович долго мял папиросу пальцами, видимо нелегко, возвращаться в прошлое, которое снится ночами. Он говорил тихо и медленно, а я видел всё на яву.
Черные танки с крестами на броне контратаковали и прорвали оборону, двигаясь во фланг дивизии. На их направлении находился лейтенант Ефим Лопатин со своими орудиями «сорокапятками» (прощай Родина!). А вчера у молодого лейтенанта был праздник: Ефиму исполнилось 19 лет, и первый раз он выпил сто грамм водки боевых.
Бой продолжался, и пять танков горели мазутным чёрным дымом. Орудия лейтенанта были разбиты и, бойцы - расчеты орудий в возрасте от тридцати лет и старше ( для него они казались ему очень старыми), валялись в грязи среди пустых ящиков из – под снарядов и пустых гильз в позах смерти, где она их скосила. Кислый запах пороха отработанных гильз вбивался в горло, и кашель сбивал дыхание, а значит прицел. Луч солнца отражался в латуни гильзы. Лейтенант стоял один! « Сорокапятку» повернул сам: силы не занимать. Гром от выстрела танка перекатывался эхом и ударил по ушам кувалдой! Осколки камней от взрыва вспороли щёку и лоб. Кровь со лба заливала глаза, но ответным выстрелом животное (пантера) зачадила чернотой и из люка посыпались в горящих комбезах уроды.
Ефим сейчас охотился, как в той жизни в тайге на медведя. Вертелся, как тогда на последней охоте перед войной, ускользая от длинных когтей хозяина (ружье валялось рядом с телом дяди Паши). Шатун напал на них неожиданно и дерзко!
Вот и сейчас танки напоминали того шатуна. Выстрел его орудия выкинул опорный каток танка, контузив экипаж, выступившего первым. Два танка пошли в обход. А третий на скорости кинулся вперед, выкидывая сизый клубящийся дым в чистый воздух, газуя, желая прикрыть тех, обходящих орудие Ефима с тыла.
Ефим всем телом навалился на щит орудия и с матом во всё горло, плача от боли перекатил его на запасную позицию. И упал на землю от внезапного удара взрывной волны, взрыв сотряс старую позицию, раскидав ящики и тела его мертвых бойцов. Ответный выстрел Ефима попал под башню танка стрелявшего решившего выбить его лобовой атакой. Развернул орудие, прося матом помощи у мёртвого своего расчета и, как только сошки уперлись во что – то в земле, утирая кровь грязной ладонью с глаз выстрелом поджег ещё одну машину, обходившую его. И сейчас последним снарядом он обязан, нет, а должен был убить последнею кошачью тварь под громким именем «пантера».
Нож в горло медведя вошёл, как в масло и шатун захрипел, вторым с маху из – под низа ударом загнал клинок в сердце шатуна, тот, постояв, рухнул к его ногам, обмякшим кулем с зерном.
«Что суки, взяли! Умылись кровушкой?! Вот вам наша земля на веки! » Он кричал стоя, облокотившись на щит пушки чадившим танкам и потом что – то ещё и ещё орал им осипшим голосом!
Только сейчас Ефим пришел в себя и увидел, что сидит на сошке орудия, вытирая кровь вместе со слезами пропитанным грязным рукавом шинэлки. Последний танк горел шумно, выпуская из себя чад горящего мяса и железа, тишина, как вата накрыла всё пространство вокруг!
Перед молодым плачущим командиром стояли его погибшие бойцы, и улыбались.
Он, было, хотел встать, но самый старый красноармеец сержант Фёдоров подняв ладонь, остановил и сказал: « Молодец сынок! Живота не жалеешь, не щадишь себя за РОДИНУ! Зачтётся тебе это, нас просил передать тебе об этом твой Ангел! Живи Ефимушка!».
Ефим Иванович так и не закурил! Он всё мял и мял папиросу.
- Володя пойдемте в храм? Помянем моих боевых друзей?! Вы со мной?
-БОГ есть Володенька и молитва, это не пустые слова!
- Они: погибшие и БОГ всё видят с неба. Поставь свечи за упокой души воинов русских!
Прошло время! Я прилетел из Парижа в Питер.
Люди шли по улицам к Невскому проспекту, ускоряя шаг. Они улыбались, неся цветы. Все прилегающие улицы к Невскому были запружены смеющимся народом. Над городом плыл щемящий душу марш «Прощание славянки». Смех и крики: «Ура!» разрезали воздух праздничного Питера. Я с охапкой гвоздик в руках, обогнув Казанский собор, старался идти быстрее, чтобы встать и протиснуться в первый ряд на тротуаре Невского. Если бы сейчас посмотреть сверху на проспект, он бы напоминал живую гусеницу, стоящую на месте с множеством рук и ног. Вы видели, когда нибудь, поющую гусеницу? А она пела разноголосицей, кричала во все тысячные лёгкие: «Победа! Ураааааа!». И этот крик радости ПОБЕДЫ и счастливых слёз катился шаром эха по набережной и районам города.
Протиснулся в первую шеренгу людей на тротуаре, увидел колонну идущих ветеранов, старающихся чеканить шаг. Тут сводный оркестр по приказу громовой россыпи золотых литавр смолк. Людской гомон внезапно оборвался, и в наступившей тишине появился звон медалей, орденов на пиджаках ветеранов.
Звон медалей заглушал все звуки, как набат тех бед и побед, его было слышно повсюду. Женщины молча утирали слезы, и метроном в такт звону медалей отбивал такт скорби и радости. Люди на асфальт под ноги ветеранам бросали алые гвоздики, и мне казалось, что ветераны идут по каплям и лужам крови своих товарищей погибших двадцатилетними.
Женщины подбегали к воинам и со словами: «Спасибо миленькие!», дарили цветы, целовали воинов в щёки. Как тогда в те военные времена, когда они шли молодыми и чётко вбивали не жалея сапог в брусчатку освобожденных городов. Они прошли через кровь, седея в свои двадцать лет с небольшим.
Колонна ветеранов с оркестром прошла и всё хлынули за ними. Это был праздник для всех нас без национальностей! Помню, как у деда в его командирском танке был экипаж: казах - наводчик, чеченец- радист пулеметчик, хохол - механик водитель, он всех сохранил, правда, себя не сберег от тяжёлого ранения и ожогов кожи лица, вытаскивая ребят из горящего танка, а сам почти сжег себе зрение, но остался жив.
Женщины плакали и через слёзы, улыбаясь всем мужчинам, поздравляли их с праздником. Видимо у наших русских женщин в генах сидит это умение ждать, любить и уважать воинство!
Я повернулся кругом и понурив голову, пошёл в Казанский храм.
Купил восковые свечи. Выбрал самые большие, отстоял в молитве очередь, чтобы прикоснуться губами в молитве к живой иконе БОГОРОДИЦЫ! Потом вошёл в дальний притвор храма, поставить свечки за упокой товарищей- бойцов красноармейцев Ефим Ивановича и его самого. Потом за деда, отца и своих одиннадцать офицеров друзей. Опустил голову, и простите, смахнув быстро слезу дрожащей рукой ( старею, нервы), поставил две свечи за мои двух «гномиков».
Не держите на меня зла! Да именно на меня ребятки: мои «гномики». Ё! Только Вас двоих не сумел уберечь в том бою: вы остались, чтобы осталась жить весь батальон …
Поставил свечу за упокой души всех русских воинов, не пожалевших живота свого за РОДИНУ - РОССИЮ МАТУШКУ!
Ефим Иванович, теперь я знаю, БОГ ЕСТЬ, мне об этом сказали мои двое «гномиков», это им передал мой Ангел!
© Copyright: Владимир Исаков, 2012
Свидетельство о публикации №212082000571