Закрою глаза и вижу 8

Анжела Гаспарян
Переезд

В 1968 году Армения и вся диаспора с восторгом отмечали грандиозное событие – 2750 лет со дня основания города Еревана. Естественно, мои родители не могли остаться в стороне, и решили всей семьей отправиться на празднование. Дело было в октябре, я училась в 10-м классе, и осенние каникулы то ли уже закончились, то ли еще не начинались. Тем не менее, на семейном совете постановили – ничего страшного не случится, если девочка по такому случаю пропустит неделю. Вернется – наверстает.

И вот билеты на поезд куплены, чемоданы собраны, родственники предупреждены. А надо сказать, что до того моменты мои родители в Армении никогда не бывали – хоть и чистокровные армяне. Бакинцы, одним словом.
И вот предстоит встреча с исторической родиной. Я испытывала невероятное воодушевление.

Меня потряс даже не сам Ереван, нарядный и розовый. Я никогда не встречалась прежде с такими теплыми, шумными и гостеприимными в своей массе людьми. Атмосфера в городе царила просто невероятная, всюду ощущались душевный подъем, радостное волнение, праздничная суматоха.

Начать с того, что на вокзале, вместе с Давидом Сасунским, нас встречала многочисленная родня - двоюродные и троюродные братья и сестры, племянники и племянницы, тетушки и дядюшки как со стороны папы, так и со стороны мамы. И они немедленно начали препираться между собой по поводу того, у кого нам следует остановиться. Каждый хотел забрать нас именно к себе и оказать гостеприимство в соответствии с кавказскими традициями. Решив, в конце концов, после долгих обсуждений, где мы будем жить, начали составлять программу пребывания. Приглашения в гости, осмотр достопримечательностей, поездки за город и все в этом роде.

По дороге  каждый, «включив экскурсовода», старался обратить наше внимание на разные оттенки розового туфа, из которого построен практически весь город, на изумительную резьбу по камню в виде плодов граната, виноградных гроздьев и растительного орнамента на  фасадах зданий, а, главное, на сияющие на фоне ярко-синего неба вершины Арарата, покрытые шапкой белых снегов.

Среди встречающих оказался один молодой человек, представившийся моим троюродным братом. Красавец с голливудской внешностью, в настоящих американских джинсах, которых в те времена еще ни у кого не было, остроумный и обаятельный. При этом он чуть прихрамывал на одну ногу, прямо как лорд Байрон, что в моих глазах еще и прибавило ему легкого налета загадочности и привлекательности. Он взял на себя обязанности моего гида по Еревану, познакомил со своими друзьями, как я теперь понимаю, золотой молодежью армянской столицы, водил в различные кафе с национальным колоритом пить настоящий черный кофе, сваренный в джезве, в художественные мастерские к знакомым художникам. И – высший пилотаж – достал билеты на концерт одной армянской знаменитости из Франции. Правда, имени его не помню, но точно не Азнавур. Тем не менее, все в Ереване мечтали попасть на его выступление, а повезло мне.

В общем, Ереван, подаренный мне Овиком, стал еще восхитительнее. И тогда во мне зародилась мечта – мы должны переехать из Риги на родину предков!
После этой поездки я начала интересоваться армянской литературой, читать книги по истории, учить армянский алфавит – немыслимо красивый по начертанию букв.
И не переставала уговаривать своих родителей. Короче, в это трудно поверить, но я сумела их убедить. Они, как загипнотизированные, пошли на поводу у дочери-подростка, подключились к поискам вариантов обмена, и, наконец, через два года, с помощью одной ереванской родственницы, нашли очень подходящий вариант.

Не вдаваясь в подробности скажу сразу – все закончилось очень плохо. Моя мама, прожив больше двадцати лет в Латвии, не смогла приспособиться к особенностям новой среды обитания. Жаркий климат - только одна из причин, по которой уже через полгода она стала рваться назад, в ставшую родной Ригу. Главное – у нее не сложились отношения на новом месте работы, где ее восприняли как чужеродный элемент. «Я основала врачебную косметологию в Латвии, пользовалась авторитетом среди коллег, уважением пациентов, все стремились попасть ко мне на прием, ценили мои знания и опыт - говорила она, - здесь меня никто не знает, никто со мной не считается, никому я не нужна!» В общем, мама напоминала взрослое дерево, вырванное с корнем и пересаженное в другую почву. Дерево не принялось, стало сохнуть и чахнуть.

Парадоксально, но у папы все сложилось иначе. Его пригласили работать заместителем главного врача спецполиклиники академии наук, он обзавелся многочисленными друзьями и приятелями, очень быстро освоился в обычаях и бытовых привычках, по-прежнему везде уверенно звучал его громкий голос. Стоит ли говорить, что и у меня, молодой и восторженной, тоже не возникало никаких проблем с «пересадкой». (Возможно  когда-нибудь я расскажу о тех трех годах моей счастливой жизни в Армении, но не здесь и не сейчас. Потому что это уже совсем другая история).

И вот только мама…. Да, мама. Промучавшись два года, временами впадая в депрессию, испытывая жесточайшие головные боли на нервной почве, она, в конце концов, совершила поступок, за который ее очень строго осудили все ереванские родственники. Она покинула нас с папой и вернулась в Ригу начинать все с нуля.
Если бы мы с папой пошли на принцип, то, конечно, остались бы в Ереване. Но мы не смогли. И через год, снова обменяв квартиру (скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается), опять оказались в латвийской столице.
Моя жизнь в тот год разделилась на до и после – до Еревана и после него.