А-УН НО КОКЮ

1
За окном разыгралась непогода. Порывистый ветер сметал с крыш снежную пыль. В воздухе кружились миллионы снежинок, и только кое-где сквозь серебристую пелену метели слабо блестели огоньки в домах да маячили уличные фонари.
Генрих оторвался от разложенных перед ним бумаг, время на часах показывало три часа ночи, подошёл к окну и приоткрыл его, вдыхая морозный воздух. Вечер насмешливо свистел, раскачивая могучим дыханием деревья. Как хитрый зверь, он то затихал, прячась где-то за домами, то с новой силой начинал своё дикое веселье. Очередной порыв ветра, внезапно налетев, грозно затряс оконную раму. Ветка старого тополя ударила по стеклу, словно кто-то неизвестный назойливо умолял пустить его в дом.
Генрих закрыл окно и выключил свет. Пора спать. Заснул крепко. Сон вышел беспокойным и непонятным…
 
…Он почему-то оказался в огромном пустом здании и начал бродить по пустым этажам, пока не зашёл в большой серый зал, к стене которого была приставлена лестница. Поднялся по ней на этаж, но и там было пусто. Стал подниматься выше. Залы сменялись один за другим, и нигде не было ни души, а лестница уходила наверх. Генрих поднялся на мансарду и заметил в темноте у стены несколько каких-то бесформенных фигур или тряпья — хорошо разглядеть не получалось из-за тусклого света. Под ногой что-то хрустнуло, он поднял с пола денежную купюру, кажется, китайскую. Нагнулся и увидел ещё несколько купюр разного достоинства. Стал собирать их, пока не почувствовал на себе чей-то взгляд. Подняв глаза, обомлел, на него в упор смотрел демон — огромный монстр с телом быка и змеиным хвостом, на лбу которого сверкал каким-то адским огнём третий глаз.
Сжавшись от ужаса, Генрих пролепетал: «Монстр! Несущий чуму Монстр с горы Тайшань!». Монстр молчал, потом поднял волосатую лапу и, погрозив ею, не раскрывая пасти, выдохнул воздух. Генриху послышались чёткие слова: «Скоро приду-у… Обмелеют реки, озёра и болота, высохнут деревья и трава, а повсюду распространится чума ш-ш-ш…». На каком-то, скорее, подсознательном уровне ему почудилось, будто весь мир принесён в жертву какой-то страшной неслыханной и невиданной напасти, идущей из глубины Азии на Европу. Все погибнут. Останутся избранные. В тела людей вселятся незаметные глазу существа, которые станут губить одного за другим...

Проснулся Генрих в холодном поту, мельком взглянул на будильник: за окном светало. Пора вставать.

2
Виной, быть может, наступающий високосный год, а может, грехи людские, но только появился он в Азии и начал своё шествие по миру, разрастаясь лавиной, охватывая море людское везде, где только оно было, собирал в жертву белые, жёлтые и красные расы по всей земле. И никто не знал, как спастись от него, как остановить. Началась паника. Люди стали бояться друг друга, ибо поражал он внезапно, коварно, скрываясь под личиной обычного недуга. Возникла необходимость немедленно создать противоядие, обнаружить очаг страшного, не допустить распространения заразы. Бросились на защиту человечества все врачеватели мира, забыв о междоусобных прениях меж своими государствами.
Комиссия по чрезвычайным ситуациям, созванная в связи с распространением нового вируса из Китая, проходила в Токио. На экстренное совещание приехали специалисты из многих стран: ведущие японские эпидемиологи, китайские вирусологи, профессоры и доктора наук из Америки, Англии, Германии, Франции, Израиля и России.
Генрих Иванович Люнгер — потомок обрусевших немцев, доктор биологических наук, один из ведущих российских специалистов по глобальным эпидемиям и вопросам устранения применения биологического оружия, прилетел в Токио пару дней назад, но насладиться красотой города ему не удалось. Он тщательно готовился к совещанию, где должен был представить доклад и результаты работы с вирусом одной из ведущих российских лабораторий. Российские исследования уже дали некоторые положительные результаты, и ими необходимо было поделиться с коллегами.
Совещание получилось бурным. Генрих ждал своего слова и, когда настала его очередь, эмоционально выступил с докладом на английском языке. Докладчик напомнил присутствующим, что любой вирус нуждается в хозяине для размножения, но не всякий хозяин принимает вирус, а значит, имеет возможность сопротивляться ему. Поделился некоторыми наработками группы российских вирусологов, исследовавших кровь здоровых, заражённых и выздоровевших людей, пытаясь получить иммунный ответ, такой, каким он бывает у животных, которые зачастую справляются с инфекциями. Рассказал, каким является новый вирус и в чём его особенность, представив слайды на большом экране, показав наглядно внешнюю схожесть этого вируса с короной из-за наличия на его поверхности «шипов и отростков».
Коллеги встретили выступление Люнгера громкими аплодисментами, и теперь он возвращался в гостиницу в бодром настроении. Работу свою он сделал, теперь можно отдохнуть. Ему предстоял недельный отпуск, круиз «Китай — Япония». Учёный собирался побывать в городе Фудзи на острове Хонсю, в Осаке, Окинаве и на Тайване, вернуться через восемь ночей назад в Йокогаму и в тот же день вылететь во Владивосток, а затем в Москву.
Внешность Генриха ничем особенным не выделялась, скорее, была незаметной, выделяли его только пытливые глаза, светящиеся энергией и добродушием. Всюду приходился ко двору, куда бы ни попал, везде оказывался всеобщим любимцем, в работе ли, в обыденной ли жизни оставался верен себе, при этом всегда был готов и умел отстоять свою позицию. Им были довольны, но сам он вполне доволен собой не бывал. Не было в нём покоя, вечно что-то звало и манило, и он постоянно что-то искал. Холостяк, посвятивший себя науке, считающий, что мало кто из женщин способен выдержать совместную жизнь рядом с ним. Бесконечные командировки, отчёты по ночам, частые возвращения домой после полуночи, довели б любую женщину до нервного срыва и, как следствие, расставания с ним. 
Короткие отпуска и вояжи в разные страны он совершал в одиночку, предпочитая знакомиться в поездках с разными людьми. Владение несколькими языками: английским, французским, японским и немного китайским, давало ему возможность легко путешествовать в любой точке мира.
Будучи поклонником тишины и покоя, Генрих выбрал однокомнатную каюту с балконом на красивом огромном и надёжном круизном лайнере «Гранд Даймонд», способном разместить на своём борту три с лишним тысячи пассажиров и тысячу человек обслуги.
Утром Генрих быстро собирал вещи, их было немного: небольшой рюкзак с носильными вещами да чемоданчик с бумагами, флешками, справочником по вирусологии, микроскопом, несколькими увеличительными линзами, пробирками, прибором для взятия крови, растворами. Расплатившись за гостиничный номер, Генрих отправился на вокзал. Он решил добираться на западный берег Токийского залива — в Йокогаму на электричке.

 

3
Йокогама находилась в тридцати километрах к юго-западу от Токио. Благодаря близости к столице и удобному выходу к морю, этот город стал первым портом, открывшим свои воды для иностранных судов в 1859 году. В порту Йокогамы много лет располагался штаб морских перевозок американского военного командования на Дальнем Востоке. Японскими властями было выделено восемь причалов для обслуживания вооружённых сил США. Добраться туда из Токио можно было несколькими способами: на пароме, такси, автобусе и поездом.
Генрих решил отправиться в путешествие скоростным поездом, он отходил от станции Shibuya и в пути находился всего полчаса. Устроившись поудобнее в комфортабельном кресле, расслабился и даже задремал, медленно погружаясь в историю Японии.
Сакоку — «страна на цепи», большей частью своей истории закрытая для иностранцев, посаженная на цепь сёгунами династии Токугава, и сделали они это по двум причинам.
Во-первых, высадившиеся в XVI веке на японских островах испанские и португальские торговцы активно насаждали христианство, плюс безответственные японские феодалы некоторых островов, например, Кюсю, которые не только принимали иезуитов с распростёртыми объятиями, но и сами массово и добровольно переходили в новую веру. Всё это было выгодно европейцам: они принимали участие в междоусобных конфликтах феодалов, и это приближало колонизацию всей страны.
Во-вторых, активная торговля с европейцами привела к появлению в японском обществе нового класса зажиточных купцов, чьё богатство и влияние быстро усиливалось.
Для борьбы с этими тенденциями сёгунат и решился на этот шаг — Сакоку. Была полностью запрещена «иноземная религия» и ввоз иностранных книг. Для профилактики показательно казнили нескольких миссионеров. Иностранцев высылали из страны, а японцам запретили выезжать за границу и строить большие корабли.
Но послабления случались. Голландским и китайским торговцам всё-таки оставили возможность для торговли, но только два раза в году и в единственном порту — Нагасаки.
Политика же Сакоку продлилась до 1853 года, когда США снарядили знаменитую экспедицию Перри. Американцев уже тогда интересовали японские острова в качестве промежуточной морской базы в Тихом океане.
Напугав отсталых японцев эскадрой военных кораблей, Перри вынудил их открыть свои порты западному миру. В результате в 1858 году в префектуре Канагава к югу от Токио началось строительство крупнейшего торгового порта Йокогама.
Очнулся Генрих от боли: кто-то наступил ему каблуком на ногу.
— Sorry! Please, excuse me…
Перед Генрихом стояла миловидная женщина с беззащитными детскими глазами лет двадцати восьми-тридцати. Таких наивных ярко-голубых глаз он давно не встречал. Судя по акценту, она была англичанкой. Изящная блондинка с тонким, слегка вздёрнутым носиком, придающим игривое выражение лицу, с полными губками нежно-розового цвета, высокими скулами и заострённым подбородком напоминала настоящую аристократку прямой осанкой, тонкими руками, хорошим манерами, почти полным отсутствием косметики на лице. Выделялись её полные любопытства глаза и бледное удлинённое, как у многих англичан, лицо, наполненное каким-то внутренним светом.
— Пожалуйста, садитесь! — улыбнулся он женщине, невольно поправляя зачёсанную на лоб чёлку, и тут же представился: — Генрих. С кем имею честь?
Раскрасневшаяся попутчица присела в кресло напротив. Ей было неудобно перед иностранцем, которому она, по всей видимости, причинила боль. Желая как-то исправлять ситуацию, вскинула глаза на мужчину, увидела широкое доброе лицо, густые каштановые волосы и тёплые карие глаза. Он довольно сносно говорил по-английски, но явно с русским акцентом.
— Мари, — представилась она. — Приятно познакомиться. Еду в Йокогаму в морское путешествие на круизном лайнере «Гранд Даймонд». А вы? — дружелюбно протянула тоненькую ручку.
— О! Я тоже собираюсь совершить путешествие на этом лайнере, — улыбнулся Генрих. — Наши планы совпадают. У вас отпуск?
— Отпустили всего лишь на десять дней, — улыбнулась Мари. — Ровно — долететь до Японии, провести неделю на теплоходе и вернуться назад. Всегда много работы.
— Мне это знакомо, — сочувственно закивал головой Генрих.  — Сам через неделю должен вернуться в Москву.

Дорога до Йокогамы пролетела незаметно. Генрих расспросил попутчицу, откуда она и чем занимается. Девушка работала в модельном бизнесе администратором крупного магазина эксклюзивных платьев в Бирмингеме. Он, конечно, не вдаваясь в подробности, рассказал о своей работе в большой научной лаборатории и о поездке в Токио с докладом. Между ними сразу возникла взаимная симпатия. Мари мало увлекалась историей, которую обожал Генрих, но она была замечательным слушателем, быстро впитывала в себя различную информацию, связанную с японскими обычаями. Ведь эта страна очаровывает всех: одних — древними памятниками и необыкновенной природой, других — своими традициями и уникальной кухней.
Более всего Генриху понравилось, как тепло Мари отзывалась о людях. Она могла бесконечно говорить о внимательности и дружелюбности японцев, и он соглашался с ней, не заметив, как поездка подошла к концу. Поезд притормозил, Мари взялась за ручку чемодана на колёсиках. На перрон они вышли вместе.

4
  Всех пассажиров лайнера за сутки до отправления селят в гостиницу и только на следующий день на автобусах организованно везут на посадку. Около перрона пассажиров ждали специальные автобусы, и все, кто отправлялись в круиз, тащили чемоданы, напоминая колонию разноцветных муравьёв. Публика выглядела разномастной: кроме огромного количества китайцев, тут были американцы, немцы, французы, англичане, украинцы, русские, поляки, чехи, норвежцы, датчане и кто-то ещё. Кто-то приехал на такси, другие взяли в аренду машину, третьи — на поезде, а парочка американцев и вовсе прилетела на частном вертолёте, распугав местных птиц.
В автобусе Генрих и Мари сели рядом, продолжая непринуждённо болтать. Договорились после расселения по номерам сходить перекусить в ресторан при гостинице, а потом прогуляться по вечерней Йокогаме.
Быстро разобравшись с вещами, Генрих ополоснулся в душе, разложил кое-какие бумаги на столе, чтобы вечерком поработать с ними, и отправился в холл ждать Мари.
Двери лифта медленно открылись и… Генрих зажмурился. Навстречу плыла нимфа, нет — богиня, он даже не мог подобрать слова. Милое её личико было обрамлено белокурыми локонами, спускающимися лёгкими волнами на плечи и спину, миндалевидные, бездонной голубизны глаза, были всё так же заманчиво распахнуты, на блестящее платье цвета морской волны она набросила жакет с меховой оторочкой, её ровные ножки подчёркивали изящные туфельки на высокой шпильке. В руках Мари держала маленькую сумочку. Генрих громко прочитал Шекспира:
 
Она затмила факелов лучи!
Сияет красота её в ночи,
Как в ухе мавра жемчуг несравненный —
Редчайший дар, для мира слишком ценный...
И я любил? Нет, отрекайся взор:
Я красоты не видел до сих пор!

— «Ромео и Джульетта»! — засмеялась Мари. — Я подумала, пока разбирала вещи, быть может, вы согласитесь сходить в другой ресторан? Здесь недалеко есть небольшой уютный ресторанчик «Matsuya», там недорого, но очень вкусно кормят: мисо-суп из смеси соевых бобов, риса и пшеницы, салаты и вкуснейшая свинина. Предлагаю пройтись пешком.
— С огромным удовольствием! — галантно подставил ручку Генрих. — После предлагаю прогуляться к одной из достопримечательностей этого удивительного города — морской башне «Marine Tower». Поднимемся на обзорную площадку, посмотрим на гавань, из которой нам завтра уходить в море. Вы знаете, что эта башня — самый высокий маяк в мире?
— Я боюсь высоты, — засмеялась Мари.
— Ну вы же не одна, а со мной, — сжал локоток девушки Генрих.
До маяка «Marine Tower» они добрались ближе к вечеру. Их подняли на скоростном лифте на отметку сто метров на смотровую площадку. Открывшийся вид поражал любого забравшегося на столь большую высоту. С одной стороны был виден весь порт с пришвартованными судами, большими и малыми, однопалубными и многопалубными лайнерами, катерами, прогулочными корабликами. С другой — открывался вид на Йокогаму.
Непринуждённое общение очень быстро их сблизило. Мари казалось, будто она знает этого мужчину много лет, столь дружески и весело они болтали. Время летело незаметно, вот-вот огромной тёмной птицей опустится ночь, мягко укрыв прекрасный японский город распростёртыми крыльями, пахнущими морем и цветами.
Мари прижалась к Генриху худеньким телом, его бросило в жар. Смеркалось, на маяке зажглись огни, и вся башня начала переливаться разными цветами. Стало совсем холодно. Генрих мягко обнял Мари и ещё крепче прижал к себе. Она подняла лицо, уголки губ слегка растянулись в улыбке, которая ещё больше оживила её лицо. Глаза их встретились.
Генрих невольно приблизил свои губы к её губам: ему внезапно так сильно захотелось коснуться их, раствориться в сладостном плену, окунуться в пучину нежности, утонуть в океане страсти... Качнув головой, он попытался стряхнуть наваждение, но Мари, почувствовав его порыв, прикрыла глаза и потянулась ему навстречу. Его обоняние уловило лёгкий запах французских духов, и тот неповторимый, едва чувствующийся аромат желанной женщины. Его горячие губы едва коснулись её — нежных, но уже ждущих поцелуя. Их переполняла теплота и губы, слитые в простом касании, приобрели жар, рождая страстный поцелуй.
А потом случился момент неловкости, словно оба устыдились содеянного, и в тоже время оба наполнились новыми чувствами. Они не знали, будет ли второй поцелуй, а если и будет, то когда, ведь завтра они сядут на огромный лайнер и окажутся в разных каютах, на разных палубах, а через восемь дней разъедутся в разные концы мира.
Пока они шли, держась за руки, по вечерней Йокогаме. Пахло морем, шелестела листва, кругом переливались вывески.
Сначала молчали, будто боясь нарушить гармонию происходящего. Им было хорошо, и не хотелось ничего говорить. Казалось, что счастье исходит отовсюду: от всегда улыбающихся японцев, деревьев, домов, кошки, приютившейся на скамейке. Оба понимали, что такого больше никогда не повторится… Не повторяются первые поцелуи, никогда не повторяются. Завтра всё будет иначе, такого пьянящего восторга и чувства полёта уже не испытать, как и не подняться больше на этот маяк в далёком городе Йокогама.
Они забрели в книжный магазин. Генрих увидел на полке какую-то книгу, взял её:
— Мари, ты любишь детективы? Читала книгу Николаса Обрегона «Голубые огни Йокогамы»?
— Детективы люблю, а вот такого писателя не знаю, — задумчиво ответила Мари.
— Вот, смотри. Писатель очень интересный, — продолжил Генрих. — Обрегон — британо-испанского происхождения, вырос между Лондоном и Мадридом. Работал стюардом на стадионе, писал путевые очерки о туризме и путешествиях, а потом получил должность редактора в юридическом издании. Япония очаровала его ещё в детстве, но окончательно он влюбился в эту страну, когда впервые посетил её по заданию журнала. Очень советую почитать его роман. Можно купить в дорогу. Кстати, в основу сюжета книги «Голубые огни Йокогамы» легло реальное расследование жестокого убийства обычной японской семьи в Токио в 2000 году.
— Да! Конечно! — живо откликнулась Мари. — Будет чем заняться вечерами в каюте. А расскажи мне о своей работе!
— Не знаю, насколько это интересно, но если в общем, то я вместе с коллегами изучаю разные штаммы вирусов. Сначала мы выявляем происхождение вируса, потом ищем вакцину. Для этого нам нужно много образцов крови у разных людей, животных, чтобы проверять на них действие вируса. В Токио я приезжал с докладом о новом вирусе, появившемся месяц назад. Это маленький коварный враг, поражающий людей любого возраста. Для обсуждения этой проблемы в Токио собрались специалисты всего мира.
— А откуда они берутся, эти вирусы? — спросила Мари.
— Начнём с того, что такое вирус. С латыни это значит «яд». Это неклеточный инфекционный агент, который может воспроизводиться только внутри живых клеток. Вирусы поражают все типы организмов — от растений до животных и человека.
— Какой ужас! — всплеснула руками Мари. — А как заражается человек?
— Разными путями: с водой, пищей, при половых контактах или воздушно-капельным путём. Чихнёт какая-нибудь заболевшая старушка в автобусе или метро, остальные подхватят малюсенькие капельки слизи из воздуха…
— А какой вирус ты сейчас изучаешь? — спросила Мари.
— Чуму двадцать первого века — китайского демона, — улыбнулся Генрих. — Для себя я его назвал «Монстр». Зародился он предположительно в научной лаборатории, расположенной недалеко от рынка морепродуктов в одном из китайских городов. Учёные из Китая предполагают, что вспышку инфекции могли вызвать эксперименты на летучих мышах. Поначалу подопытные мыши были заражены тем штаммом, который не мог передаваться человеку, но произошла какая-то мутация, и вирус поразил человечество. Но здесь остаётся очень много вопросов. Действительно ли этот вирус — животного происхождения, а не часть биологического оружия, направленного на человечество. У меня с собой все последние наработки российских учёных и даже маленькая переносная лаборатория. Сразу после возвращения из круиза я должен вернуться на работу, так как мне удалось получить здесь, в Японии, несколько образцов крови и обработать их, и у меня появились новые данные. Мари, давай не будем забивать твою хорошенькую головку такими сложными темами. Расскажу-ка тебе лучше забавную историю. Встречаются как-то двое. Один другому говорит: «Я вчера такую красотку в постель уложил!» А второй ему — грустно: «А мне не везёт, одни старухи попадаются…» И оба вируса гриппа полетели дальше в разные стороны.
— Насмешил, — сморщила носик Мари. — А я знаю только про компьютерные вирусы. И рассказать могу разве о платьях нашего магазина. Люблю слушать классическую музыку, иногда езжу кататься на лошадях, это моё любимое хобби. Ну, вот мы и дошли до гостиницы. Спасибо за книгу. Сейчас же начну читать.
Генрих затоптался на месте, ему ни за что не хотелось отпускать этот хрупкий золотистый цветок на тонком стебле.
— Может, выпьем по чашечке кофе у меня в номере? Я сейчас закажу.
— Нет-нет, — покраснела Мари. — Завтра утром рано вставать. Сегодня был незабываемый вечер, мне нужно немного отдохнуть. Благодарю за прогулку. У тебя добрые глаза. До встречи.
Генрих почувствовал лёгкий поцелуй в щёку и услышал звук удаляющихся каблучков.

5
Утро выдалось суматошным. Генриху не хотелось толкаться в ресторане гостиницы у шведского стола, и он заказал завтрак в номер. К тому же, он почти до утра писал отчёт по новым образцам крови и мысленно благодарил коллег из разных стран, позволивших взять пробы их крови. Таким образом у него оказались образцы с разных континентов. Это было важно.
Едва он успел выпить чашечку крепчайшего кофе, как по радиосвязи сообщили, туристы из каких номеров приглашаются в автобус для отправления в порт.
Всё было организовано очень чётко. Их подвезли к белоснежному красавцу — огромному кораблю-дому, который выглядел длиннее Эйфелевой башни и весом казался более десяти тысяч слонов. Морской гигант, приветливо распахнув нижние двери, в которых встречал гостей улыбающийся персонал, подмигивал туристам светящимися окошками.
У причала уже собралось много народу, и теперь люди группами проходили оформление. После всех просили оставить вещи в каютах и пройти в большой конференц-зал, где, по правилам, рассказывали о мерах безопасности на лайнере, питании, распорядке дня и экскурсиях.
Генрих вошёл в каюту. Она была довольно большой, около пятнадцати метров. В ней нашли своё место телевизор — на стене, шкаф для вещей, сейф, огромная кровать, трюмо, душ, санузел, стол для работы, холодильник. Сбоку — прозрачная дверь на балкон, через неё была видна вода за бортом корабля.
Генрих вышел на балкон. Он был небольшим, с двух сторон — тонкие невысокие стенки, так что можно общаться с соседями. На балконе стояло кресло, которое легко раскладывалось в лежак, и журнальный столик.
Он залюбовался морем. Бегущие волны словно спешили поздороваться с ним, по ним бегали белые барашки, а над барашками кружили чайки. Море выглядело большим живым организмом, сильным и бескрайним, оно менялось каждую секунду: то спокойно дремало, то волновалось, то грозило, то успокаивало. По телу пробежала лёгкая волна умиротворения, и Генрих вернулся в каюту.
На стенке рядом с трюмо висел распорядок дня и мероприятия на всю неделю. Питание выглядело практически беспрерывным, развлечения тоже. Завтрак начинался в пять утра, ужин заканчивался в полночь. Здесь же, на краю трюмо, лежала ежедневная круизная газета.
Быстро разложив вещи в шкаф и спрятав в дальний угол чёрный чемоданчик, Генрих сполоснул руки и отправился в центральный зал получать инструктаж. Зал занимал чуть ли не половину задней части судна и мог в себя вместить одновременно всех пассажиров лайнера.
У входа стояло несколько столов, за которыми сидели работники общепита. Прежде чем войти внутрь, нужно было зарегистрироваться у них. Питание проходило в две смены.
Генрих набрал номер Мари:
— Ты знаешь, какая любовь самая чистая и простая?
— Какая? — засмеялась Мари.
— Самая чистая и простая — любовь к еде, — ответил Генри. — Мне очень хотелось бы сидеть с тобой за одним столиком, поэтому я как самый верный на свете рыцарь жду мою даму сердца у регистрационных стоек.
Вводный инструктаж прошёл весело. Пассажирам рассказали про распорядок дня на судне, показали, как пользоваться спасательными жилетами и пригласили всех пройти на праздничный обед в честь отправления в морское путешествие.
Обеденный салон был отделан резными покрашенными панелями. Пространство столовой позволяло перемещаться между столами, которые накрывались на гостей от двух до восьми человек. Перед едой всем предложили коктейли. Меню состояло из разных перемен блюд, здесь присутствовали кухни многих стран мира: японская, китайская, средиземноморская, русская, итальянская, мексиканская, вегетарианская. Каждый мог выбрать по своему вкусу.
Столик, за который распределили Мари и Генриха, был рассчитан на шесть персон, и, когда они вошли в столовую, за их столиком уже сидел седой мужчина с крупным восточным носом и цепкими глазами.
— Семён Кац, — слегка приподнялся пожилой израильтянин. — На ближайшие дни я — ваш сосед. К нашему замечательному столику прикреплён свой официант, зовут его Харуто Катаяма. Сейчас он принесёт меню. Вы муж и жена?
— Нет, — смутилась Мари. — Мы познакомились совсем недавно. Мы даже из разных стран.
— Тут все из разных стран, — хохотнул Кац. — Из каких же вы?
— Я из Англии, а Генрих из России, — ответила Мари. — А вы?
— О! Где же ещё жить еврею, как не в Израиле. Израиль — самая древняя цивилизация. Мы начинали там с Авраамом, Исааком и Иаковом. Ничего хорошего, скажу я вам. Первый раз мы вернулись с Моисеем и немного-таки там пожили — пока нас не вышвырнули вавилоняне. Потом нас привёл Зоровавель, он же «семя Вавилона», но Тит сжёг Храм, и римляне заставили нас снова уйти. Две тысячи лет странствий по миру дали нам всего-навсего Спинозу, Маркса, Энштейна, Фрейда и Шагала, и мы сказали: «Достаточно! Возвращаемся обратно в Израиль». Это из краткой истории. Я живу в Израиле последние тридцать восемь лет, до этого жил в Ленинграде, да, тогда это был ещё Ленинград. Смотрите! Кажется, эти двое тоже идут к нашему столику.
Мари с Генрихом обернулись. К ним приближались мужчина и женщина среднего возраста, оба крепкого телосложения. Мужчина с гладко выбритой головой радушно улыбался серыми глазами, его спутница искала номер столика.
— Петро! — дёрнула рукав джинсовой рубашки черноволосая кареглазая женщина. — Вот же он! Галина, — красивым грудным голосом произнесла женщина на ломаном английском. — Разрешите представить — мой муж Петро Тузько.
— Ой вей… — отозвался Семён Кац. — У нас за столиком такие фешенебельные женщины, шо мне аж нерентабельно. Пусть они все, — обвёл руками столовую, — завидуют нашей компании. Жаль, моя Сарочка отказалась от путешествия, сказала, что её тошнит от этих пароходов и пустила меня в плавание одного-одинёшенького. Она всегда говорила, что не хочет мне мешать впечатляться. Оно и к лучшему. Сарочка — замечательная женщина, но с ней не расслабишься: настоящий детектор лжи. От её взгляда ничего не ускользнёт — ни съесть, ни выпить, ни поцеловать…
— Bonjour! Это столик под номером восемь? — перешёл с французского на английский небольшой коренастый чернокудрый мужчина. — Анри Бюжо. Полиция Франции. Шучу.
— Франция… — мечтательно закатил глаза Кац. — Мой дядя по маминой линии был выслан из Франции. Он работал логопедом и тайно отучал местных детей картавить. А вы Анри, действительно, полицейский, или таки вы большой шутник?
— Я шутник и работаю в полиции. Бухгалтером. Недавно от меня ушла жена, и я отправился в путешествие лечить нервы.
— Выходит у нас тут два холостяка, — заметила Мари, подмигивая Галине. — Где официант? Хочу заказать себе рыбу.
— Под рыбу обязательно нужно что-нибудь выпить, — сделал красноречивый жест Петро. — Дамы? Что будем пить? Мужчины? Предлагаю заказать графинчик водки. Отметим первый день пребывания на этом замечательном корабле.
— Я много читал о плохом влиянии алкоголя на человека, — откликнулся Анри.
— А вы не читайте, — пробасил Петро. — Просто выпейте. Лучший способ узнать друг друга — вместе выпить. Вам тем более нужно выпить, и побольше, как пострадавшему от женщины. Графин водки и бутылку красного дамам, — позвал официанта Петро.

6
После обеда, сдобренного алкоголем, все разошлись по каютам. Генрих вышел на балкон. Пассажиры лайнера и не заметили, как тихо теплоход отошёл от пристани, пока они находились в столовой. В грудь ударил свежий морской воздух. Генрих прищурил глаза, разглядывая удаляющуюся полоску берега, окутанную дымкой, слушая плеск волн. Идиллию нарушил шорох, сопение, потом звуки какой-то французской песни. Кто-то намурлыкивал себе под нос известный хит Патрисии Каас. Голос показался знакомым.
Генрих выглянул за загородку, с изумлением обнаружив, что соседом по его каюте оказался Анри.
— Анри! Дружище! Оказывается, мы и здесь соседи. Как собираетесь коротать время? С помощью высоких технологий или книг? А может быть, кроссвордов?
— Сначала я буду дышать морским воздухом, потом пойду гулять по палубам, схожу в зимний сад и полежу у закрытого бассейна. Я люблю тихий отдых, а на женщин сейчас вообще смотреть не могу.
— Сочувствую, — сделал скорбную мину Генрих. — Вот поэтому я так и не женился. Анри, простите меня, ради бога... У меня к вам деликатный вопрос. Нет ли у вас хорошего мужского парфюма? Только что свой разбил в душе… Мы вечером встречаемся в баре с Мари.
Анри исчез в каюте, вернувшись, протянул Генриху небольшой пузырёк с чарующим запахом.
 — Я ваш должник, — поблагодарил его Генрих. — Французские ароматы никого не оставляют равнодушными. Франция всегда славилась своими полководцами, ароматами и женщинами. Постараюсь при первой же возможности отблагодарить.

7
Вечером Генрих надев белую рубашку и тёмные брюки от костюма, изрядно спрыснув себя французской туалетной водой, спустился на нижнюю палубу в бар, маленький и уютный, вполне обычный и вместе с тем — атмосферный. Над потолком под струями воздуха, что выдували крошечные вентиляторы, раскачивались оранжевые конусообразные лампы на длинных шнурах. Их свет отражался в коричневой, густо покрытой лаком стойке, на которой то и дело появлялись стаканы, стопки, бутылки. Народу было немного, основная масса пассажиров отправилась на концерт, проходивший в конференц-зале. Большая часть посетителей традиционно сидела у стойки. Люди шутили, смеялись, заказывали выпивку. Играла приятная лёгкая музыка, растекались беззаботные шорохи слов. Две пары танцевали, плавно покачиваясь под обволакивающую музыку.
Генрих присел за стойку лицом к дверям в ожидании Мари. До него долетал разговор двух молодых русских мужчин, по-видимому, они поехали на отдых компанией и теперь коротали время с пивом в руках в ожидании своих подружек.
— Сашка, а ты был в Китае до этой поездки? Нет? А я вот, помню, однажды попал случайно в один китайский бар, он себя позиционирует, как антистрессовый, и пользуется большой популярностью. В этом баре принято бить посуду, хамить персоналу, а за отдельную плату поколотить официантов. Ребята-официанты там крепкие. Ввалилась туда группа американок — отмечать событие: одной из них изменил муж с секретаршей. Дамы изрядно выпили, и началось настоящее побоище. С криками, какие все мужики «козлы», они избили официантов так, что некоторые из них попали в больницу, а ресторану даже не удалось предъявить гостьям иск из-за официальной политики заведения.
— Смешно… — громко засмеялся Сашка. — Толян, я тебе тоже забавную историю расскажу. Поехали мы как-то с Танькой в один хитрый подмосковный ресторан. Там подают рыбу, причём выловленную своими руками. Вот что выловишь, то и съешь. Ну я-то рыбак знатный, ты же знаешь, я и себе поймал, и Таньке выловил вкусную рыбку. А один африканец два часа ловил и ничегошеньки не выловил. Менеджер к нему подошёл, предложил поесть за счёт заведения, так этот гордый чёрный сын развернулся и ушёл голодным.
— Да уж… — покачал белобрысый головой Толян. — С червями сомнения на рыбалку не ходят.
— Мальчики! — ворвались в бар две юные девицы. — Поднимайтесь! Пошли к бассейну, там играет музыка и подают коктейли!
За спинами девиц показалась белокурая головка Мари. В лёгком расклешенном синем платье в цветочек Мари выглядела девчонкой, только окончившей школу.
Генрих поднялся, обогнул шумных девиц, пытающихся оторвать своих молодцев от пива, и нежно взял девушку за руки.
— Потанцуем!
— С удовольствием, — улыбнулась Мари.
Едва Генрих обнял тонкий подвижный стан, вино прелести ударило ему в голову, и что-то давно спавшее в нём проснулось. Его телом руководил кто-то другой, он забыл о времени и границах. Он смотрел на улыбку Мари, её плечи, руки, и ему захотелось просто уткнуться в её волосы и замереть. Музыка закончилась, а он не хотел выпускать её из рук.
— Выпьем по коктейлю?
— Не откажусь, — прошептала ему на ухо глубоко дышавшая Мари.
Они сели за барную стойку, официант поставил два коктейля со льдом. Дверь в бар громко отворилась. Семён Кац в полосатой жилетке и белоснежной рубашке мягко проталкивал вперёд полную пожилую итальянку в ярко-красном платье и маленькой чёрной шляпке. Кац придерживал даму за объёмную талию и что-то нашёптывал ей на ухо. Дама громко смеялась, сильно размахивая руками, как это принято у итальянцев.
Генрих улыбнулся — эта парочка напомнила ему двух крупных тропических жуков. До ушей донеслось:
— Великолепная Синтия, вы обладаете великим даром привлекать мужчин! — старался изо всех сил Кац.
— Я? Даром? Никогда! — громко хохотала итальянка.
— Вы отвечаете, как настоящая еврейская женщина, — легонько ущипнул даму пониже спины Кац. — Люблю пышненьких. Вы прекрасно выглядите в этом алом платье. Настоящий парусник, нет, бригантина для одинокого мужчины.
— Я поняла вас, Семён Абрамович, вы говорите о трёх возрастах женщины: юность, молодость и «как вы хорошо выглядите». У вас кольцо на пальце. Шалунишка. Изменяете жене.
— Боже упаси, разве это измена? Ухаживать за дамой полезно для мужского здоровья. Давайте выпьем? Ой… Вей! Кого я вижу! Знакомьтесь, Синтия, это мои соседи по столовой. Чудесная Мари и русский врач Генрих. Официант! Два коктейля. Друзья! Сейчас, я вам расскажу презабавную историю. Однажды мы с женой отдыхали на Кипре вместе с друзьями. Нам с Яшей очень захотелось выпить, пришлось стащить под водой с Сарочки трусы, иначе она помешала бы нам пить водку, а так она сидела в море, пока я не вернул ей её труселя.
— Безобразник, — прыснула в кулачок Мари. — Синтия! С ним опасно ходить в бассейн.
Мари с Генрихом выпили ещё по коктейлю, решив оставить Каца с его спутницей, им хотелось побыть вдвоём.
— А давай сходим к бассейну? — предложила Мари. — Там очень красиво вечером, его через час закроют, наверное, и людей почти нет.
Они поднялись через три палубы в крытый бассейн с раздвижной крышей. Он был достаточно большим, окружённым гидромассажными ваннами, душами и шезлонгами. В углу была оборудована сцена для аниматоров, использовавшаяся и как танцевальная площадка, но было уже совсем поздно, и в бассейне никого не было.
Генрих с Мари присели на крайние к бассейну шезлонги и молча любовались на отражения фонарей в воде. Тишину нарушил шум от пары в сильном подпитии.
— Хочу купаться голой! — громко возвестил грудной голос.
— Не вопрос, — раздался голос Петро. — Раздевайся.
— Тут кто-то есть… Смотри. Кажется, это Генрих и Мари. Привет, друзья, привет! Составите компанию? Но сначала выпьем! Петро, наливай!
Петро вытащил из пакета початую бутылку ирландского виски.
— Рюмок нет, пьём из горла, — подал бутылку Мари.
— Мы, наверное, с Генрихом пойдём погуляем, — смутилась Мари.
— Ничего не выйдет, — преградил пути к отходу Петро. — За дружбу!
Мари робко отхлебнула виски, следом Генрих, потом Галина, за ней Петро и так два раза по кругу, пока бутылка не кончилась.
— Теперь купаться! — взвизгнула Галина, стягивая с себя цветастую блузку и брюки. — Голышом! Мальчики, отвернитесь.
Генрих с Петро послушно отошли в сторонку. В пакете у Петро оказалась вторая бутылка с виски. Сзади раздался женский визг и всплеск уходящих в воду тел. Из темноты к ним бежал, размахивая руками, работник, обслуживающий бассейн.
— Нельзя! Бассейн закрыт. Ночью купаться нельзя! Мы только-только почистили бассейн.
— Иди сюда! — поманил японца Петро. — Выпей с нами! Дай девочкам порезвиться.
— Нет-нет-нет… — категорично замотал головой из стороны в сторону маленький щупленький японец. — Нельзя!
Через десять минут Генрих с Петро аккуратно положили японца на лежак: «Пусть отдохнёт».
— Девочки! Выходите! Пора сматываться.
Генрих сам не понял, как оказался с Мари в своей каюте. Мари была сильно подвыпившей, и Генрих положил её на кровать. Сам прилёг рядом, нежно поглаживая её волосы, руки и плечи. Он чувствовал её красоту, составлявшую одно целое с её платьем, чувствовал всю прелесть тела, которое было закрыто одеждой. И невольно потянулся к её губам, и снова они слились в поцелуе, теперь уже жарком, плотском, оба горели желанием. За окном иллюминатора шелестели волны, и слабо мерцали звёзды.
Под утро Мари ушла к себе в каюту — привести себя в порядок к завтраку. Днём им предстояла экскурсия в Осаку.

8
Генрих решил вовсе не ложиться спать и включил телевизор. Диктор с каменным лицом освещал последние новости из России.
«В Москве открывается выставка Сальвадора Дали. Один из посетителей пришёл в водолазном костюме, чтобы подчеркнуть погружение в глубины подсознания…

Предприимчивый гражданин из Израиля торговал заряженной водой из Иордана…

На Украине захватили в плен прах разведчика Николая Кузнецова. Мэрия города Львова собирается продать прах Героя Советского Союза, который добывал важнейшие сведения стратегического характера в годы Великой Отечественной Войны и ликвидировал одиннадцать высокопоставленных нацистских чиновников и генералов, его родственникам для перезахоронения…

На мир надвигается огромными темпами пандемия, связанная с новым вирусом, поражающим лёгкие. Согласно всем доступным данным, на сегодняшний момент в мире зафиксировано семьдесят три тысячи триста тридцать пять случаев заражения нового типа, уже погибли тысяча восемьсот семьдесят три человека. В Пекин прибывает команда Всемирной организации здравоохранения, которая займётся расследованием эпидемии. В основном, заболевают пожилые люди, дети, и люди с ослабленным иммунитетом. Причина распространения и появления вируса именно в Азии — большая плотность населения и малая площадь, а также близкий контакт с животными, возможными переносчиками вируса».

— Severe acute respiratory syndrome — тяжёлый острый дыхательный синдром, — прошептал Генри. — Плохо управляемая пневмония. И никто не знает, насколько он опасен. Нужны ещё образцы крови и проведение вирусологической диагностики. Вакцина будет найдена, но на это уйдёт несколько месяцев, а то и пара лет. За это время заболеет множество людей из разных стран.
Размышления прервал звонок по телефону, установленному в каюте. Его приглашали на завтрак. Генрих выключил телевизор. Ополоснул лицо холодной водой, заглянул в шкаф проверить чемодан, тот стоял в углу, завешанный одеждой.
 — Надо бы его сдать в камеру хранения, — подумал Генрих, но отмёл эту мысль. Он собирался ещё поработать с бумагами.
Хлопнула дверь соседней каюты, Анри ушёл в столовую. Раздались громкие голоса Петро и Галины. Генрих выглянул за дверь. Петро закрывал ключом дверь, Галина стояла рядом с намотанным на лоб розовым влажным шарфиком в тёмных очках — оба выглядели помятыми. В столовую пошли вместе.
Семён Кац уже вовсю развлекал Анри и Мари.
— Как называют Японию? Страна восходящего солнца. Правильно?
— Правильно, — кивнул Анри.
— Ну это если смотреть на восток, — прищурил глаза Кац.  — А если смотреть на запад, то Япония — Страна заходящего солнца.
— Верно, — засмеялась Мари.
— Японцев хлебом не корми, только бы кто-нибудь красиво умер, — ввернул Анри. — Самый высокий процент самоубийств.
— Вы, батенька, не правы, — причмокнул губками Кац.  — В Японии у каждого, у всех непременно имеется какой-нибудь кодекс, и в этом есть что-то умиротворяющее. Всё дело в психологии. Чтобы понять японца, нужно думать по-японски.
— Да! —  с жаром добавила Мари. — Мне раньше казалось, что японское «в будущем» означает «скоро» или «со временем», но это не так! Совсем не так! Это «в будущем» относится не ко времени, а к иному плану бытия и означает «в другой жизни, в другое время».
— О, мудрая Мари! Был бы я помоложе… — обернулся Кац на присаживающихся за стол сотрапезников. — А вот и остальные. Наше вам с кисточкой! Здравия желаю.
За столом началось бурное обсуждение предстоящих экскурсий. Как выяснилось, все отправлялись по разным маршрутам: Семён Кац со своей круизной подругой Синтией собирались в пятиэтажный самурайский замок Осаки — символ города с посещением парка при замке; Анри отправлялся в Ситэннодзи — один из самых старых храмов в Японии, известный также, как храм Четырёх. Святилище было построено по указу принца Сётоку, который способствовал распространению буддизма в стране; Петро с Галиной решили взобраться на башню Цутэнкаку — «Башню до неба» и посетить квартал Синсекай с его знаменитым рынком и ночной улицей; Генрих с Мари выбрали экскурсию в знаменитый Осакский океанариум «Кайюкан». Всем туристам по окончании экскурсий предоставлялось свободное время, и собраться вместе они должны были за ужином на лайнере.

9
Осакский океанариум — один из самых больших аквариумов страны размещал в себе рыб, млекопитающих, птиц, беспозвоночных, которые в естественной природе населяют Тихоокеанский регион. Кого здесь только нет: огромные китовые акулы, скаты, осьминоги, медузы, дельфины, морские котики и другие животные. В основе концепции океанариума японцами была заложена теория Геи, согласно которой все организмы и их неорганическое окружение на Земле тесно переплетены между собой, создавая единую самоуправляемую систему.
Путешествие в глубины Тихого океана Мари и Генрих начали с самого верхнего, восьмого этажа. Они поднялись на крышу здания на эскалаторе и потихоньку стали спускаться вниз по спиральным лестницам, разглядывая через толстое стекло аквариумов обитателей океана. Взявшись за руки, бродили среди необыкновенных глубинных красот, ощущая себя в полной гармонии друг с другом.
— Мари, ты знаешь, как называются гармоничные люди в Японии? — спросил Генрих.
— Кокю!
— Почти, но не совсем, — улыбнулся Генрих. — «А-ун но кокю» будет правильнее. Это когда двое дышат, как одно. Я себя сейчас ощущаю именно в таком состоянии, а ты?
— Я тоже, — провела рукой по каштановым волосам Генриха Мари. — Мне хорошо с тобой. Спокойно. Мы с тобой не спали этой ночью, и даже не хочется.
— Повторим?
— Вечером посмотрим, — засмеялась Мари. — Если силы останутся. А что ты делал, когда я ушла от тебя?
— Слушал новости. Лучше бы и не включал телевизор. Новости чуть не испортили всё то хорошее, что было «до».
— В России происходит что-то ужасное? — поинтересовалась Мари.
— Скорее, в мире. Смотри! — махнул рукой в сторону Генрих.
За стеклом аквариума медленно показалась голова самой крупной акулы в мире. Огромная рыбина с толстым мощным телом, тупым рылом и мелкими глазками медленно плыла, показывая всю свою природную красоту. — Хороша! При этом — крайне апатичное животное. Средняя скорость передвижения около пяти километров в час.
— Это китовая акула? — с сомнением спросила Мари.
— Да. Настоящий путешественник. Мигрирует на протяжении всей своей жизни и — ни разу не охотник.
— Как это? — не поняла Мари. — При таких размерах она должна быть хищной!
— А вот и нет. Питается китовая акула планктоном, она его выцеживает из воды. Бывает, съест мелкую рыбёшку, если эта рыбёшка сама ей в пасть заплывёт. Все её жертвы случайны. Большой и хрупкий организм, вымирающий, и его легко может погубить самый малый организм. Большую систему может нарушить мельчайший инородный элемент. Биология может полностью объяснить жизнь всего живого на земле — от лабораторных опытов по превращению неживого в живое и обратно, до тончайших эстетических и социологических обобщений.
— Генрих! Ты всё время думаешь о работе… Почему?
— Работа — моя жизнь и плата за семейное счастье. Я во всём ищу истину, ищу до последнего, бывает, нахожу. Нудный человек для семейного гнёздышка. Ни одна женщина не выдержит.
— Я бы попробовала. Шучу, — улыбнулась Мари. — Ты слишком строг к себе. Я в тебе увидела доброго, нежного, романтичного, весёлого и при этом очень ранимого мужчину. Пойдём в интерактивный зал, он на первом этаже, там живут обитатели океанического дна.
У открытого бассейна стояли мужчины, женщины и много детишек, все они опускали руки в воду, многие смеялись. Мари тоже подошла к перилам и заглянула вниз.  Под небольшим слоем воды расположились морские обитатели, с которыми можно было взаимодействовать напрямую. Перед ними переливались маленькие разноцветные цветочки с длинными лепестками. Мари закатала рукав кофточки и опустила руку в тёплую, приятную воду, дотронувшись пальчиком до маленькой актинии. Актиния, почувствовав прикосновение, тут же закрыла лепестки, став ещё меньше. Какой-то мальчишка, стоявший рядом с Мари, выловил рака и тряс его так, что Мари стало жалко морского обитателя.
— Малыш! Отпусти его. Он живой…
Генрих всё больше и больше испытывал нежность к этой девушке. На миг у него мелькнула мысль, что он, наверное, связал бы свою жизнь с ней. Она напоминала большого ребёнка с чистой душой.
А потом они смотрели на скатов, которые плавали под ладонями вместе с маленькими акулами, и это вызывало странную смесь восторга и ужаса. Бродили среди всей этой красоты больше трёх часов, и у них оставалось совсем немного времени для ознакомления с городом.
После океанариума Мари с Генрихом прошлись к реке Дотомбори, где находился знаменитый полукруглый мост знакомств — Эбис. Слившись в поцелуе, Мари незаметно для Генриха сделала селфи и быстренько отправила снимок подруге, потом они посмотрели здание театра «Кабуки» и прошлись параллельно искусственному каналу Дотомбори на одноимённую улицу, знаменитую своими гигантскими, пёстрыми муляжами крабов, креветок и кальмаров, зазывающих зайти в тот или иной ресторан. На лайнер вернулись, едва успев к отходу корабля.
За ужином путешественники делились впечатлениями. Мрачноватый Анри очаровался светлым павильоном пяти мудростей и сокровищницей в буддистском храме Ситэннодзи.
Галина осталась полной восторгов от пребывания в «Башне до неба», делясь ими с Кацем.
— Семён! Зря вы не поехали с нами, вам бы очень понравилась экскурсия.
— Я вас умоляю, Галочка, — хотите быть ближе к Богу? Господь, конечно, доставляет пропитание всякой птице небесной, но не прямо в гнездо. Заслужить надобно. Петро, а как вам башня?
— Я там не был, — отмахнулся Петро. — Рядом в забегаловке подают отменное пиво, да и чего я там не видел на этой башне? Галюня хотела на высоту птичьего полёта, ну и нехай ползает по этой каланче.
— Ты ничего не понимаешь, — кипятилась Галина. — На эту башню надо смотреть с библейским смыслом. Именно там, — мечтательно закатила глаза Галина, — Бог спускается к каждому человеку в виде энергии Света и Любви, а тебе только бы выпить!
— А я поехал отдыхать, а не по развалинам лазить, — отмахнулся Петро. — Заканчивай ужин, пошли в бар.
— Самые святые люди — пьющие, — улыбнулся Кац. — Отвечу вам словами Иоанна Златоуста: «Не вино худо — неумеренность порочна; вино есть дар Божий, а неумеренность — изобретение дьявола», а заодно и притчу расскажу. Жил-был один монах. Пил каждый день, а выпив, становился причиной скандалов с паломниками. До драк, бывало, доходило. И когда он умер, верующие поспешили к старцу Ануфрию Святородцу поделиться радостью, что, мол, проблема отпала сама собой. Ануфрий ответил, что знает о смерти монаха и видел, как всё ангельское войско пришло забирать его душу. Паломники растерялись, ничего не понимают. А Ануфрий сказал им: «Поили того монаха с младенчества вином, в такой семье уродился. Вырос он и сразу к алкоголю пристрастился. Семья у него не складывалась. Подался в монахи. И один старец определил ему правило: совершать поклоны и творить молитвы ко Пресвятой Богородице с просьбой сократить количество алкоголя на одну рюмку. После года борьбы и покаяния ему удалось снизить меру выпивки с двадцати рюмок до девятнадцати в день. Борьба продолжалась всю его жизнь. И за все годы он достиг уровня двух-трёх рюмок в день. Люди годами видели лишь монаха-пьяницу да скандалиста, а Бог видел, как сражается воин с большим рвением и усердием на преодоление страсти.
— Вот! — расправил грудь Петро. — Ещё неизвестно, кто из нас ближе к Богу. Официант! Графинчик беленькой, пожалуйста.
Посмеявшись со всеми Мари и Генрих быстро закончили трапезу и ушли любоваться океанскими просторами с верхней палубы.
— Генрих! Спасибо за книгу. С удовольствием читаю. Интересный, запутанный сюжет, но мрачновато, зато полностью окунулась в жизнь современного Токио. Убийца — не просто чокнутый маньяк, а винтик в целой системе зла, щупальца которой проникли в высшие политические и полицейские круги.
— Я знал, что тебе понравится, особенно учитывая, что мы путешествуем по Японии, — обнял за плечи Мари Генрих. — Предлагаю обсудить книгу в моей каюте.
— На этот раз мы пойдём ко мне, — шепнула ему на ухо Мари.

10
Последним пунктом посещения оставался красивый остров в Тихом океане — Тайвань. Предстояла поездка в национальный парк Кентинг, посещение мыса «Нос кошки» на котором расположен маяк Олуанпи, для экстремалов — посещение горы Хуашань. Поработать Генриху так и не удавалось, всё своё свободное время он проводил с Мари.
Утром перед завтраком Генрих включил новости. С каждым днём они звучали всё более мрачно, а порой и абсурдно. По всем каналам, и не только русскоязычным, больше и больше говорили о страшной мировой угрозе. Российские каналы вещали о различного рода происшествиях в стране, погоде, надвигающейся пандемии, связанной с распространением вируса и предприимчивых гражданах, научившихся паразитировать на страхе людей перед заболеванием.

«Новый вирус смерчем распространяется по планете. В Китае обрабатывают специальными растворами витрины, поручни и даже деньги. Постепенно вирус перебирается в соседние страны. Появились первые заболевшие в Корее и Японии…

Начинающий канадский рэпер Джеймс Моток сел на самолёт из Торонто на Ямайку. Уже в воздухе Джеймс начал рассказывать, что недавно побывал в «столице вируса», и теперь плохо себя чувствует. При этом сделал селфи с пассажирами самолёта. Самолёт с пассажирами на борту развернули и отправили обратно в Торонто…

Предприимчивый гражданин из России продаёт по триста рублей «заговорённый деревенской знахаркой» чеснок.  Овощная культура, по словам тюменца, выращена методом гидропоники на святой воде. Чеснок является сильным славянским амулетом от нечистых духов, но этот заговорён так, что можно носить и мусульманам. При этом он уточнил, прежде чем положить чеснок в карман, необходимо проткнуть его зубчик семь раз толстой иголкой…»

Генрих чертыхнулся, выключил телевизор и отправился в столовую. Собравшиеся за столиком пребывали в отличном настроении. Все, кроме Каца. Тот единственный сидел слегка опечаленным, расстраиваясь скорым окончанием путешествия и разлукой с Синтией, с которой у него сложились тёплые отношения.  По этому поводу его активно дразнил Анри.
— Семён Абрамович, что вы так дуетесь, вас ждёт дома несравненная Сарочка. Вы же её любите?
— Сара, говорит, что да, — буркнул Кац. — У нас с ней образцовая пара. Но может же мужчина иногда отдохнуть от «образца»?! Мне ещё надо подарки купить. Вы же знаете, руки любимой женщины должны содрогаться от подарков, ноги — от секса, а сердце — от пылкой и страстной любви.
— А её не разорвёт от такого резонанса? — хмыкнул Петро.
— Сара — крепкая женщина, выдержит любой резонанс, у неё весь квартал по струнке ходит. Дворник не метёт двор, пока Сарочка не проснётся, она пообещала его пристрелить, если он ещё хоть раз в шесть утра махнёт метёлкой, — улыбнулся Семён Абрамович.
— А что же будет с вашей зазнобушкой Синтией? Весь пароход каждый вечер любуется вашими прогулками при яркой луне по палубам, — ввернул Анри.
— Ой… Я вас умоляю, — скорчил гримасу Кац. — Вот только не считайте меня кобелём. Я так… Только погавкать. Мы просто хорошие друзья, кстати, Синтия любезно согласилась принять меня в Италии, может когда и удастся съездить. У моего соседа Мойши Цукермана свой бизнес в Италии, и он частенько туда летает по делам, у него свой магазинчик, может и меня прихватит в рабочую командировку.
— Осторожнее, Семён Абрамович, один мой приятель выиграл путешествие в Китай и уже полгода не может выиграть тур обратно, — засмеялся присоединившийся ко всем Генрих. — Кажется, Синтия закончила свой завтрак и машет вам ручкой.
— Никто не возвращается из путешествий таким, каким он был. Мне пора, — откланялся Кац.
— Живи, путешествуй, не сожалей ни о чём и благодари судьбу, — улыбнулся Генрих, глядя, как Семён Абрамович подхватывает под ручку Синтию. В большой соломенной шляпе, тёмных очках и платье в разноцветных крупных тюльпанах, Синтия напоминала голландскую клумбу.
— Большая женщина, — поёрничал Анри. — В канализационный люк не провалится. Был у нас в полиции такой случай. Муж с женой возвращались поздно ночью из ресторана, по пути им попался канализационный люк, рабочие забыли его закрыть, мужчина провалился, а его спутница застряла.
— История, уходящая корнями в канализационный люк, — засмеялась Мари.
11
На Тайване туристы разделились по интересам. Последний экскурсионный день был самым длинным по продолжительности. Генрих с Мари, Андре, Галиной и Петро отважились на экскурсию к мстительной горе Хуа. Семён Кац с Синтией предпочли более спокойный маршрут посещение мыса «Нос кошки» и шопинг после экскурсии.
Горный кряж Хуашань — величественный, полный громадных скал и обрывов, располагался в ста сорока километрах восточнее Сианя и считался очень опасным горным маршрутом. На горе Хуашань находилась самая опасная пешая тропа в мире, по которой туристы попадали прямо в чайный домик на высоте более двух тысяч метров. На экскурсию отводилось четыре часа. Все покорители вершин были одеты в походную одежду: Галина и Петро оделись в пятнистую полувоенную форму; Анри в футбольных бутсах, чёрных очках и пробковой шляпе, напоминал охотника за африканскими носорогами; Генрих в брезентовых брюках, штормовке и берете; и только Мари резко выделялась легкомысленными бриджами, парусиновыми тапочками и лёгкой белой панамкой.
Генрих рассказывал друзьям про гору и лестницу, ведущую в небо.
— Друзья?! А вы знаете, как переводится название Хуашань?
— На кой «ху» мы туда лезем? — брякнул Петро.
— Можно и так, — улыбнулся Генрих. — Какие ещё будут варианты?
— Мне кажется, это что-то связанное с цветами, — наморщила лоб Мари.
— Верно, — ответил Генрих. — Hua Shan обозначает «Цветочная гора», и это — одна из восьми священных гор даосизма. Ещё во втором веке у её подножия был построен даосский храм. С тех пор паломники и монахи живут на горе и вокруг неё. Целая сеть опасных троп позволяет им добраться до пяти вершин, на каждой из которых построено религиозное здание. А все вместе эти пять вершин образуют священного лепестки лотоса. На одном из этих лепестков мы сегодня и побываем в чайном домике, где будем пить настоящий китайский чай.
— Интересно, а существуют ли какие-то красивые легенды об этом месте? — поинтересовалась Галина.
Генрих кивнул, обведя попутчиков хитрыми глазами.
— Жил-был человек. Звали его Хуанди, он считается родоначальником китайской нации. Хуанди правил в Китае в течение целого столетия и пользовался огромной любовью народа, а когда совсем состарился, передал бразды правления молодому Шаохао, но умирать Хуанди не собирался. Он решил обрести вечную молодость и бессмертие, стал заниматься даосскими медитациями. Пошёл Хуанди в ученики к даосам Чжунгэн-цзы и Фуцюгуну, которые слыли даосскими алхимиками. Для получения эликсира бессмертия требовалось пребывание на живописном ландшафте, поэтому Хуанди с учителями отправились в такое замечательное место. Они проделали долгий путь, обошли весь Китай, и подошли к подножию горы Ишань, что означает «Чёрная гора».
В этом месте горы были так высоки, что подпирали своими вершинами голубой небосвод. А между вершинами парили тончайшие белые облака, как тончайшие китайские шёлковые ткани. Хуанди и его спутники решили, то это самое подходящее место.
День и ночь они рубили деревья, жгли костры, собирали лекарственные растения и заваривали целебные камни. Согласно преданию, для того, чтобы получить эликсир вечной молодости, требовалось его вываривать девять раз.
 И они варили раз за разом. Эликсир становился всё гуще и гуще, варить становилось труднее и труднее, но Хуанди был непреклонным и через четыреста восемьдесят дней золотой эликсир был получен.
Всего от одной капли Хуанди стал парить в воздухе, как пёрышко.  Одновременно его борода и волосы почернели, но морщины всё ещё оставались на лице. И в этот момент ключевая вода красного цвета из горного ущелья потекла к его ногам. Хуанди купался в красном источнике семь дней и семь ночей, и морщины исчезли с его лица.  Стал он молодым и святым, ему больше не нужно было беспокоиться, что он умрёт. Вот тогда и переименовали чёрную гору «Ишань» в цветочную Гору «Хуаншань» — гора Хуанди, горы Жёлтого императора.
Пока женщины, разинув рты, слушали Генриха, Петро и Анри прихлёбывали мелкими глотками коньяк из походной фляжки, настраивая себя на тяжёлый подъём.
К подножию Хуашаня туристов привезли на фуникулёре, им предстоял четырёхчасовой подъём. Пешеходная тропа от самого низа начиналась со ступеней, а где-то ближе к середине, оказалась опасной, на некоторых участках висели цепи с деревянными настилами, паломники поднимались на Хуашань именно этой тропой.
На первом же настиле, пройдя совсем чуть-чуть, Мари испугалась высоты, её прошиб пот, она заплакала, неожиданно села на настил и свесила ноги вниз, тормозя туристов.
Гиду и Генриху пришлось долго уговаривать её продолжить путь и не смотреть вниз, но Мари рыдала, качая головой, объясняя сквозь слёзы, что пошла на эту гору, чтобы побороть свой страх высоты.
Положение спас Петро, дав хлебнуть ей коньяка из фляжки. Через несколько минут Мари собрала волю в кулак, и они продолжили восхождение. Крепко сжимая руку Мари, Генрих отвлекал девушку рассказами.
— Мы обязательно должны увидеть «Каменное перо с цветком, увиденное во сне». Посмотри, какой сегодня чудесный день, даже здешние знаменитые туманы расступились перед прекрасной Мари.
— А что это за перо? — бледная Мари старалась смотреть только на Генриха.
 — Это каменный столб, на вершине которого растёт вековая сосна, поэтому кажется, что на гигантской вершине распустился волшебный цветок — цветок на вершине пера. Именно это «перо» вдохновило лучшего тайского поэта Ли Бо. После того, как он увидел это место во сне, он создал много известных и прекрасных стихов. Этот мастер слова в ярком, и огромном потоке поэзии выразил всё бесконечное богатство народного духа. Учёный академик, магнат, царедворец и юродствующий бродяга, то льнущий к славе, то презирающий жизнь, жаждущий прозрения и освобождения от земной орбиты, которая ему мешает стать вечным другом луны, немой подруги его земного одиночества, дерзновенный безумец, ищущий пути к истине, — распростёр руки лебедиными крыльями Генрих. — Ещё немного поднимемся, и возможно, нам посчастливиться увидеть это чудо. А вот что писал сам Ли Бо, — обнял Мари Генрих:

Гость заморский ловит с неба ветер
И корабль далёко в страду гонит.
Словно сказать: птица среди облаков!
Раз улетит — нет ни следа, ни вестей.

Спустя три часа после начала подъёма, когда, казалось, сил уже не остаётся, гид остановил группу.
— Смотрите! Вам сегодня повезло.
Туристы повернули головы. В глубоком горном ущелье расположился каменный столб, нижняя часть которого была подобна перу с вертикальной, круглой макушкой, а его конец острый, как кончик пера, венчала вековая сосна. Туристы молча замерли, потрясённые красотой увиденного.
Мари давно не испытывала такого восторга, совсем позабыв о колоссальной нагрузке на ноги, которые болели из-за многокилометровых лестниц, ведь нога человека не приспособлена для покорения десятков тысяч узких и высоких ступеней. А люди вдруг стали единым целым под натиском чарующей яви и упивались красотой. Казалось, каменное перо излучает удивительный свет, освещая всё вокруг себя какими-то мягкими лучами, медленно приближаясь к туристам, на высоте часто случаются оптические обманы, но сказка длилась всего пару минут. Подул сильный ветер, «перо» заволокло туманом, порыв воздуха сорвал с Мари панамку, и она полетела над ущельем, напоминая маленькую белую бабочку, порхающую над бездной.
Мари не расстроилась, хотя внутри её появилось ощущение, что это какой-то знак судьбы, но она отмела эти мысли. Её накрыла волна гармонии с собой и природой, она чувствовала себя счастливой и почему-то очень свободной, и не могла понять, откуда пришло это ощущение: от волшебного «пера», свежего горного воздуха, от тепла рук Генриха, наверное, от всего вместе взятого. Счастье пробралось через ту дверь, о которой она не знала. Оно поглотило всё её существо, и ей казалось, что она находится в какой-то параллельной реальности. Ей хотелось остаться в ней, но… Всё волшебное быстро заканчивается, её ощущения испарились вместе с туманом, скрывшим волшебное перо.
На самой вершине горы Генрих купил замочек с двумя очаровательными ленточками — розовой и синей.
— Мари! Возьми ключик от замка, делай с ним, что хочешь.
Мари, взяв за руку Генриха, подвела его к большому дереву, на ветвях которого висели сотни всевозможных замков с разноцветными ленточками на счастье от покорителей Хуашаня, выбрала пустое местечко на одной из веток, прицепила замок и выкинула ключ, быть может, ей суждено будет вернуться сюда, одной или вместе с Генрихом.
Галина и Петро тоже пристроили свой замок, но только в отличие от Мари, Галина спрятала ключ от замка в бюстгальтер, после чего села рядом с Петро на травку допивать коньяк, остальные пошли в чайный домик на церемонию чаепития.
День выдался чудесным, и всё же что-то Мари беспокоило, она пыталась разобраться в себе и в своих ощущениях. Ей жалко было расставаться с Генрихом, но они уже договорились о её приезде в Москву, как только он сделает ей официальное приглашение. Дома всё было нормально, жизнь шла своим чередом, мама регулярно писала ей сообщения через смартфон и почти каждый день они разговаривали по скайпу с подружкой Хелен.
Взгляд Мари скользнул в сторону Анри, который стоял в кучке вместе с другими туристами. Анри постоянно оглядывался, осматривался, словно чего-то ожидая и Мари поняла, её смущает Анри, точнее его цепкие взгляды, от которых ничто не ускользало, хотя чего удивляться, он работал в полиции, и возможно, вовсе не бухгалтером.

12
На следующее утро к завтраку не пришёл Семён Кац. На все расспросы официант уклончиво отвечал, что всё нормально, просто он неважно себя чувствует. Мари поймала напряжённый, настороженный взгляд Генриха, словно он что-то знал такое, о чём другие пока не догадываются. Спросить, о чём он думает, Мари не решилась.
— Может что-то случилось вчера во время экскурсии? — высказал предположение Анри.
— Надо поискать Синтию, — откликнулась, озираясь по сторонам Галина. — Спросим у неё.
— Синтия сидит за столом, — резюмировал Петро. — Кушает с аппетитом, значит всё нормально. Что это вы все всполошились? Ну мало ли, человек плохо себя чувствует…
— Надеюсь, к обеду он выйдет, — тихо сказала Мари. — Может, просто устал, он же пожилой человек. Правда, без него скучно. Никто нас так не развлекает каждую трапезу, как Семён. Кто знает, в какой он каюте?
— Я могу сходить, — откликнулся Анри. — Дамам не вполне удобно вваливаться в номер к мужчинам. Эй… Харуто! — поманил пальцем официанта. — В каком номере живёт наш сосед?
— К нему нельзя. Просил не беспокоить, — с ничего не выражающим лицом ответил официант.
— А что у нас сегодня в вечерней программе? — спросила Галина.
Её вопрос прервало сообщение по общей рации.
«Уважаемые туристы, сегодня все вечерние мероприятия отменяются. Просьба всем разойтись по своим каютам. Ужин будет доставлен в каждую каюту отдельно. Дополнительная информация будет предоставлена позже».
— Что? – широко открыла глаза Галина. — Как это отменяются? У нас предпоследний день. Почему по каютам?
— Боюсь, дело серьёзнее, чем вы можете представить… — вздохнул Генрих. — По всей видимости, на нашем корабле вирус.
— И что теперь с нами будет? — посерьёзнела Мари.
— Увидим, — вздохнул Генрих, поднимаясь из-за стола.
Люди растерянно смотрели друг на друга, происходило что-то непонятное, видимо что-то случилось с кораблём или на корабле?
Генрих зашёл в каюту и включил телевизор, ища горячие новости по всем каналам. Наткнулся на японский с субтитрами на английском языке.
«Лайнеру «Гранд Даймонд» возвращающемуся в Йокогаму, запрещено приближаться к порту. Один из пассажиров, сошедший на берег в Осаке, заболел пневмонией, вызванной новым вирусом, и успел передать вирус другим пассажирам…»
Теперь всё встало на свои места. Генрих вспомнил далёкую конференцию TED, проходившую пять назад. Он тоже там присутствовал, где один из известных миллиардеров предсказал эпидемию, а потом мировую пандемию, упомянув об учёных, создавших гибридную версию вируса летучих мышей, которая приводит к тяжёлому респираторному синдрому у людей, кажется, была и статья о рискованных экспериментах учёных с вирусом, который может инфицировать клетки человека.
Генрих бросился к ноутбуку. Статью нашёл быстро, в ней говорилось о том, что учёные Университета Северной Каролины, Гарвардской медицинской школы, Национального центра токсикологических исследований, Швейцарского института микробиологии и китайские лаборатории специальных патогенов и биобезопасности собрали вирус, трудноотличимый от природного, но с некоторыми изменёнными свойствами. Всё это хранилось в герметичных бункерах в разных странах. На этот раз вирус вырвался из Китая. А ведь некоторое время назад похожая ситуация была с птичьи гриппом, точнее с его мутациями, но тогда эпидемию смогли оставить. Америка продолжала активно финансировать различные программы исследования вирусов за рубежом. Появилась правительственная программа «Зарождающиеся пандемические угрозы», и она была нацелена на обнаружение новых и известных вирусных агентов, которые могут нести серьёзную угрозу общественному здоровью.  В Азии она распространилась на Таиланд, Камбоджу, Индонезию, Лаос, Вьетнам и Китай. Таким образом, Китай стал полноценным полигоном для испытаний вирусов.
— Человечество убьёт само себя, — вздохнул Генрих, набирая номер телефона Мари.
 — Малышка, всё очень серьёзно. Не хочу тебя пугать, но боюсь, мы здесь надолго. На наш корабль проник очень маленький и очень коварный враг. Даже боюсь предположить, через сколько времени нам дадут сойти на берег, если, вообще, дадут, а не ликвидируют источник неудобств.
— Ты меня пугаешь, — задрожал голос Мари.
— Пока бояться нечего, но без надобности из номера не выходи, да и не дадут выйти, жаль, в твоей каюте нет балкона.
— Что происходит? — всхлипнула Мари.
— Похоже, Семён Абрамович подхватил тот самый вирус, о котором шумят СМИ всех стран, боюсь, не он один. Под угрозой Синтия и все те, с кем он общался, а это и наш столик, за которым мы трапезничаем.
— Как быстро действует этот вирус? — зарыдала в трубку Мари.
— Инкубационный период две недели, но у всех по-разному. К тому же, даже контактируя с заболевшим, можно не заболеть, всё зависит от концентрации полученного биоматериала и иммунитета каждого отдельного человека. Самый большой риск проявления заболевания — у Синтии, нам об этом, конечно же не скажут. Семён Абрамович проводил с ней много времени. Не паникуй! Держись, милая. Целую твой очаровательный носик.

13
После ужина, поданного в каюту, Генрих достал свой чемоданчик, порадовавшись, что не сдал его в камеру хранения, и все бумаги остались при нём. Разложив перед собой рабочие записи, взялся за карандаш. Нужно было ещё раз провести анализ геномов и понять механизм мутации белка при переходе вируса от летучих мышей к человеку. Раз уж он попал в изоляцию, время нужно использовать для работы, отчасти это даже хорошо — не будут отвлекать.
Прошёл час, другой, третий и кое-что начало вырисовываться, по расчётам получалось, что найти слабое место можно во всех геномах, но расчёты нужно подтверждать практикой, а значит, нужен биоматериал. Допустим, он может взять образец своей крови, но нужен и образец крови, поражённой вирусом. Много из его микроскопа не выжмешь, но кое-что —вполне возможно. Генрих, несмотря на слипающиеся глаза, работал почти до самого утра, забывшись сном прямо за столом, уронив голову на листки с расчётами.
В какой-то момент он услышал плач, который, нарастая, стал превращаться в вой. Этот вой вонзался в его грудь холодным лезвием самурайского меча и медленно опускался к животу. Генрих закричал, но звука не было.

…Монстр показался в облаке дыма, его грива, хвост и копыта были объяты огнём. Он неестественно быстро приближался, и, резко подавшись вперёд, коснулся горящей лапой лица Генриха. Генрих почувствовал, как его лицо разглаживается, становясь плоским, гладким и безликим. Монстр злобно ощерился, показывая лист бумаги, на котором было изображено лицо Генриха. Он украл его лицо. Пронзивший ужас пригвоздил Генриха к месту, он не мог шевельнуться и только беззвучно шевелил губами, глядя как глаза Монстра загораются красным огнём.
Монстр ещё больше увеличился в размерах, и в его руках появился чемоданчик Генриха. Он открыл его и стал доставать листки. На первом листке было изображено лицо Семёна Каца, на втором Галины, на третьем Мари, на четвёртом Анри, пятом — московского коллеги Кости Кусайко.
Листков было много, целые пачки, на них были изображены лица людей разных рас: азиатские, европейские, африканские, а Монстр всё доставал и доставал исписанные мелким почерком листки, потом начал разбрасывать их вокруг себя. Некоторые загорались от его полыхающего огненного хвоста и рассыпались пеплом, другие разлетались по комнате. В чемодане уже почти ничего не осталось. Монстр широко раскрыл чёрную бездонную пасть и опустил в неё чемодан…

… Генрих проснулся в холодном поту.
Перед ним лежали исписанные листки, а в иллюминаторе брезжил утренний свет. Скоро подадут завтрак. По местному радио передали о чрезвычайной ситуации, сложившейся на лайнере. Отныне каждое утро всем пассажирам должны будут измерять температуру и брать анализ на выявление болезни. Судно поставили на четырнадцатидневный карантин. На судне находились граждане из пятидесяти стран, и уже были выявлены заболевшие из Израиля, Италии и Австралии. Так же сообщили, что те пассажиры, у кого в каюте есть балконы, могут выходить на свежий воздух и общаться с соседями, соблюдая дистанцию полтора-два метра.
Под конец выступил капитан лайнера, пообещавший после окончания карантина вернуть всех пассажиров домой, сообщив о том, что в настоящее время решается вопрос продления виз и переоформления обратных билетов. Заболевших пассажиров будут эвакуировать в больницы Йокогамы. Уборку в своей каюте отныне пассажиры должны производить сами.
— Люксовый круиз закончился, — пробормотал Генрих. — Теперь наш лайнер — плавучая тюрьма, из которой не все выберутся живыми. Преступный замысел японских властей по превращению корабля в карантинный «барак» потерпит фиаско, ибо вентиляционные системы и тесные помещения круизных судов делают их идеальными местами для распространения любой болезни.
— Генрих! Генрих! Выходи на балкон, — послышался голос Анри. — У меня есть кое-какие мысли, хотелось бы обсудить с умным человеком.
Генрих улыбнулся, выходя за порог каюты. Анри, перегнувшись через загородку балкона, вытаращив глаза, начал тараторить свои соображения по поводу сложившейся ситуации.
— Я не расист, но доподлинно знаю от знакомых французов, которые в своё время занимались изучением вирусов при Институте Пастера в Сайгоне, что вирусы, которые косят азиатов, зачастую для европейцев недостаточно сильны! На себе проверил. Одно время я работал во Вьетнаме, придёшь, бывало, в гости к кому-нибудь из вьетнамцев, а у них буквально в той же комнате лежит кто-то из родственников с высокой температурой: «Мама гриппом заболела!» Не могли, что ли, предупредить?! И ни разу я не заболел. А в Париж приедешь, в метро кто-то чихнёт — и готово! Лежу с гриппом.
— Отчасти ты прав, дружище, но боюсь, что этот «баловник» немного из другого разряда.
— Похоже, себя хорошо чувствует только Петро, — засмеялся Анри. — Заказывает у официанта односолодовый виски каждые два часа. После завтрака обещал выйти на балкон рассказать, как заказать с берега коньяк, оказывается, его дроном могут доставить. А что тут ещё делать? Только сосать французский коньячок и смотреть фильмы из кроватки. У меня ощущение, что всё происходит словно в кино. Смотрел фильм «Носители»?
— Нет, — покачал головой Генрих. — А о чём он?
— Об ужасной инфекции, распространяющейся воздушно-капельным путём, вырвавшейся в мир, убивающей людей в страшных муках и четырёх друзьях, для которых передвижение по дорогам, избегая контактов, стало единственным путём к выживанию. Только здесь всё наоборот, мы передвигаемся, чтобы не вынести заразу с корабля.
— Анри, у меня к тебе небольшая просьба. Поможешь мировой науке?
— Как я могу помочь мировой науке, сидя в плавучей тюряге? — пожал плечами Анри.
— Мне нужна капелька твоей крови, — твёрдо посмотрел в глаза Анри Генрих.
— Зачем? — непонимающе покачал головой Анри.
— Мне нужны разные образцы крови для работы. Желательно, людей из разных стран. Часть законсервированных и описанных образцов у меня с собой. Я же занимаюсь непосредственно новыми вирусами и ищу пути обезвреживания их. Если откажешь… Ничего страшного.
Анри посмотрел на Генриха с нескрываемым удивлением.
— Для этого нужна специальная аппаратура.
— Кое-что у меня с собой имеется, — тихо ответил Генрих. — Привозил на конференцию в Токио перед поездкой для демонстрации коллегам. Твой ответ?
Анри выдержал театральную паузу.
— Ладно. Бери. Кровопийца. Что нужно делать?
— Просто вытяни руку. Это быстро.

14
На следующий день в коридоре посадили охранников, чтобы они следили за порядком, и никто не выходил из кают. Генрих несколько раз выглянул в коридор, ему нужны были кое-какие препараты для работы, а для этого надо было пробраться в медицинский кабинет. Чтобы их раздобыть, ему пришлось пойти на нарушение — покинуть каюту и пробраться в медпункт. Он выждал момент, когда охранник куда-то отлучился, и мигом слетал на лифте с двенадцатого этажа на третий.
Дверь медпункта была заперта, но за ней слышались голоса. Постучал. Вышел фельдшер-испанец. Генрих втолкнул его в кабинет и быстро запер дверь изнутри. На столе лежал мобильный телефон, с экрана которого что-то темпераментно объясняла миловидная брюнетка.
Фельдшер яростно запротестовал, пытаясь схватить со стола какой-нибудь предмет для самообороны, но Генрих мгновенно перехватил его руку, и, прижав палец к губам, попросил не шуметь.
Взяв со стола бумагу и шариковую ручку, по-латыни написал названия общеизвестных противогриппозных и противомалярийных препаратов.
Фельдшер высвободил руку, схватил градусник и сунул его в рот Генриху, так температура измеряется быстрее. Генрих, улыбнувшись, сел на стул.
Женщина из мобильного телефона, яростно размахивая руками, резким голосом кричала какие-то команды своему супругу. Что фельдшер — супруг, Генрих понял сразу: так себя ведут только жёны.
Градусник показал нормальную температуру, теперь нужно было как-то объяснить, зачем ему препараты. Пришлось наврать про старушку с сильными мигренями из каюты напротив, которая заказала лекарства через официантов, и не может их получить.
Фельдшер слабо поверил в версию про старушенцию, но препараты в небольшом количестве выдал, поскорее выпроводив Генриха из кабинета.
Вернувшись на свой этаж, Генрих спрятался за огромной бочкой с пальмой, выжидая, когда охранник снова куда-нибудь отлучится. Ждать пришлось долго. Сидеть за пальмой скучно, и он решил проскользнуть на палубу, посмотреть, что происходит в порту на берегу.
Лайнер стоял пришвартованным к берегу. На пирсе стояли двадцать две машины скорой помощи. Выход с лайнера был занавешен белыми полотнами, от них тянулся в виде рукава длинный брезентовый коридор, по которому несли носилки, их грузили в машины. Значит, на лайнере много заболевших, понял Генрих и вернулся к пальме.
Наконец, охраннику приспичило в туалет, и это дало ему возможность вернуться незамеченным в каюту.
Через час против двери в его каюту посадили отдельного стража — прямо на полу. Фельдшер таки наябедничал руководству лайнера.

15
На следующий день на дверях каждой каюты появились почтовые ящики с большой щелью. Через них пассажирам начали передавать воду, прессу, кроссворды судоку и даже колоды игральных карт. Через несколько дней среди кроссвордов оказалась медицинская маска. Ближе к вечеру по общесудовому радио сообщили, что со следующего дня будут разрешены прогулки по палубе только в медицинских масках с соблюдением всех предосторожностей.
Утром после завтрака Генрих вышел на палубу в надежде встретиться с Мари. Они полночи проговорили по видеосвязи. На лиц, внешне похожих на китайцев, все косились, стараясь держаться от них подальше. Были на палубе чихающие и кашляющие, да и как им не быть при таком количестве народа на лайнере. Навстречу Генриху, взявшись за руки, выплыли Галина с Петро. Глаза Петро из-под маски метали громы и молнии.
— Петро! Задумали с Галиной побег? — съёрничал Генрих, держа дистанцию полтора метра.
— Задолбало всё! — налился краской Петро. — Ты заметил, что мы вышли в открытое море? Продукты загрузили на лайнер и выпроводили нас, чтобы затопить всех подозреваемых.
— Если бы хотели затопить, продукты не загружали бы, мёртвых не кормят, — успокоил его Генрих. — Ничего не слышно о Семёне Абрамовиче?
— Его сняли с судна ещё в первый день, — ответила Галина. — Наш Анри, оказывается, регулярно делал вылазки на палубу в одиночку. У него имеется настоящий морской бинокль, он всё в деталях рассмотрел.  Синтию через два дня сняли с корабля. А умерших более десятка, в основном, пожилые китайцы.
— Мари не видели? — спросил Генрих.
— Нет, — хором ответили Петро и Галина.
Генрих пожелал друзьям хорошей прогулки и отошёл в сторону, набирая телефон Мари. Она ответила не сразу.
— Привет. Не хотела тебе говорить... Кажется, я заболела. Вечером начало болеть горло, выпила чаю не одну чашку, вроде, полегчало, а вот остаток ночи после нашего разговора промучилась: не спалось, болели ноги и голова, несильно, как-то смазано, но подташнивало, а сегодня начался сухой кашель, несильный, но глубокий.
— Температура? — еле слышно спросил Генрих.
— Тридцать семь и восемь. Жаропонижающее принимать не стала, мой организм должен справиться сам, обычно за сутки восстанавливаюсь.
— Лежи тихо. Я к тебе проберусь. Пока никому ничего не говори. Мне нужно взять у тебя анализ крови.
Он сумел обойти охрану, тихо постучавшись в дверь каюты. Мари встретила его с горящими от жара щеками и блестящими от слёз глазами.
— Генрих! Я так рада, что ты пришёл ко мне. Обними меня… Твои прикосновения меня успокаивают. Я так боюсь… боюсь смерти… боюсь, больше тебя не увижу… Говорят, с нашего лайнера каждый день увозят людей машинами. Куда меня поместят? Они не отпустят меня домой.
Он успокаивал её, как отец успокаивает плачущую дочку, гладил её прекрасные волосы, пальчиком щекотал за ушком. Она молодая, выдержит, быстрее всех этот вирус скосит ослабленные организмы, у молодых людей крепкий иммунитет. Генрих нежно прикоснулся губами к её горячей щеке.
— Ничего не бойся. Помни! Я всегда с тобой.
Вечером Мари успела позвонить Генриху, сообщив о том, что у неё положительный результат на вирус и утром её снимают с корабля.

16
Заснуть Генрих не смог. Мари! Бедняжка Мари! Почему она? Перед глазами проступил милый образ, замерцало бледное личико в короне золотых волос, он физически почувствовал её тонкие руки на своих плечах, лёгкие, как крылья ангела. Ручки, ухватившие его жизнь железной хваткой. Они будут вместе, даже если это будет не скоро, судя по всему, в ближайшие дни перекроют все границы, но ведь это же не навсегда… Генрих мысленно дал зарок самому себе, как только вырвется с корабля, свяжется с Мари.
Вокруг журнального столика в беспорядке валялись исписанные листки бумаги с различными расчётами. Генрих работал с каплями крови. Прошли полчаса, час, второй… Генрих вспотел, максимально напрягая глаза, не хватало хорошей оптики, но кое-что стало проясняться, главное, выявить антитела, способные противостоять вирусу, похоже они присутствуют в крови Анри.
Ему приоткрылись огромные горизонты познания. Всё, что сейчас происходило на его глазах, становилось для него осязаемым и обретало ощутимые формы. В голове совершалась некая алхимия, тригонометрия, математика и обращалось в красочную картину.
Вывод прост, Анри никогда не заболеет, а его кровью можно воспользоваться для воспроизведения сыворотки. Значит, снять корону с этого вируса можно!
— Кажется, я очень близок к открытию вакцины, — прошептал Генрих. — Скорее бы кончился чёртов карантин: срочно нужно в лабораторию с оборудованием.
Интернет работал плохо, с перебоями, но он успел связаться с Костей Кусайко, сфотографировав на мобильный телефон свои расчёты и отправив их картинками по электронной почте, это был не конечный результат, но основные расчёты давали пищу для размышлений. Костя должен показать его работу высшему руководству.
— Эй… Сосед! — послышался голос Анри. — Выходи на балкон, поболтаем. Не спится мне в такую ночь, увидел у тебя свет в каюте, подумал, всё равно не спишь. Как успехи?
— Отличные успехи, — запахивая толстый махровый халат, вышел на свежий воздух Генрих. — Могу тебя обрадовать. На этом лайнере есть пассажиры, которые никогда не заболеют этой напастью.
— Да? — удивлённо вскинул брови Анри. — И кто этот счастливчик?
— Этот счастливчик… — сделал длительную паузу Генрих, — ты! Поработал с образцом твоей крови, в твоём организме есть антитела, так что береги себя. Ты ценный экземпляр для науки.
— Всё-то ты работаешь с чужой кровью, а у себя-то брал анализ? — спросил Анри.
— Брал, — улыбнулся Генрих. — Могу заболеть в любой момент. Пока только ты у нас такой уникальный.
— И что? — поинтересовался Анри. — Небось, записываешь всё в тетрадочку? Нашёл себе занятие. Вон Петро с Галиной развлекаются тем, что беспрестанно фотографирую воду, чаек и берег.  А вчера вздумали кормить птичек хлебом, так береговая охрана приплыла, заставили прекратить это безобразие. Говорят, на наш лайнер забрасывали вертолётом какого-то вирусолога, профессора Имперского колледжа Лондона, он сказал: «Смысл изоляции людей на корабле есть, это поможет увидеть, как развивается инфекция». Мы тут как подопытные мартышки. А мои друзья из Франции передали, что с завтрашнего дня с нашего лайнера эвакуируют всех пассажиров старше восьмидесяти лет, они будут сидеть на карантине на берегу. Оказывается, это сообщение прошло по японскому телевидению, выступал сам министр здравоохранения, господин Като. И ещё приятное известие из-за чрезвычайных обстоятельств на нашем лайнере компания намерена возместить стоимость полного круиза всем гостям, включая авиаперелёт, гостиницу, наземный транспорт, заранее оплаченные береговые экскурсии, а также предоставят гостям кредит на следующий круиз, равный по стоимости карантинному рейсу.
— Нет уж… — почесал затылок Генрих. — Хватит с меня круизов. Наплавался по самое не могу.

17
На следующее утро по громкой связи сообщили о скорой эвакуации всех туристов с борта лайнера в несколько этапов. Пассажиров поместят на двухнедельный карантин у них на родине. Для этого выделят специальные рейсы. Для тех, кто откажется по каким-либо причинам покидать Японию, будет осуществлён четырнадцатидневный карантин здесь же. Настроение пассажиров резко улучшилось, теперь, прогуливаясь по палубе, люди стали улыбаться друг другу. Наконец-то, заточение подходило к концу, и конечно же, карантин гораздо приятнее у себя дома.
Генрих постоянно слушал новости, особенно, про Китай, где зародился очаг инфекции и где оказалось больше всего заболевших. Вирус косил всех и, особенно, врачей, но появились и выздоровевшие люди, даже девяностолетний старичок. Китайцы начали переливать плазму от переболевших заболевшим в надежде побороть болезнь. Генрих был полностью согласен с таким методом: до появления вакцины пройдёт ещё несколько месяцев, а лечить людей нужно сейчас.
Государства начали закрывать свои границы. Новости про Россию Генрих слушал с особым вниманием. Люди в разных странах по-разному воспринимали происходящее: в Америке, Швеции, Бельгии многие не верили в опасность и продолжали беспечный образ жизни; в маленьком европейском государстве Украине жители закидали камнями автобус со своими соотечественниками, прибывшими из Китая; заражённые появились в Корее, Италии, Испании, России и других странах.
Дошло и до комичных случаев: житель США в одиночку отправился жить на необитаемый остров, а в Индонезии заболевших выселили на необитаемые острова в принудительном порядке. В Германии закрыли публичные дома. В России исчезли с полок магазинов гречка и туалетная бумага. В Ватикане начали проводить мессы на крышах.
— Вспышки нет только в Антарктиде… Остаётся здравница Оймякон, — усмехнулся Генрих — Кто придумает вакцину, получит Нобелевскую премию. Интересно, в какой стране она появится быстрее?
То, что учёные всех стран уже работают над созданием вакцины, Генрих знал с самых первых сообщений о появлении нового вируса.
Лайнер теперь почти всё время стоял у берега. На очередной прогулке Галина, Петро и Генрих смотрели с борта, как перед трапом натягивают синий брезент на автомобиль, чтобы скрыть от прессы пассажиров, которых снимают с лайнера.
— Я больше никогда не поеду в круиз на лайнере, — приставила к глазам театральный бинокль Галина. — Только путешествия по суше. Плавучая катастрофа. Генрих, вы в курсе, что нам не сообщают, сколько пассажиров на самом деле заболели и сколько их умерло?
— Догадываюсь, — поправил маску на лице Генрих. — Меня больше волнует вопрос запирания здоровых и заразившихся людей на одном корабле. Получилась одна большая инфекционная зона. Если в ближайшее время нас не эвакуируют, мы переболеем все с разным исходом.
Беседу прервали крики юных американцев, выбежавших на палубу с простынёй, на которой сияла надпись, выведенная ярко-красной помадой «Америка, спаси нас!», три парня и две девицы растянули её и вывесили за борт.
  — А вот и бунт на корабле, — усмехнулся Петро. — Слава Богу, нас завтра обещают вывезти и отправить в Киев, пока ещё летают хоть какие-то рейсы.
— А русских когда будут вывозить? — спросила Галина.
— Через два дня, — ответил Генрих.
— А что с Мари? — спросила Галина.
— С ней всё в порядке. Потихоньку выздоравливает, — глаза Генриха потеплели. Трудно было предположить, что в этом с виду обычном мужчине, таилась бездонная ранимая чуткость. Стоило задеть какую-то струну в нём — его чувства вспыхивали и плясали, точно трепетное пламя. — Она мне присылает фотографии из госпиталя, и выходит на видеосеансы. Договорились увидеться, когда закончится этот кошмар. Как только появится возможность, приглашу её в Москву. Квартира у меня небольшая, но уютная. Во всяком случае, так говорят мои друзья. Покажу ей Москву, и обязательно съездим с ней в Санкт-Петербург.

 18
В последнюю ночь на лайнере Генрих особенно тщательно осматривал каюту, стараясь не пропустить ни одной бумаги с записями. Все они были нужны ему, чтобы показать, как он осуществлял расчёты. Образцы крови лежали в холодильнике, их Генрих собирался сложить утром в последнюю минуту. Хотя, если даже и пропадут, не страшно. У него остались записи, много записей. Он вымыл микроскоп, почистил стёкла, сложил бумаги стопкой и аккуратно упаковал в чемодан. Вещей у него было мало, за них он не беспокоился, гораздо важнее был чемодан.
Генрих с теплом подумал о капитане корабля итальянского происхождения. Во многом благодаря ему на корабле не возникло всеобщей паники. Капитан постоянно подбадривал пассажиров по громкой связи, делился оптимистичными посланиями даже в ситуации, когда ему приходилось объявлять об очередных заражённых. А однажды и вовсе разослал пассажирам конфеты и подбадривающие записки. И каждый раз говорил, что не покинет судно, пока его не покинут все пассажиры и команда лайнера.
На стене его каюты висела копия картины Айвазовского «Шторм. Парусник». Мрачные грозовые тучи затянули небо, а вдали, на фоне грозового закатного неба, накренился парусник, о который бились огромные волны. Красота и трагизм. Русских селили в каюты с национальным налётом, как и американцев, израильтян, китайцев, итальянцев и других. На корабле были каюты в разных стилях. А потом перед его глазами замелькали бесчисленные картины города Йокогамы и его гавани. Генрих встряхнул головой, погасив калейдоскоп памяти: «Пора дальше собирать вещи».
На лайнере тридцать два русских пассажира и завтра за ними придёт микроавтобус.

19
Эвакуацию российских граждан наметили на одиннадцать часов утра. К этому времени пассажиры должны были позавтракать и сложить свои вещи. Выходить они должны были по одному, двое, если это семейная пара, и отдельно — семьи с детишками. Начали с верхних палуб.
Генрих вышел из каюты в гордом одиночестве, на его палубе других русских не было. Прошлым утром он попрощался с Галиной и Петро. С Анри они пили вино на балконе. Французских граждан должны были эвакуировать позже.
Генрих шёл по коридору в сопровождении японских медиков в защитных костюмах и улыбался. Утром они с разговаривали с Мари. Она была очень взволнована, из круиза вернулась не одна: девушка забеременела и теперь, не знала, что делать. Больше всего её мучил вопрос, не скажется ли на ребёнке перенесённая болезнь.
Генрих просил её не волноваться, не делать поспешных выводов, ободрил и успокоил, пообещав в ближайшее же время связаться с посольством Англии. Он всегда боялся, что однажды какая-нибудь женщина скажет ему о своей беременности, но сейчас на него нахлынула радость, он даже в какой-то миг ощутил себя в новой, незнакомой роли, будущего отца. Мари нужно срочно забирать в Москву и оформлять брак. Он будет вечерами сидеть рядом с ней, разговаривать, восхищаться и обожать. Уже одна мысль о ней облагораживала и очищала его, делала лучше и рождала желание стать ещё лучше. Никогда ещё он не встречал женщину, рядом с которой ему было так хорошо, наоборот, многие из его подружек будили в нём только естественный мужской интерес. Многие из них сами добивались его, и часто он смотрел на них снисходительно. По крайней мере, он всегда был честен, низости и подлости не допускал. Он много работал и не заморачивался тонкими межполовыми отношениями.
Перед тем, как выпустить пассажиров с лайнера, японские полицейские проверяли документы, сличали паспорта и по одному с соблюдением дистанции в полтора-два метра выводили каждого через длинный брезентовый коридор до автобуса. Часть пассажиров должны были улететь на самолёте в Москву уже сегодня, после окончательной медицинской проверки в местной больнице.
Когда все пассажиры сели в автобус, их решили пересчитать ещё раз и вот тут обнаружилось, что одного не достаёт. Пропал русский учёный по фамилии Люнгер. В течение двух часов полиция осматривала лайнер, но следов никаких не было. 
Каюту Генриха обследовали особенно тщательно. Нашлись только обрывки бумаг с какими-то расчётами. Привлекла внимание полицейских мусорная корзина. Высыпав её на столик, полицейские обнаружили ватные тампоны с каплями крови, это послужило зацепкой для дальнейших действий. Собрав пинцетом содержимое мусорной корзины, полицейские упаковали его в специальный мешок и унесли, приказав персоналу ничего более не трогать руками. Каюту заперли и опечатали.
Потом полицейские поговорили с Анри, но француз только качал головой и цокал в недоумении языком. Он последний раз разговаривал с русским пару часов назад перед его выходом из номера, пожелал ему счастливой дороги и всё.
Далее автобус с русскими туристами задерживать не стали, всех повезли в больницу, а потом в аэропорт.

20
Прошло полгода. Мари ушла в декретный отпуск, но не оставляла надежды разыскать Генриха еженедельно забрасывая запросами посольства России и Японии. Японцы писали о развёрнутом следствии по делу Люнгера, обещая сообщать ей ход следствия. Из России вестей было меньше. Мари даже разыскала лабораторию, в которой работал Генрих, и связалась с его подчинённым — Константином Кусайко, тот в свою очередь сделал ей гостевое приглашение на неделю в Москву. Все границы после всемирной пандемии были открыты, и Мари решилась на перелёт, даже будучи на седьмом месяце беременности.
Поздним вечером, собирая дорожную сумку, Мари думала о Генрихе. Она постоянно о нём думала и твёрдо решила назвать мальчика его именем. Недавнее ультразвуковое исследование показало пол ребёнка. После рождения малыша они с мамой решили пожить в пригороде Бирмингема и уже арендовали на год небольшой домик с зелёным участком, ребёнку нужен свежий воздух. Её мысли прервал звонок.
Мари подошла к входной двери и заглянула в глазок. Перед дверью стоял незнакомый мужчина, держа в руках голубой конверт. Сердце у неё ёкнуло, она вдруг ощутила слабость, странно задрожали коленки. Мари приоткрыла дверь.
— Мисс Мари Конорс?
— Да, — крайне удивилась Мари, пытаясь припомнить, видела ли она когда-нибудь этого человека. Не англичанин, скорее похож на японца, одет по европейским меркам.
— Возьмите это письмо и постарайтесь никому его не показывать, — протянул руку в щель мужчина.
Мари осторожно взяла конверт, подняла глаза, но мужчина уже удалялся по лестнице вниз. Её сердце застучало так сильно, что она пошатнулась и поскорее присела на краешек дивана, быстро разрывая конверт пальцами.
На конверте никакого адреса не значилось. Развернув листок Мари, поспешно начала читать. Письмо было коротким.
«Ваш друг Генрих Люнгер находится в «Шато де Гарш» клинике душевнобольных под Парижем».
Мари бросилась к компьютеру.
«Психиатрическая клиника «Шато де Гарш» располагается в пригороде Парижа — Гарш, бывшего поместья семьи Антуана де Сент Экзюпери, в тридцати пяти километрах от аэропорта. Клинику основала ученица Фрейда, долгое время её руководил всемирно известный доктор Гаранд. Клиника ведёт большую научно-исследовательскую работу…»
Мари бросилась к телефону.
— Отмените мой рейс на Москву, пожалуйста, забронируйте одно место на ближайший рейс до Парижа.

21
Приземлившись в Париже, Мари сразу же взяла такси и помчалась в «Шато де Гарш». Клиника располагалась в красивой усадьбе, утопающей в зелени. Живописные окрестности навевали спокойствие и уют, но Мари было не до красот. Она бежала по старинным ступеням, придерживая одной рукой выпирающий живот. Подлетев к стойке администратора, выпалила.
— Генрих Люнгер! Русский! В какой палате?
Администраторша улыбнулась, отвечая гостье на английском языке.
— Таких пациентов в клинике нет.
— Могу я поговорить с главным врачом? — выпалила Мари.
— С какой проблемой вы приехали? — поинтересовалась администратор. — Я должна доложить, иначе вас не примут.
Мари судорожно потёрла виски.
— Присядьте, — кивнула на обитый белой кожей мягкий диванчик, администратор. — Директор пригласит вас на беседу. У меня только один вопрос к вам, кто такой Генрих Люнгер?
— Знакомый, просто знакомый. Разыскиваю его. Мне сказали, что он лежит в вашей клинике. Мне обязательно нужно его увидеть. Может быть, главный врач хотя бы слышал о таком?
— Хорошо. Я доложу о вашем вопросе. Выпейте пока чаю или кофе. Автомат рядом.
Минут через двадцать из какого-то бокового коридора вышел сухонький старичок в белоснежном халате и присел рядом с Мари.
— Здравствуйте. Меня зовут Бернар Морель. Я главный врач этого заведения. Что вас привело к нам? Как вы себя чувствуете? Вы очень бледны.
— Хорошо! Хорошо себя чувствую! — встрепенулась Мари. — Скажите, доктор, вы никогда не слышали об имени Генрих Люнгер? Русский учёный.
— Пройдёмте-ка в мой кабинет, — поднялся с дивана старичок, помогая Мари встать.
Кабинет главврача сиял чистотой. Небольшой, уютный, ничего лишнего. Большой стол из красного дерева, на котором стопкой сложены папки с историями болезней. В углу большой шкаф с резными створками. Окна толстые, не пропускают ни звука.
Бернар усадил Мари на стул, сам сел напротив за стол.
— Кем вам приходится Генрих Люнгер?
— Отцом моего будущего ребёнка, — выпалила Мари. — Мы с Генрихом вместе отдыхали на круизном лайнере «Гранд Даймонд», на том, что держали на карантине в Японии. Я заболела, и меня увезли сначала в больницу в Йокогаме, а потом отправили домой в Англию. Генрих оставался на пароходе, а потом исчез. Понимаете? Совсем исчез. Я знаю, он должен был отправиться в Россию, но он пропал.
Бернар протёр платком вспотевшие очки.
— Что вы знаете о Генрихе?
— Генрих — уникальный учёный! — горячо начала Мари. — Он совершенно не умеет отдыхать. Постоянно думает о работе. Он занимается разными вирусами, ищет вакцины к ним. Я не сильна в этом вопросе, но о работе он говорит постоянно. Генрих обладает выдающимся умом, он во всём доискивается до глубин, он, словно одинокий орёл в лазурной небесной выси, при этом очень хороший и добрый. Помогите мне его найти! Пожалуйста-а-а…
Бернар пристально уставился в широко открытые, полные отчаяния глаза Мари.
— Последний вопрос. Откуда вы узнали о том, что Генрих Люнгер находится в нашей клинике?
— Незнакомый мужчина принёс мне конверт. Вот он, — протянула бумагу Мари.
Бернар, скользнув глазами по письму, откашлялся.
— Молчите и просто слушайте меня. В нашей клинике есть пациенты, о которых никто не знает и никогда не узнает. Нам их привозят спецслужбы. Как правило, эти люди замешаны в политических делах или имеют отношение к научным открытиям. За молчание нам хорошо платят. Генриха Люнгера привезли к нам четыре месяца назад. В очень плохом состоянии, надеюсь, вы понимаете, как умеют спецподразделения работать с клиентами, попавшими к ним в лапы. Несколько тяжелейших ударов по голове полностью лишили его разума и изуродовали лицо. И один Бог знает, что ему пришлось вытерпеть. К сожалению, нормальным он никогда не станет. Благодаря вашему рассказу, я понял, в чём дело. По всей видимости, он сделал научное открытие, и кто-то на вашем лайнере узнал об этом. И я вам советую не ходить к нему. Он всё равно никого не узнаёт и плохо слышит. Мне очень жаль, что вы остались в таком положении, но вы молоды и у вас впереди вся жизнь. Постарайтесь забыть о Генрихе.
— Я знаю кто! — выкрикнула Мари. — Точнее, догадываюсь. Это Анри. Он француз и он работает в полиции, он сам говорил об этом. Они с Генрихом были соседями по каюте и за обеденным столом. Больше просто некому, — всхлипнула Мари.
Бернар неоднократно видел, как в его кабинете на людей наваливается горе. Ему приходилось выносить «приговоры» вот уже почти сорок лет. Люди по-разному ведут себя в такой ситуации: кто-то начинал рыдать, кто-то терял сознание, кто-то, напротив, кричал и топал ногами. Любому человеку нужно время для осознания того, что происходит с его близкими людьми. И выходят из безутешного состояния тоже по-разному.
Сидящая напротив него молодая женщина мужественно перенесла его слова, только стала ещё бледнее, а её пальчики нервно перебирали край свободного платьица, плохо скрывающего живот. На её глазах лишь навернулись слёзы, но она сдерживала их, и он знал почему. Она чувствовала, что, если сейчас разрыдается, он выставит её вон, а девушка упрямая и будет добиваться своего. Она не уйдёт.
— Мари, — встал из-за стола Бернар, подойдя к Мари сзади. — Мы сейчас вместе пойдём к Генриху. Обещайте мне, что вы будете держать себя в руках. Предупреждаю ещё раз. Генрих никого не узнаёт. Он в полном безумии.
Несмотря на то, что слёзы всё же полились по щекам, Мари часто-часто закивала головой. Бернар помог ей подняться со стула, обнял за плечи и повёл к двери. Они прошли по длинному коридору, подошли к лестнице и долго-долго спускались по ней в подвал. Бернар достал из кармана халата ключи и отпер дверь.
Подвал был длинным и хорошо освещённым. С двух сторон, как в гостинице много дверей. На каждой табличка с номером и фамилией пациента. В дальнем углу стоял освещённый столик, за которым сидела медсестра средних лет. Теперь она молча поднялась навстречу.
— Беатрис! Откройте нам, пожалуйста, двенадцатую палату.
Женщина посмотрела на лицо Мари, потом на её живот. В её глазах читалось сомнение, и она ещё раз взглянула да Бернара. Он кивнул ей.
Мари замерла, сердце бешено колотилось, она почувствовала, как внутри её живота толкается ребёнок. Не проронив ни звука, мягко ступила к приоткрытой двери. За дверью слышался голос Генриха, несомненно, это был он.
— Генрих!.. — из груди Мари вырвался полустон-полувздох, и она смело шагнула в полутёмную комнату. Комната была довольно просторной с большой кроватью и небольшой перегородкой для отхожего места. У дальней стены стоял один единственный стул. Плоский, тусклый светильник располагался под самым потолком на большой высоте. Генрих сидел на кровати. Два огромных шрама обезображивали его лицо до неузнаваемости, одна рука была неестественно согнута, волосы прилипли ко лбу, из-под них тяжело смотрели карие глаза, смотрели мимо Мари и Бернара, словно он и не заметил, что кто-то вошёл.
На мгновение Мари показалось, что этот страшный, изуродованный человек вовсе и не Генрих, но глаза… Это были его глаза и голос его. Мари ещё раз тихо произнесла его имя: «Генрих…»
Мужчина смотрел перед собой, что-то бормотал, ни на что не обращая внимания. Мари шагнула вперёд, ей очень хотелось расслышать, о чём он бормочет.
— Я знаю, знаю, как она действует… Монстр! Ты украл моё лицо, но  ты не можешь украсть мои знания. Я рассчитал. Нашёл механизм. Образцы, мне нужны образцы… Ещё и ещё… Дайте бумагу, я докажу…
Тело Генриха стало выгибаться назад, он упал спиной на кровать, тяжело дыша, с остановившимися глазами.
— Что с ним? — худенькие плечики Мари мелко-мелко задрожали.
— Расстройство содержания мышления с возникновением не соответствующих реальности болезненных представлений. Сейчас Беатрис сделает ему успокоительный укол, и он будет спать до следующего приступа.
— Не-е-е-е-т… — заплакала навзрыд Мари. — Как я могу ему помочь?.. Я вытащу его отсюда. Ему нужны уход и спокойная обстановка. Он вылечится. Я буду ухаживать за ним днём и ночью.
— Всё будет хорошо, — взял её за трясущиеся плечи Бернар, разворачивая к входной двери. — Пусть он немного побудет здесь. Вы вернётесь домой, родите прелестного мальчика, а когда он чуть-чуть подрастёт, вы заберёте своего Генриха домой. Обещаю. Будем с вами на связи, и я буду держать вас в курсе всех дел. А пока Генрих ещё очень слаб и ему нужен долгий реабилитационный период, да и не выпустят его сейчас из нашей страны. Мало времени прошло. Подзабудется эта история с вакциной, тогда можно будет что-то сделать для него и для вас.
Бернар с горечью смотрел в спину Мари. Молодая женщина с низко опущенной головой тяжело поднималась по подвальным ступеням. Она проникла в самую суть жизни и отчаянно испугалась того, что увидела. Ему казалось, она идёт по тропе, ведущей к потерянному храму, и неизвестно, куда приведёт эта тропа. Сейчас она думает, что может что-то сделать, и сомневается, бессмысленно ли это или нет? Возможно, это только его ощущения, и очень возможно, он ошибается. Бернар усилием воли отогнал тяжёлые мысли.

22
Страшная болезнь, вызванная новым вирусом, начала отступать, но прежде успела поразить почти все страны, не осталось ни одного уголка на земле, где бы она не поселилась, поражая богатых и бедных, стариков и детей, врачей, медсестёр, политиков, учёных, рабочий люд.
С самого начала всеобщей пандемии врачи всех стран объединились в общих усилиях по производству вакцины против страшного вируса и через восемь месяцев вакцину представили несколько государств.
Очень хорошего результата достигли французские врачи-вирусологи, но у их вакцины, несмотря на хорошие показатели по излечению больных, были серьёзные побочные эффекты. Гораздо более эффективную вакцину создали в России. Её разработали в Москве в ведущей научной лаборатории под руководством профессора Кусайко, и Россия начала массовое производство вакцины, отправляя лекарство во все страны мира. Русскому профессору за создание вакцины вручили Нобелевскую премию, и никто так и не узнал, кто на самом деле создал лекарство, излечившее мир. Люди снова вернулись к прежней жизни, и история с пандемией постепенно стала стираться из памяти людей.

23
Лежа на кровати с закрытыми глазами, Генрих почувствовал лёгкое дуновение и тихий шорох где-то в углу комнаты. К нему кто-то приближался. Генрих вскочил, уставившись на противоположную стену. Из стены с шипением шёл пар, а сама стена двигалась, бугрилась, по ней венами расходились в разные стороны замысловатые линии. Раздался лёгкий щелчок, и стена разошлась надвое.
Перед Генрихом стоял Монстр, огромный, волосатый со светящимися зелёным огнём глазами. ОН молчал и только раздувал ноздри, вот-вот полыхнёт огнём. Генрих сжался, всматриваясь в чудовище, и только сейчас заметил, что тот стоит с вытянутыми лапами, а на них — прелестный златокудрый мальчик с большими карими глазами, эти глаза что-то напоминали Генриху, но что, он никак не мог вспомнить.
Внутри него поднялась тёплая волна, расходившаяся по всему его телу. Мальчик смотрел на него и улыбался, на миг Генриху показалось, что он тот самый мальчик, это он сидит в лапах Монстра и испугался.
Монстр шагнул к нему, приблизив ребёнка к его лицу. Глаза мальчика и Генриха встретились.
— Ты кто? — прошептал Генрих.
— Генрих, — засмеялся тоненьким, совсем детским голоском мальчишка.
— Ты это я? — удивился Генрих.
— Фш-ш-ш… — выдохнул горячий пар в лицо Генриха Монстр. — Пора возвращаться. Тебя ждут там, — чудовище пересадило на одну лапу мальчишку, взмахнув второй высоко вверх, обрисовывая ею контур женской фигуры. Генрих изо всех сил пытался сосредоточиться, пытаясь понять, чья это фигура, но тут послышались шаги за дверью, и он отвернулся от видения.
Дверь отворилась. На пороге стояла сестра Беатрис с супом.
— Добрый день, — приветствовал её Генрих на русском языке.
Плошка полетела на пол, обжигая горячим бульоном руки Беатрис. Медсестра кинулась вон из комнаты.

23
Мари, улыбаясь, шла по сочной, бархатистой траве лужайки к огромному камню, покрытому мхом. Возле камня, в окружении белоснежных ромашек сидел розовощекий, златокудрый двухлетний карапуз. Малыш пытался совладать с морковкой, которую ему подсунула бабушка. Он никак не попадал ей в рот. Тычется морковкой, та мажет его по носу, по щекам, словно она сама по себе, а малыш сам по себе. Упрямый. Злится на морковку, бросил её, собрался на ноги подниматься. Сопит, кряхтит и вдруг поднялся, крепко уцепившись крошечными ручонками с ямками за почти гладкий край камня. Засмеялся звонко, закачался и снова шлёпнулся на попу. Нахмурился, призадумался, карие глаза заморгали, нос засопел, вот-вот разревётся. Но нет. Личико вдруг стало виноватое, но доброе. Закряхтел, уцепился и снова встал. На этот раз, зажав в одной руке пыльную морковку.
— Генрих! Малыш! Ты настоящий мужчина, — подбежала к нему Мари.
Маленький Генрих, тщательно выговаривая по слогам «ма-ма», улыбаясь, протянул ей морковку.
Мари, подхватив сына на руки закружила его, изображая самолёт вверх-вниз, вверх-вниз, радуясь его заливистому смеху. Устав и запыхавшись, остановилась и опустилась на траву возле камня, усадив сынишку на колени.
— Скоро мы поедем к папе! — заглянула в глаза сынишке Мари. — Навестим его в далёком Париже, Эйфелеву башню посмотрим, на аттракционах покатаемся, а потом папа будет жить с нами, понимаешь? Наш папа всегда будет с нами, только надо ещё чуть-чуть подождать. Папа должен увидеть, какой чудесный у него сын.
Маленький Генрих обнял ручками мамину шею и прижался головкой к её груди.
— Мы с тобой сильные, мы всё выдержим, — поцеловала в лобик сына Мари. — Вот вырастешь, обязательно полетим на самолёте в Японию в город Йокогаму. Я покажу тебе башню, на вершине которой мы впервые поцеловались с твоим папой.

Часть вторая.

Вишнёвый пирог

25
Ранняя весна — утро природы. Нежное, трогательное и прекрасное. В Москве ещё лежит снег, а здесь зацвели нарциссы. Генрих выглянул в окно. На лужайке перед домом резвился сынишка, гоняя вокруг клумбы щенка корги. Беззаботное счастливое детство!
Генрих скучал по родине. Ему очень хотелось выбраться в Лондон, хотя бы походить по улицам, названия которых связаны с Россией — Moscow Road, Petersburg Place, Russian Row, Woronzow Road, но в нынешних условиях это было невозможно. В Великобритании ввели жёсткий карантин, закрыли все границы и приостановили авиасообщения. Коварный враг продолжал собирать свои жертвы. Во всём мире учёные — эпидемиологи, микробиологи и прочие — судорожно искали способы борьбы с мировой напастью и если вначале объединяли свои усилия, то после того, как в России была создана первая в мире вакцина, ополчились друг на друга. Появились лидеры, заявившие о своих успехах в разработке вакцины, развернулась экономическая борьба за мировой рынок — чтобы успеть сорвать куш до конца пандемии.
Генрих ничем не мог помочь. У него не было доступа ни к аппаратуре, ни к постоянно мутирующим образцам вирусов, да и собственное имя пришлось сменить. Отныне он стал зваться Гарри Конорс — по фамилии жены. Тем не менее, он продолжал работать, методично выискивая информацию из всех доступных источников. Изучение противника, вот что главное. Вирус коварен, и в своём завоевании места под солнцем выбрал человеческий организм, нарушая то работу головного мозга, то суставов, то кровеносной системы, вгоняя заболевших в психологические проблемы. Люди для вируса — его пищевая база, поражая их, он становится всё более сильным. Спасти человечество может лишь скорейшая иммунизация планеты: привитое население вирусу должно быть не по зубам.
Генрих был рад, что успел передать свои записи коллеге в Москву ещё до того, как попал в клинику «Шато де Гарш», знал, что они немало способствовали созданию русской вакцины, хотя и французы преуспели и тоже по его «вине»: сыворотка правды и постоянные побои сделали своё подлое дело.
Спасением стала Мари. Она так старалась, пытаясь создать в их доме максимальный уют. Жить без работы невозможно, но и выходить из тени нельзя — спецслужбы только того и ждут, а во второй раз к ним попадаться совсем не хотелось: для всех в мире он умер в психиатрической клинике. Его тайну с Мари знал только главный врач клиники «Шато де Гарш» Бернар.
— Генрих-большой, я сварила чудесный кофе! — крикнула из кухни жена. — Чем ты занят? Читаешь?
— Иду, дорогая, — отозвался, поднимаясь из плетёного кресла, Генрих.
— Почтальон принёс какое-то непонятное письмо. Я положила его тебе на книжную полку.
— Откуда оно? — удивился Генрих.
— Из Израиля.
— Неужели от Семёна Абрамовича? — предположил он, отхлебнув из чашечки любимый напиток. Лучше Мари никто не умел варить кофе. Впрочем, больше и некому было.
— Нет, — обернулась Мари. — Адрес незнакомый.
— Хм, — задумался Генрих. — А на чьё имя-то письмо?
— Гарри Конорса! — воскликнула Мари.
— Интересно... — почесал  затылок Генрих. И вдруг спросил: — Мари, а ты знаешь, что означает слово «конверт»?
Когда внутри у него возникало такое непонятное волнующее чувство, он всегда поступал таким образом — переводил разговор в другую плоскость. Это давало возможность переварить информацию.
— Сложенная бумага?  — предположила Мари.
— Слово «конверт» означает «оборачивать».
— Я так и думала! — улыбнулась Мари.
— Видишь ли, — Генрих пропустил эту реплику мимо ушей, — дело в том, что первоначально конверты были предназначены для того, чтобы защитить важные документы от любопытных глаз. Их делали из ткани, шкур и тростника, а в Вавилоне — тонкого слоя глины, которым обмазывали сообщение и высушивали на солнце. В Лувре хранятся самые древние конверты, которые удалось найти археологам при раскопках в Сирии — таблички, на которые буквы нанесены клинописью. Получившиеся письмена обжигали, снова обмазывали слоем глины, на который наносили «адрес» и опять обжигали. Чтобы прочитать послание, адресат должен был разбить конверт.
— Хочешь знать, какой конверт тебе принесли? — прищурила один глаз Мари и улыбнулась еще шире: — Самый обычный! С марками и штемпелями. Отправлен две недели назад.
— А город… Из какого города, посмотрела?
— Кажется, из Иерусалима, не помню: я пирогом занималась. Позови Генриха-маленького. Хватит ему бегать по улице. На обеденном столе ждёт вишнёвый пирог со сливками.
Скоро послышался шум и топот ножек: в кухню влетел щенок, а за ним розовощёкий малыш.
Генрих улыбнулся. Детишкам обязательно нужны четвероногие друзья: именно они, любящие и верные, помогают научить маленького человека ответственности и бескорыстной любви.
— Маркиз съел лягушку, а потом отдал её назад, — сообщил сын.
— Она невкусная, — засмеялась Мари.
— У неё горькая кожица, — подтвердил Генрих. — Больше он их ловить не будет. Лягушка показала ему, кого можно есть, а кого — нет. Всему нужно учиться. Вот и Маркиз познаёт мир на собственном опыте.
— Я знаю, что горькая. Я её тоже полизал. Ф-у-у… — сморщил веснушчатый нос маленький Генрих.
— Весь в папу! — поцеловала ребёнка Мари. — Всё на себе пробует! А ну-ка, давайте-ка лучше пробовать пирог!
И разложила на блюдца аппетитные кусочки.
— Как же хочется куда-нибудь вырваться, — вдруг вздохнула она, с умилением глядя на то, как семейство уписывает за щеки домашний пирог, приготовленный по старинному бабушкиному рецепту. — Особенно мне хочется в Японию: мы с тобой, Генрих, много чего ещё там не видели.

26
После того, как в тарелках остались лишь крошки, Мари отправилась укладывать сынишку на послеобеденный сон. Генрих, наконец, пошёл за письмом. Конверт, действительно, был самым обычным — со множеством разноцветных марок и двумя штемпелями.
— Лейб Яффе, — Генрих зачем-то прочитал имя отправителя вслух.
С Израилем у него никаких связей не было. У него вообще, после его появления здесь, ни с кем не было никаких связей. Возможно, письмо предназначалось не ему? Быть может, перепутали адресат, хотя…
 Генрих ещё раз пробежал глазами адрес назначения — указано правильно — и не спеша надорвал конверт. Из него выпал один единственный сложенный вдвое листок: «Уважаемый Генрих! Вам привет от Семёна Абрамовича Каца. Пишу по его просьбе. Сам написать не смог: сломал руку. У него всё хорошо. Просит принять на пару дней его знакомого из Лондона по имени Сендер Лямпе. С почтением, Лейб Яффе»
Генрих плотно сжал губы, на переносице прорезались две глубокие вертикальные складки. «Не советуйся с теми, у кого лоб гладок — они не думают», — машинально вспомнилась пифагорова фраза. Вопросов было много и даже больше. С Москвой он связей не поддерживает. Откуда Семён Кац знает его новое имя? Допустим, он разыскал данные о Мари, это несложно сделать, переворошив список пассажиров теплохода «Гранд Даймонд», но письмо-то адресовано ему! О том, что они с Мари поженились, знают только мама Мари да Сьюзен, её подруга. Она частенько заезжает к ним в гости со своим парнем, но тот знает его только как Гарри Конорса. Мари случайно проговорилась? Доктор Бернар попал в лапы спецслужб?
Размышляя над этим, Генрих заснул.
Ночью он проснулся. Было темно, камин не горел. Он встал, подошёл к выключателю, щёлкнул им, но тот не включился. Генрих выглянул в окно. На небе — ни одной звезды, лишь тусклый свет освещал улицу. Ветра нет. Воздух как будто замер. Ему показалось, мелькнула какая-то тень в конце улицы и стала очень быстро перемещаться. Он захлопнул окно и лёг в кровать. На потолке появились какие-то странные узоры, напоминающие письмо, но что там написано, разобрать было трудно. Вдруг раздалось шипение, резкий порыв ветра с воем распахнул окно. В тёмную комнату влетел вращающийся с бешеной скоростью огненный шар. Он увеличивался в размерах, обжигая кожу горячим дуновением. Генрих не мог шевельнуться и лишь только смотрел на весь этот ужас. Раздался хлопок. Шар расправился, словно купол золотого парашюта, и замер. Перед ним с чёрной искажённой мордой стоял Монстр. В его пасти поблёскивали клыки, глаза горели зелёным огнём, в одной лапе с длинными острыми когтями он держал исписанные листы бумаги, в другой блестел шприц, наполненный искрящейся жидкостью. Изрыгая из пасти огненные клубы, Монстр приблизился к Генриху почти вплотную, дохнул огнём в лицо и воткнул иглу ему в предплечье. Тело пронзила нечеловеческая боль. Рычащий Монстр всё нажимал на шприц, вгоняя иглу всё глубже и глубже.
  — Сделай-й-й… её, — смог разобрать Генрих…

…Мари тормошила мужа, как могла, он метался по кровати, обливаясь потом, но всё никак не открывал глаза. Она очень боялась этих приступов безумия, боялась снова потерять его.
Но Генрих очнулся и крепко обнял Мари.
— Прости, любимая. Просто приснился дурной сон.
— Не пугай меня, — в испуганных глазах Мари стояли слёзы. — Я тебя очень люблю.
Она так и не могла свыкнуться с его кошмарами, частенько сопровождающими их уединённую, по-английски размеренную жизнь…

27
Сендер Лямпе ворвался в мир Генриха и Мари на следующий же день, словно он знал, что письмо получено и прочитано. Под вечер, когда за окном на мир опускались мягкие сумерки, у входной двери раздалась трель звонка.
Генрих пошёл открывать дверь. На пороге стоял мужчина с умным тонким лицом, в неброском, но дорогом твидовом пальто со стекающими по вороту мелкими каплями. Фетровая шляпа была надвинута по брови, отчего его вид казался несколько угрюмым. В руках гость держал букет фиалок. Он приподнял шляпу:
— Позвольте представиться, Сендер Лямпе. Вас должны были предупредить о моём визите. Могу ли я войти?
— Конечно, — распахнул дверь Генрих. — Мари, помоги гостю раздеться! Вы к нам надолго?
— На день, максимум на полтора, — гость скинул пальто на руки подошедшей Мари.
— Поужинаете? — поинтересовался Генрих.
— Только чашечку чая, — покачал головой гость. — Генрих Люнгер, если не ошибаюсь. Вам привет от моего соотечественника и вашего попутчика Семёна Абрамовича Каца. Очень хотел с вами встретиться, но вы же знаете, сейчас никуда не выехать, а уж из Израиля — тем более.
— Вы ошиблись, — твёрдо, но спокойно ответил Генрих.  — Меня зовут Гарри Конорс.
— Это ваше фото?  — достал карточку из нагрудного кармана пиджака гость.
Генрих взял фотографию. На ней были изображены Семён Абрамович с Синтией и он с Мари.
— Ведь это вы? Верно? — энергично настаивал гость. — Очень хочется чаю с дороги!
Этот человек не от Семёна Абрамовича, сразу понял Генрих. Ему что-то нужно, скорее, даже не ему. В человеке было много чего настораживающего: он был подтянут, аккуратен, в меру вежлив, необычайно предупредителен, наблюдателен и осведомлён в деталях о жизни Генриха.
— Проходите в гостиную! — пригласил Генрих. А что ему ещё оставалось?! Он чувствовал, что он рассекречен. — Мари сейчас принесёт вам чай. Расскажите, что привело вас в Лондон, как давно вы здесь? В нынешних условиях просто так границу не пересечёшь...
— Я здесь с тех самых пор, как началась мировая пандемия, — уверенно откинулся на спинку стула гость. — А к вам пришёл по делу.
— Позвольте узнать, по какому?
— Дошли слухи, что вы некоторое время назад были одним из ведущих вирусологов в России.
Мари, появившаяся в гостиной с подносом в руках, чуть было его не выронила от услышанного.
— Вы бывали во Франции? — спросила она, стараясь задавать вопрос как можно спокойнее.
Гость обернулся к Мари, вскочил, услужливо подхватывая поднос с чашками, заварочным чайником и тарелку с нарезанными ломтиками вишнёвого пирога, оставшегося со вчерашнего дня.
 — Прошу вас, садитесь, дорогая Мари! — Я сам налью чай. Во Франции я не был, у меня здесь небольшая фирма по недвижимости.
— Откуда вы знаете про Генриха? — побледнела Мари.
— Видите ли, я зашёл к вам обсудить некоторые детали возможной работы Генриха.
— А при чём тут Семён Абрамович? — с интересом поглядел на гостя Генрих.
— О! Семён Абрамович много о вас рассказывал своим друзьям, и мы решили вас разыскать, — улыбнулся гость. — Мы предлагаем вам поработать по вашей прямой специальности.
— Как же вы нас нашли?! — затеребила кончик кружевной скатерти Мари.
— Это было довольно сложно, — признался таинственный гость. — Но нам удалось это сделать! — сказал он не менее загадочно и продолжал как ни в чём не бывало. — Нам нужны по-настоящему хорошие специалисты. К тому же Генрих Люнгер исчез каким-то непонятным образом. Во Франции его считают мёртвым, в России — пропавшим без вести. А нам срочно нужны результаты его работ как блестящего вирусолога и умного аналитика.
— Результаты чего? — попытался прикинулся дурачком Генрих.
— Уникальная вакцина.
— Вакцин сейчас великое множество, причём производят их в самых разных странах. В одной России не менее трёх, — усмехнулся Генрих. — И потом нужны образцы крови, образцы вирусов, хорошая аппаратура…
— Всё это вы получите, — опустил глаза гость, — но поработать нужно будет в Израиле, в Иерусалиме.
— Нет! — вскочила со стула Мари. — Генрих больше не будет ни на кого работать! Посмотрите на его лицо, на этот шрам. Он достаточно вытерпел из-за науки. Теперь он просто отец моего сына и в ближайшее время намерен заняться работой для себя.
— Не торопитесь, — Сендер Лямпе был невозмутим.  — Подумайте над моим предложением. Я зайду к вам завтра. Можно мне ещё кипятка? — И насладившись произведённым эффектом, поставил жирную точку, мол, больше о деле ни слова: — Пирог великолепный!
— Сейчас принесу, — поднялась из-за стола Мари…

28
Генрих сел в кровати, озадаченный незнакомой обстановкой, освещаемой лишь тонким лучом солнечного света, просвечивающего через щель в тяжёлых плотных шторах. На нём — незнакомая пижама. На резном столике — поднос с чашкой горячего кофе и стопка газет. Дверцы старинного шкафа приоткрыты. На плечиках висит мужской костюм из тонкой английской шерсти. Рядом несколько рубашек и галстуков.
Генрих прикрыл глаза, прошептав: «Это какое-то наваждение». Но это была правда, даже воздух здесь был другой. Он находился, вероятнее всего, в другой стране. Но он — хоть убей! — ничего не мог вспомнить. Вскочив с постели, бросился к окну. В лицо ударил солнечный свет. Точно: в Англии такого яркого солнца не бывает! За окном, на одинаковом расстоянии друг от друга, между высокими пальмами виднелись одноэтажные домики. По улице перемещались люди в военной форме, некоторые даже с автоматами.
— Шалом! С добрым утром, мистер Генрих! Ваш кофе остывает, — раздался знакомый голос.
Генрих обернулся. В дверях стоял одетый по-военному Сендер Лямпе.
— Мари! Где Мари и мой сын? — сверкнул глазами Генрих.
— С ними всё в порядке. Они знают, где вы. О них позаботятся, они ни в чём не будут нуждаться. Будете хорошо себя вести, скоро с ними увидитесь. Генрих, простите, но мы предполагали, что вы сразу не согласитесь нам помогать, а времени нет. Проблему, причём мирового масштаба, нужно решать и как можно скорее!
— Мы — это кто? — поинтересовался Генрих.
— Внешняя разведка Израиля, действующая совместно с внешней разведкой России.
— России?! — не верил своим ушам Генрих.
— Именно так, — подтвердил Сендер.
— Меня переправят в Россию?
— Со временем это будет возможно, но пока поработать нужно здесь. В России вас слишком хорошо знают. Лишняя шумиха нам не нужна. Сделаем дело, и вы сами будете решать, где захотите жить и работать — в Англии или в России.
— Мы в Иерусалиме? — прихлебнул кофе Генрих.
— На авиабазе ВВС Израиля Рамат-Давид.
— А при чём тут Иерусалим? Вы же говорили, что хотели меня отправить в Иерусалим?
— Это было больше для Мари. Она любит историю. Для неё вы находитесь в Иерусалиме. А работать вы будете с лучшими специалистами и на самой лучшей аппаратуре в Нес-Ционе, в израильском институте биологических исследований (IIBR).
— Под именем Гарри Конорса?  — поинтересовался Генрих.
— Разумеется. Сегодня у вас день отдыха. Завтрак сейчас принесут. Часа через два заеду за вами, прокатимся на машине по Иерусалиму и Тель-Авиву, а через пару дней поедем знакомиться с лабораторией и с людьми, которые будут вам помогать. Их будет только двое. Все — наши люди. Жить будете при институте, сейчас там для вас готовят помещение. А вот с прогулками, боюсь огорчить, ничего не выйдет. Мы вынуждены будем держать ваше пребывание у нас в секрете. Если всё получится, месяца через два-три ваша жизнь может кардинально изменится в лучшую сторону. Одежда для вас в шкафу.
Сендер Лямпе вышел, тихо прикрыв дверь. Генрих снова подошёл к окну. Полученную информацию нужно было хорошенько обдумать.  Как и через кого его разыскали? Мари отпадает. Бернар? Данные, полученные путём внедрения во французские спецслужбы? А может, вышли через японцев — ведь это они сообщили Мари о его местонахождении в клинике «Шато де Гарш»? Ему этого не узнать.
Завтрак принёс солдат. На небольшом подносе уместились круассаны утренней выпечки со сливочным маслом, яичница «мекушкешет», салат «исраэли» из мелконарезанных овощей, заправленных оливковым маслом и кофе с кардамоном. Не спеша Генрих принялся жевать еду, поначалу не ощущая никакого вкуса и обдумывая положение, в котором он оказался. Собственно, он был в западне и не видел для себя никакого выхода. Постепенно Генрих вошел во вкус и не заметил, как смёл с подноса все, что принёс адъютант.
Пора было собираться на прогулку.
В шкафу висело несколько костюмов разной цветовой гаммы. Генрих выбрал неброский светло-серый и к нему бледно-голубую рубашку. Из нескольких пар ботинок — изящные серо-голубые из тонкой свиной кожи. Вид получился представительным.
 К дому подъехала неприметная машина с тонированными стёклами. Тот же солдат, что приносил завтрак, заглянул к Генриху, приглашая его за собой. На крыльце в лицо ударил настоящий пустынный жар.
На этот раз Сендер Лямпе был одет в штатское и выглядел обычным гражданином, больше похожим на таксиста из-за светлой кепки на курчавой голове. Сендер, мягко улыбаясь, приоткрыл заднюю дверцу. Генрих нырнул в прохладное нутро, создаваемое кондиционерами. Солдат закрыл дверцу автомобиля, и она сразу же заблокировалась. Сендер уселся за руль.
— Как позавтракали?
— Вкусно. Всё было очень вкусно, — поблагодарил Генрих.
— Ну, тогда поехали! — обернулся Сендер и блеснул белозубой улыбкой. — Покажу вам достопримечательности нашей страны, правда, вы их увидите из машины. Стёкла, конечно, тонированы, но всё видно очень хорошо.
Машина тронулась. Генрих, устроившись удобнее, всё же решился задать мучивший его вопрос.
— Сендер, вы виделись с доктором Бернаром? Что с ним сейчас?..
— Ничего. Работает в клинике, как и прежде. Мы вас нашли по своим каналам, если вы об этом. Давайте-ка лучше я расскажу о прекрасном городе Иерусалиме! Это — единственный в мире город, в который нельзя спуститься, в него можно только восходить. В еврейском языке есть специальный глагол, который с древности применяется для обозначения только одного действия — прибытия в этот священный город. Слово это звучит так — «лааот», что означает «подниматься», «восходить». Возможно, вы читали, что Иерусалим является исходной точкой святынь трёх религий. Для христиан — это город, где, как они думают, зародилась их религия, и где проповедовал и погиб мученической смертью Иисус Христос, взяв на себя все грехи мира. Для мусульман — это город, откуда вознёсся на небо пророк Муххамед. Ему спустили с неба золотую лестницу, и он поднялся по ней за семь сфер в эмпиреи Господа, где и был Им лично принят, а после аудиенции по ней же благополучно вернулся на землю.
— Я уверен, вы отлично знаете историю, — покачал головой Генрих.
— Спасибо, я готовился к нашей встрече, —  вежливо ответил Сендер. — Не стану скрывать, я знаю, что вы, как и Мари, увлечены историческими достопримечательностями и любите путешествовать.
Генрих поглядывал в окна машины, но за ними скрывался монотонный пейзаж из песка и камней.
— Пока мы едем, могу я вам задать несколько вопросов? Я не очень понимаю, зачем я вам нужен. В скором времени пандемия будет побеждена, учитывая с какой скоростью работают учёные и каких результатов они достигли за столь короткое время...
— Ну вы же понимаете, наука не стоит на месте, — слегка повернул голову Сендер. — Иначе, какая это наука?! Вакцины, действительно, есть, они по-своему хороши и плохи. У всех есть свои плюсы и минусы. На основе имеющихся наработок нужно создать уникальную вакцину — одновалентную. И такую, чтобы она могла поразить любую мутацию, а их уже более полутора тысяч.
— Я не Господь Бог, — ухмыльнулся Генрих. — Вы прекрасно знаете, что это невозможно. Этого не сделает ни один институт в мире, как бы прекрасно он ни был оснащён. Чего ж вы ждёте конкретно от меня?
— Насколько мне известно, — отвернулся Сендер, — именно благодаря вашим расчётам и переданным в Россию данным, и была создана первая, одна из сильнейших вакцина. Если бы у вас были условия, а не только расчёты, пандемии пришёл бы конец. Продолжим наш исторический экскурс! Вы любите мистические истории?
— Это самое интересное в поездках, — улыбнулся Генрих.
— Что вам известно о геенне огненной? — спросил Сендер.
Генрих невольно вспомнил огненного Фея из своих снов.
— Насколько я знаю, в геенне корчатся души умерших грешников. Так сказать, визуальное воплощение ада.
— Сейчас мы медленно проедем по самому глубокому ущелью в районе Иерусалима. Древнее название этого места, упоминающееся в Танахе, это Гэй бен-Ином, дословно — ущелье сына Инома. Издавна это глубокое ущелье служило разделом между разными мирами. Именно здесь когда-то находился центр самого ярого идолопоклонства. Здесь местные жители приносили своих детей в жертву Молоху, амонейскому идолу Древнего Востока. Воздух наполнялся запахом человеческого мяса, а пламя виднелось по всей округе. Здесь сжигали трупы отступников и просто мусор. Здесь постоянно горел огонь и что-то жгли. Ущелье Гэй бен-Ином в христианской мифологии и явилось олицетворением ада. Это место стало источником вдохновения для художников, музыкантов и литераторов со всего мира.
— Наслышан, — откликнулся Генрих. — Об этом месте упоминается в «Гамлете» у Шекспира. Замечена была геенна огненная и в русской иконописи. Наверняка здесь полно гостиниц и развлекательных центров. Местечко знатное.
— Вы умны и начитаны, меня предупреждали, — улыбнулся Сендер и вдруг резко ударил по тормозам: — Что-то пошло не так. Сидите в машине.
Сендер достал из бардачка документы и вышел к группе военных с автоматами. Оживлённо жестикулируя, они что-то ему говорили. Генрих видел, как Сендер вынул из кармана какой-то значок и показал его. Военные тут же отдали ему честь и отошли. Через минуту Сендер сел в машину и нажал педаль газа.
— Придётся ехать быстро и сразу — в Иерусалим. Беспорядки на дороге. Только что автобус с туристами сорвался в ущелье с семидесятиметровой высоты. Много погибших.
 — Учёные бьются с вирусами, — вздохнул Генрих, — и ни один человек не знает, что с ним будет сегодня к вечеру.
— И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа; там распяли Его и с Ним двух других, по ту и по другую сторону, а посередине Иисуса, — процитировал Евангелие Сендер, въезжая на знаменитую гору.
— За веру идут на Голгофу. За идею — посылают туда других, — парировал Генрих. — Как-то Мари рассказывала сынишке о страданиях Иисуса Христа: «Прибили Боженьку гвоздями к кресту, а Боженька воскрес и вознёсся». И знаете, что ответил мой сын: «Надо было винтиками прикручивать!»
— Нестандартно мыслит. В папу пошёл, — улыбнулся, глядя в зеркало заднего вида, Сендер. — Не переживайте, думаю, вы у нас ненадолго, скоро ваша семья будет вместе с вами.
Машина медленно ехала по склонам горы мимо старинных захоронений и склепов, двух престолов католического и православного, принадлежащего греческой Православной Церкви, воздвигнутой в одиннадцатом веке Константином Мономахом на месте распятия Христа.
— Время сейчас такое, что церковь подобна Голгофе, — вздохнул Генрих. — На Голгофе разбойники висели на крестах. А в церкви кресты висят на разбойниках. А как вы меня вывезли из Англии? Только не говорите, что с помощью святого духа, — прищурил глаза Генрих.
 — На самолёте. У нас свой спецтранспорт имеется, — ответил Сендер. — Про церковь вы верно подметили. А теперь посмотрите налево — на знаменитую Стену Плача. Можете написать записочку, выйду, положу её за вас. Только просите самое нужное, хотя за год в Стену Плача вкладывается около миллиона записок. Дважды в год рабби Рабинович и его помощники собирают записки и хоронят их на Масличной горе.
— Спасибо. Не нужно, — засмеялся Генрих. — В моём положении одними просьбами не отделаешься.
— Вы не арестант. Вам всего лишь нужно ещё немного позаниматься любимым и очень нужным делом. Подумайте, сколько жизней вы можете спасти. А вот светить вас нельзя, и вы сами знаете почему. Мы узнали, где вы, могут узнать и другие.
Солнце начало медленно садиться за горизонт. Сендер погнал машину на север.  Они пересекли Иудейскую пустыню, проехали по вечерним улицам священного города Цфат и отправились назад на авиабазу. Генриху оставался ещё один день на акклиматизацию и отдых. Его ждала лаборатория «Нес-Циона» в семнадцати километрах от Тель-Авива.

29
Спал Генрих крепко. Ему ничего не снилось. Утром он обнаружил на столе готовый завтрак и стопку свежих газет на английском и русском языках. Позавтракав, он сел в плетёное кресло просмотреть газетные статьи. Новости были разнообразными.
В Израиле обнаружили новый штамм вируса. Он отличался от других уникальной мутацией в ключевом белке оболочки. Её обнаружили в образцах биожидкостей пациентов и в сточных водах. Учёные объяснили, что в воде канализации часто остаются обрывки РНК вирусов, которые можно использовать для отслеживания эпидемиологической ситуации и поиска новых штаммов заболевания.
В США у вакцинированной женщины родился ребёнок с антителами. В Англии после автокатастрофы молодой англичанин год пролежал в коме и два раза переболел коронавирусом в бессознательном состоянии, а когда очнулся, не понял, что в мире происходит.
Йельский университет выявил, что мужчины заболевают чаще и переносят заболевание хуже. Это происходит из-за различия в хромосомах с женщинами. Мужская хромосома усиливает вирус, а женская часто блокирует.
В России описали побочные явления после перенесённого заболевания: болезни суставов, поражение кровеносной системы, нарушение желудочно-кишечного тракта, нарушения головного мозга, ухудшение зрения. В группе риска — пожилые, диабетики и гипертоники, а десять процентов людей не реагируют на вакцину. Выяснили с помощью китайских специалистов животное происхождение вируса через промежуточные формы. Место возникновения — Китай, но не в одном месте, а в нескольких.
— Не исключено, что вирус запустили американцы, устроив его вспышку в Китае, — подумал Генрих, читая дальше.
В Чехии кот подхватил вирус от хозяев, а в Чили собаки определяют вирус по запаху.
Всё это было информацией к размышлению. Главное, что он для себя уяснил: враг, с которым придётся работать, находится в воздухе, в воде, а значит, везде. Хорошо бы выявить при наличии разных образцов крови, передаётся ли он, к примеру, животным от человека?
Ему нужно скорее в лабораторию. И чем быстрее, тем лучше. Сегодня. Ждать следующего дня не имеет смысла. Он и так вчера хорошо отдохнул и выспался. Генрих нажал кнопку звонка у входной двери. В комнату заглянул всё тот же солдат, который приносил ему завтрак.
— Чем могу помочь?
— Соедините меня, пожалуйста, с полковником Лямпе.
— Не могу. Полковник Лямпе сказал, что вам на сегодня нужен полный покой. Он заедет за вами завтра. А пока отдыхайте. Есть какие-нибудь пожелания по обеду или ужину? Может, вина? Кстати, тут есть два русских телеканала. И вы можете написать записку своей жене, только без указания места, где вы находитесь. Если что, звоните в звонок.
— Благодарю, — махнул рукой Генрих. — Постараюсь больше не беспокоить.
Он пощёлкал пультом каналы на телевизоре. Посмотрел парочку старых комедий, послушал российские новости. В груди защемило. Не по своей воле и не по доброй покинул он свою родину. Его судьбу изменили обстоятельства. Он не имел возможности противостоять решению судьбы, и сейчас он бесконечно одинок. Душа, родившаяся где-то… и полная отстранённость от конкретного времени и пространства.

30
Каждый новый рассвет не похож на предыдущий. Если ты не видел вчерашнего рассвета, то ты уже никогда не увидишь его. Встаёт солнце. Его ещё не видно, лишь появляются тёмно-сиреневые лучи на фоне тёмно-синего неба. Ещё звёзды и месяц на небе, а солнце только начинает появляться из-за горизонта. Вот появился его маленький язычок, и небо начинает изменяться. Из-за горизонта всё больше и больше выходит диск, и его лучи словно трогают края холодных облаков. Через несколько мгновений лучи начинают играть в облаках, на их краешках, а свет, исходящий от них, рассеивает облака, и кажется, что это — ресницы солнца...
Генрих стоял у окна, сегодняшнюю ночь он почти не спал. Его тревожили разные мысли.
Завтрак принесли рано. А в семь утра он уже услышал шорох шин возле дома. Генрих одел всё тот же костюм: своих вещей у него не было.
Сендер был в военной форме, снова приветливо улыбался.
— Не терпится на работу? Что-то по вашему виду не скажешь, что вы крепко спали…
— Любовался рассветом, наблюдал за взлётной полосой. Неподготовленному человеку трудно заснуть на авиабазе.
— В ближайшие пару месяцев я вам обещаю полную тишину, — сказал Сендер, распахивая перед Генрихом дверь и приглашая его к выходу. — И не кидайте брови на лоб! Всё будет хорошо!
У крыльца стояла всё та же машина с тонированными стёклами. Как и в прошлый раз, Сендер посадил Генриха на заднее сидение.
— Вы что-нибудь слышали об институте биологических исследований?  — спросил Сендер, нажимая на педаль газа.
— О его существовании слышал, конечно, — ответил Генрих. — Напрямую наш институт с ним не работал. Знаю, что там исследуют различные патогенные заболевания, и, вроде, занимаются вакцинами и фармацевтическими препаратами. Я бы узнал побольше, но у меня нет доступа в интернет.
— И не будет, — ответил Сендер. — По всем вашим запросам вам дадут исчерпывающие справки, но заниматься этим станут другие. Во-первых, вам не придётся тратить время на поиски; во-вторых, хакеры не смогут следить за вашим компьютером и вычислить его местонахождение. Он будет отключен от сети. Всё для безопасности. А теперь я вам немного расскажу об институте, в который мы направляемся.  Сотрудников немного, около четырёхсот человек, из них приблизительно сто пятьдесят — учёные. Основные направления работы: разработка биологического и химического оружия, в частности, летальных токсинов; этническое оружие, химическое и биологическое; изучение всевозможных вирусов, в том числе и того, с которым нужно будет заняться.
— Кое-что про этническое оружие я слышал, — отозвался Генрих. — Оно может поражать только людей определённой национальности, создавая генетически изменённые бактерии или вирусы и их способность изменять ДНК внутри клеток своего обитания. Интересная тема, но противозаконная.
 — Вы неплохо осведомлены, — пронзил Генриха взглядом Сендер. — Верно, наши учёные конструируют микроорганизмы, атакующие только носителей генов. Об этом ещё поговорим. В скором времени мы окажемся в самом прекрасном городе на земле Тель-Авиве. Допускаю, что для каждого индивидуума есть свой самый прекрасный город, но мы в Израиле, и я горжусь нашей столицей. Обратите внимание, сколько зелени в его пригороде. Пустыня кончилась. Посмотрите по сторонам на плантации бананов, под каждым деревом лежит маленький шланг, — так его поливают. Это очень дорого, но без этого не получить хороший урожай. Тель-Авив — признанная столица не только Израиля, но и средиземноморского кайфа. Это не один город, а целая городская агломерация, объединяющая около двух десятков населённых пунктов, в том числе и старинный город Яффа. Половина всех горожан — эмигранты из СССР. Так что у нас тут полно русскоязычных жителей. Сейчас в нашем городе расположены престижный Тель-Авивский университет, Министерство обороны и Генштаб Армии обороны Израиля, а также большинство иностранных посольств. Если не думать о работе, это город для прекрасного отдыха.
— Скажите, Сендер, вы, действительно, знаете Семёна Абрамовича Каца?
— Я вас умоляю! — воздел руки вверх Сандер. — Кто же не знает Каца! Его весь Израиль знает! После того, как его, больного, сняли с парохода в Японии, он вылечился и проник на телевидение, ни одна передача, связанная с нынешней пандемией, не проходит без его участия. Семён Абрамович обладает незаурядными артистическими данными, рассказывает про самурайские замки, китайский чай, итальянских женщин, а уж когда вспоминает здравоохранение, так и вовсе держит аудиторию почище самых лучших юмористов. В последней передаче он предложил выпускникам мединститутов первые два года лечить своих преподавателей. А на вопрос, как теперь сложилась его жизнь, отвечает: «Мы что, не в одном государстве живём?» Ему пора своё шоу создавать. Отличный юморист. Вы его ещё увидите. У вас будет отличный телевизор на полстены в вашей комнате отдыха.
За разговорами не заметили, как выехали из города и приехали к месту назначения. Машина остановилась у больших ворот. Сендер приоткрыл окошко, показал пропуск, ворота открылись, пропуская их на территорию института.
— Послушайте, Генрих, это объект военного назначения. Хочу вас предупредить. Здесь всё не так-то просто. Институт окружён бетонной стеной с датчиками. Весь периметр и коридоры патрулируются вооружёнными охранниками. Внутри действуют кодовые слова и контроль визуальной идентификации доступа к каждому сектору. Все двери открываются только с помощью визитных карточек, коды которых меняются каждый день. Институт размещается не только на земле. Под землёй лабораторий не меньше, чем снаружи. Вы будете работать в подземной части. Выходите из машины.
Генрих вышел на дорожку, посыпанную гравием, она вела к небольшому корпусу, куда они и направились с Сендером.
Охранник у двери кивнул Сендеру и пропустил их внутрь. За большой стойкой сидел солдат, на его форму был накинут белый халат. Он что-то сказал на иврите. Сендер кивнул, вытащил из нагрудного кармана карточку и приложил его к следующей двери.
 — Что он сказал? — поинтересовался Генрих.
— Для вас всё готово, — улыбнулся Сендер. — Сейчас я вас отведу в вашу лабораторию и познакомлю с коллегами, которые будут работать непосредственно с вами. У них вы можете спрашивать и просить всё, что вам будет нужно.

31
— Лаборатории, предназначенные для изучения патогенов, классифицируются в соответствии с четырьмя уровнями опасности. Р4 — самый высокий уровень. Таких лабораторий в мире меньше двадцати, — рассказывал Сендер, пока они шли по длинному хорошо освещённому коридору к месту, где должен был работать Генрих. — Одна из таких лабораторий есть во Франции, в городе Лионе. Вот почему французы так старались вас заполучить. Но вы оказались упрямым мальчиком, на этом и пострадали.
— Насколько я осведомлён, предполагалось, что именно из такой лаборатории в Ухане и произошла утечка биоматериала, — задумчиво произнёс Генрих. — Мне будет интересно поработать в таком месте.
— У нас первоклассная аппаратура, только работай, — улыбнулся Сендер. — А вы что-нибудь слышали об опытах профессора из Нидерландов Рона Фушье?
— Безусловно, — кивнул Генрих. — Он занимался передачей вируса от животного к животному. Заражал птичьим вирусом одного хорька, забирал у него мазок и этим мазком заражал следующего. Вирус каждый раз незначительно мутировал, его свойства менялись при передаче от одного животного к другому. В итоге после десятой передачи вируса через мазок, начали заражаться и другие хорьки, которые сидели в соседних клетках. Вирус приобрёл свойства передачи от одного животного к другому, следовательно, так же он передаётся от человека к человеку, что и вызвало мировую пандемию. Есть ещё нюанс. Искусственно созданный вирус такого типа было бы обнаружить легко, но вирус, полученный в лаборатории методом передачи от животного к животному, засечь куда сложнее: результат мутации вируса, который передавался десять раз от одного хорька к другому, по свойствам мало чем отличается от результата естественной эволюции. Я об этом упоминал в своём докладе в Токио.
— Я в вас не ошибся, — констатировал Сендер. — Ваш доклад мы изучили до мельчайших подробностей. А вот и ваше рабочее место, там же комната отдыха и отдельное помещение с душем и туалетом.
Они подошли к бронированной герметичной двери. Это был хорошо укреплённый бункер. Сендер приложил палец к маленькому выступу в стене, и дверь медленно поползла в сторону. За ней находилось большое хорошо освещённое помещение. По стенам комнаты стояли столы с различными микроскопами разной величины, герметичные шкафы с образцами биоматериалов, два стола с дополнительной подсветкой. На одном из них стоял компьютер и обычный стационарный телефон. В конце лаборатории за дверью располагалась комната отдыха: большая кровать, тумбочка, плазма в полстены, шкаф для личных вещей, два плетёных кресла. На письменном столе — телефон, ещё один компьютер, стопки бумаги, карандашница. Небольшой стенкой отгорожена мини-кухня: холодильник и обеденный стол. На краешке стола лежала стопка свежих газет. За комнатой отдыха, за ещё одной дверью, располагалась ванная комната с душевой кабиной, унитазом и умывальником. Несмотря на то, что ни в одном помещении окон не было, здесь было очень светло, и свет можно было регулировать.
— Довольно уютно, — одобрил Генрих.
— Позову ваших помощников, — взял телефонную трубку Сендер. Вызывать их будете по обычному телефону в любое время суток. Вдруг во время сна придёт гениальная идея, кстати, режим освещения здесь сделан так, что будут отображаться биологические сутки. Утром будет утро, вечером — вечер, тогда вы не потеряете ориентацию. Завтрак, обед и ужин будут подаваться через окно в кухне в определённое время. Каждый день —уборка и смена белья. Есть и электрический чайник. В холодильнике — еда, вода, пиво, вино. И ещё одна просьба. Когда вы будете входить в лабораторию или выходить из неё, всегда закрывайте за собой дверь в жилые помещения. Дверь в ваши покои тоже бронированная.
Сендер снял телефонную трубку.
— Тридцать восьмой и двадцать первый, прошу пройти в помещение семьдесят восемь.
Через минуту тяжёлая дверь начала своё движение. В комнату вошли мужчины. Один — постарше, с сединой в волосах, другой — лет тридцати. Оба улыбались. Сендер подошёл к тому, что постарше.
— Герш Лурье, — представил он человека. — Профессор вирусологии. Эмигрант из России. Второй ваш помощник — Ярон Гурвич, старший научный сотрудник. С ними можно всё обсуждать и хорошо посидеть в компании во внерабочее время. Герш Яковлевич — великолепный шахматист, если бы он не занялся наукой, стал бы чемпионом мира по шахматам. Ярон Срулевич великолепно играет на гитаре, скрипке, клавишных. Рояля, правда, у нас нет. Также играет в карты и с непревзойдённым артистизмом рассказывает анекдоты. Думаю, скучать будет некогда.
Ярон Срулевич расплылся в широченной улыбке.
— Генрих, не хотим вас огорчать, но если оказался на обочине жизни — устрой пикник. Это один из путей Господних. Почувствуйте себя путником. Израиль — удивительная страна и путешествия здесь непредсказуемые, одно из них началось по пустыне длиной в сорок лет и началось со слов: «Идёмте, я знаю короткую дорогу».
Генрих рассмеялся.
— Ярон Срулевич, у каждого человека свой Моисей в голове.
Ярон Срулевич приоткрыл рот.
— Давайте перейдём на «ты», зовите меня просто Ярон. Люблю людей с чувством юмора. Сработаемся.

32
… Мари с трудом открыла глаза. Голова болела, и она ничего не помнила. В кровати рядом с ней никого не было.
— Генрих? — огляделась она по сторонам.
Мужа не было. Может, пошёл готовить завтрак?
Из кухни доносился смех сынишки и мужской голос. Мари успокоилась: значит, всё в порядке. Просто её любимые мужчины решили порадовать маму. Наверное, что-то придумывают на завтрак.
Накинув на плечи розовый пеньюар, сунув ноги в мягкие тапочки-зайчики, Мари тихонько пошла на кухню. Она любила подсматривать за тем, как Генрих играет с сынишкой.
Маленький Генрих сидел на полу перед игрушечной железной дорогой. Ярко раскрашенный паровоз быстро мчался вперёд по замысловато уложенным рельсам и издавал короткие гудки. За столом сидел незнакомец, похожий на агента спецслужб.
— С добрым утром, Мари! Присаживайтесь. Завтрак готов.
— Кто вы? — осипшим от страха голосом спросила Мари. — Где Генрих? Как вы сюда вошли? Что вам от нас нужно? Я вызываю полицию! — и кинулась к столику с телефоном. Мужчина даже не пошевелился.
— Полицию вызывать не нужно, — сказал он ровным тоном. — Я вам всё сейчас объясню. Бояться меня не надо. Лучше присядьте, и мы с вами поговорим. Я сварил чудесный кофе с кардамоном.
Мари послушно присела, машинально принимая из его рук чашечку кофе.
— Мама! Мама! Смотри: чух-чух-чух-чух… — радостно кричал Генрих-младший.
— Играй, сынок, — кивнула малышу, едва не плача Мари.
— Послушайте меня, Мари, — мягко, но настойчиво сказал незнакомец. — Давайте знакомиться. Меня зовут Джон Леншиц, на некоторое время я буду вашим опекуном. Мы предполагали, что вы не отпустите своего мужа с нами, поэтому пришлось вывезти его против вашей воли. Ваш Генрих — высококлассный специалист и сейчас в его мозгах нуждается много людей. Он может совершить прорыв в науке, а для этого ему нужны условия, которые мы можем ему предоставить. Вы же понимаете, с корабля его похитили не просто так. То, что он сделать, дало результаты мирового уровня. В России по его расчётам создали лучшую вакцину от мировой напасти. Но нам нужно продолжить исследования. Уверяю вас, это ненадолго. Через некоторое время вы снова воссоединитесь, и очень может быть, даже в России, — как захотите.
— Он в Израиле?
— Да.
— В Иерусалиме?
— Он будет работать в научной лаборатории. Скоро обо всём вам сам напишет, и вы тоже пишите ему. Вот вам мой номер телефона, звоните в любое время. А это вам на первое время, — положил на стол деньги Джон. — Покупайте всё, что нужно вам и малышу. Время от времени я буду вас навещать. Разумеется, по согласованию и когда вам удобно. Вы красивая и умная женщина, уверен, вы всё хорошо понимаете. А сейчас пора завтракать.
Джон поставил перед Мари тарелку с поджаренным беконом, залитым яйцом. Мари подавленно молчала, уткнувшись в чашечку с кофе.
— Маленький Генрих уже позавтракал, — спокойным, размеренным тоном продолжал говорить Джон. Он знал, что это действует на женщин успокаивающе. — Я его накормил кукурузными хлопьями с молоком. У меня к вам будет ещё одна просьба. Если соседи и знакомые будут спрашивать, куда пропал ваш муж, скажите, что отправили его на отдых. И ещё. Заметите что-то неладное, сразу звоните мне. Не доверяйте незнакомым людям.
— Незнакомым людям?! — воскликнула Мари. — А что происходит сейчас? Я и вас не знаю. Что ещё может быть?! Не пугайте меня, — лишь покачала она головой.
— Просто будьте осторожнее, — поднялся со стула Джон и наклонился к ребёнку. — Малыш, какую игрушку тебе привезти в следующий раз?
 — Грузовую машину! — подбежал к мужчине Генрих-младший.
— Договорились, — погладил его по голове Джон. — До свидания. Приятного аппетита! — и исчез за дверью.

33
Анри Бюжо сидел перед начальником управления внешней безопасности Главной разведывательной службы Франции Пьером Пети.
— Так вы говорите, у Генриха Люнгера сложились тесные отношения с англичанкой Мари Конорс? Расскажите подробнее об их взаимоотношениях.
— Всё свободное время Генрих проводил с этой девицей. Они вместе ездили на все экскурсии и захаживали друг к другу в гости. Потом она подхватила вирус от Семёна Каца, который сидел с нами за общим столом, заболела и её сняли с корабля. Больше я о ней ничего не знаю. Я занимался непосредственно Генрихом.
—  Да-да, знаю, вас за тем и разместили рядом с его каютой и за обеденным столом. Говорил ли он что-нибудь о своей работе? Может быть, рассказывал какие-то подробности?
 — Он никогда ни с кем не говорил о своей работе. Он общался с англичанкой, когда она приходила к нему ночевать. Вряд ли он посвящал её в подробности своей деятельности, они больше занимались любовью. Зато когда он уходил к ней, я пробирался к нему в каюту и фотографировал расчёты, которые он делал на клочках бумаги. В моём отчёте всё это есть. Моя задача состояла только в наблюдении и добыче информации, а все сведения я передал своему руководству. А уж как его брали, куда он в итоге делся, я не в курсе. В конце концов, после это задания мне дали другое. А что такое? — вдруг поинтересовался Анри.
— Некоторое время он пробыл у нас, — прищурил колючие глаза Пети, — потом мы его спрятали в психиатрической клинике — поправить здоровье, но он оттуда исчез. Вам знакома эта женщина? — начальник управления внешней безопасности положил перед Анри фотографию.
— Это Мари, — подтвердил Анри.
— Очень хорошо. Значит мы на правильном пути. Анри Бюжо, в ближайшее время нам придётся отправить вас в Англию, поможете нашим агентам навестить миссис Конорс и её мужа. Есть сведения, что он осел там, сменив свои имя.
— Зачем он вам теперь? — удивился Анри. — Уж ваши-то ребята, уверен, вытрясли из него всё, что можно. Наверное, инвалидом остался…
— Увы… Люнгер как раз оказался крепким парнем, а нам нужны его мозги, пока его не перехватил кто-то другой. Странно, что он не вернулся в Россию, пока ещё можно было это сделать. Видимо, что-то чувствовал. Англичанка родила ему сына, может, в этом причина.
— Я должен буду с ними говорить? — спросил Анри.
— Нет-нет, никаких контактов, — поспешил предупредить Пети. — Вы только проконтролируете действия наших ребят, убедитесь, что это точно Мари Конорс и Генрих Люнгер. Вам всё ясно?
— Да. Когда вылет?
— Сегодня ночью. Удачи! — Пети крепко сжал руку Анри. — Буду ждать ваших отчётов.

34
В лаборатории для Генриха собрали всё необходимое оборудование: стерилизаторы для инструментов, банки с дезрастворами, штативы для пробирок, ступки, люминесцентные микроскопы, несколько центрифуг. Отдельно стоял шкаф с образцами крови и небольшой холодильник со всеми известными на данный момент образцами вакцин. Генриху предстояло изучить каждую. Волшебных заклинаний не существует, нужно работать, работать и работать, и он усердно работал. Не нужно бояться неудач, сильный человек падает и поднимается снова, и тогда любое дело по плечу, особенно любимое, то, чем он живёт.
Каждый день Генрих узнавал всё новые подробности из газет. В разных странах ситуация развивалась по своему сценарию. В одной из стран запретили ввоз булок и начали отбирать бургеры у граждан. В малоразвитой стране умер от вируса министр, который вместо лекарств принимал настойки из травы, прописанные ему шаманом. Пилот из Европы, вылетев на гражданском самолёте с пассажирами, показал фигуру высшего пилотажа, намереваясь изобразить большой шприц, и за свою выходку был посажен в тюрьму. В России у одной пациенток обнаружили восемнадцать разновидностей вируса, её вылечили. Это, пожалуй, наиболее интересный случай.
Генрих пытался понять главное — истоки, ведь только так можно сделать вывод, как действовать дальше, и плотно занялся изучением генетических свойств вируса.
А в лаборатории разгорались споры, не утихавшие до самого вечера. Герш Лурье утверждал, что вирус мог мутировать от одного животного к другому. Генрих придерживался природного происхождения вируса, а не искусственного. Ярон считал создание вируса бактериологическим оружием и твёрдо стоял на своём. Все версии имели право на существование.
— Генрих, что двигает учёными при создании уникальных методов борьбы с врагами, нападающими на человечество? — задал философский вопрос Герш.
— В первую очередь, защита своих близких, — улыбнулся Генрих. — Мы же не можем допустить, чтобы страдали наши жёны, дети и старики. Мы имеем дело с маленьким врагом, самым пластичным на земле, он быстрее всех приспосабливается к человеку. Мы становимся его любимой едой, он будет сопротивляться нам изо всех сил, изменяясь, подстраиваясь, выживая любыми путями.
— Зато население борется с заразой своими способами, — вставил словечко Ярон. — Мой сосед Мойша постоянно пахнет водкой, а школьный друг Беня Крамер ищет вышку «пять джи», чтобы скачать обновления против нового штамма на свой айфон. А на базаре в выходной я видел, как одна торговка продавала маски сварщика и знаете… берут!
— А в Чехии, — засмеялся Генрих, — учёные над чем только не бьются, а получается всегда пиво.
— Если так подумать, — поддержал беседу Герш, — во всём есть свои плюсы. Во время масочного режима исчезли несимпатичные девушки, а моя жена Циля стала меньше говорить.
— А шо делать с теми, кто не хочет носить маски? — не унимался Ярон.
— А вы просто чихайте на них! — захохотал Герш. — Меня вот другое волнует. В гости можно позвать только одну семью, а на похороны двадцать человек. Остаётся только пригласить гостей на похороны моего гуся. Генрих! Вы любите гусятину? Обещаю принести.
— Главное, чтобы маска не треснула, — засмеялся Ярон.
Зазвонил телефон. Герш поднял трубку.
— Да. Скоро работа будет завершена. Что вы говорите? Сейчас буду. Ярон, вы тут поиграйте в шахматы, а я схожу к руководству. Кажется, появились новые задачи. Генрих, для вас письмо. Завтра принесу.
Ярон поставил на стол шахматную доску.
— Генрих! Белые или чёрные? Выбирайте кулак, — зажал за спиной кулаки с пешками Ярон.
— Правый, — выбрал Генрих.
— Вы играете чёрными, — разжал кулак Ярон.  — Главное в шахматах, научиться отличать цейтнот от цугцванга, но сложнее не попадать в них. Вы же понимаете, не так страшен чёрт, как его мутации. «Е два на Е четыре», — сделал первый ход Ярон.
— Жизнь — не цугцванг, выход всегда найдётся, — парировал Генрих.

35
Мари читала вслух маленькому Генриху. Малыш пристроился у неё на коленях, прижавшись головой к маминой груди. Это было письмо от папы.
«Мари, дорогая, не волнуйся обо мне. Жизнь складывается странным образом, видимо, судьба так распорядилась, но ведь это счастье, когда ты нужен людям. Значит, так надо.
Мои мысли перелётными птицами летят к тебе. Моё счастье, моя любовь, сегодня вспоминал наш первый поцелуй на вершине маяка «Marine Tower». Хоть на минуту увидеть бы тебя, посмотреть в твои глаза, обнять твои колени и поцеловать маленького Генриха. Меня охватывает радость от скорой встречи и грусть в ожидании того, что готовит нам судьба.
Подружился с двумя коллегами. Умные интересные люди. Сегодня играли в шахматы с одним, у него тоже растёт малышка, ровесница нашему Генриху. Как же я скучаю по вам! Надеюсь, у вас всё в порядке. Люблю тебя, моё сердечко, и Генриха. Скоро увидимся, я в этом уверен, и после никогда уже не расстанемся. Вы — каждый миг в моей душе. Ты и маленький Генрих. Да будет с нами Бог!
P.S. Очень прошу, после прочтения спрячь письмо от посторонних глаз».
На глазах Мари выступили слёзы, одна покатилась по щеке, и маленький Генрих вытер её горячей ладошкой.
— Папа скоро приедет?..
— Не знаю, — покачала головой Мари. — Всё зависит от его работы. Если всё получится, очень надеюсь на это, то его нам вернут.
— А его кто-то забрал? — вытаращил глазёнки маленький Генрих.
Как же он был похож на своего отца! Эти пытливые карие глаза, упрямо сжатый рот. Мари захлестнула волна горечи.
— Ох… — спохватилась она. — Папа уехал отдохнуть, он много работал. Скоро приедет. Вот и письмо прислал. Принеси маме воды с кухни.
Мари смотрела вслед убегающему сынишке. Нужно брать себя в руки. Она взяла с книжной полки объёмный том Толкиена и положила письмо между страницами. Вечером отдаст Джону свою записку для Генриха, —он обещал зайти.
— Генрих! — крикнула Мари. — Неси быстрее воду, пойдём одеваться, нужно сходить в магазин. Сегодня вечером дядя Джон принесёт тебе новые паровозы для железной дороги. А ещё на днях обещала приехать тётя Сьюзи.
На улице бушевала весна. Вокруг беззаботно щебетали пичуги. Мари с Генрихом подошли к большой клумбе с дивно цветущими тюльпанами. Она любила жёлтые — цветы счастья и подвела маленького Генриха ближе к ним.
— Это тюльпаны. Посмотри на их прекрасные головки! Знаешь, откуда такое название?
 — Не-а… — покачал головой маленький Генрих, а в глазах зажглись любознательные искорки.
— Тогда слушай, — продолжила Мари. — Их название произошло от персидского слова «тюрбан», посмотри, не напоминают ли тебе бутоны этот восточный головной убор? Помнишь, я тебе читала сказки «Тысяча и одна ночь»? В книжке на картинках и царь, и визирь, и Алладин, и многие другие сказочные герои изображены в таких тюрбанах. «И второй цветок был тюльпан, сидящий прямо на своём стебельке, и совершенно одинокий, но это не был тюльпан какого-нибудь царского советника, но старинный тюльпан, выросший из крови дракона, тюльпан того вида, который цвёл в Иране, и окраска которого говорила кубку старого вина: «Я опьяняю, не касаясь губ!» — и пылающему очагу: «Я горю, но не сгораю!» — процитировала Мари отрывок из «Тысячи и одной ночи». Обрати внимание на жёлтый тюльпан: в его бутоне таится счастье, но не каждому оно даётся в руки. Однажды маленький мальчик взял жёлтый цветок в руки и тюльпан сам раскрылся, выпустив счастье, а открыли его детская душа и беззаботный смех. А тебе какой цветок нравится больше остальных?
— Красный! — протянул ручку к бутону малыш.
— Осторожно! Не рви. Если ты его не сорвёшь, он будет цвести ещё много дней, а сорвёшь — он быстро умрёт. Лучше я тебе расскажу сказку про этот удивительный цветок. Красный тюльпан — символ страсти и сильной любви. Давным-давно персидский царь Фархад безумно полюбил красавицу Ширин и хотел сделать ей предложение руки и сердца. Но злые люди распространили слухи о том, что красавицу Ширин жестоко убили. Не выдержав горя, молодой царь направил своего коня на крутые скалы, спрыгнул вместе с конём в бездну, и там, где пролились капли его крови, проросли огненно-алые цветы невиданной красоты.
— Зря он спрыгнул, — погладил пальчиком бутон маленький Генрих. — Надо было сначала проверить, правду или нет говорят о принцессе.
— Генрих! — удивлённо приподняла брови Мари. — Да ты уже совсем взрослый мужчина! Помаши ручкой цветам, нам нужно идти в маркет.
Крепко держа сынишку за руку, Мари вышла к шоссе. Маркет располагался через него. Они уже подходили к переходу, когда с ними поравнялась чёрная машина с тонированными стёклами. Из неё выглянул элегантно одетый мужчина.
— Миссис, вы не могли бы показать на карте, как добраться до Астона? Заплутал.
— Конечно, — отпустила руку сына Мари. — Давайте карту.
— Присядемте на минутку в машину. Она в бардачке.
У Мари на мгновение возникло нехорошее чувство, но она усилием воли отогнала его от себя. Мужчина выглядел спокойным и доброжелательным.
— Генрих! Стой здесь, — опустилась на переднее сидение Мари.
Неожиданно раздался щелчок, Мари вздрогнула, дверца машины заблокировалась. Перепугавшись, она попыталась закричать, но сзади кто-то зажал рот тряпкой, последнее, что она почувствовала — в нос ударил запах хлороформа. Дёрнувшись из последних сил, Мари почти сразу отключилась. Машина мгновенно тронулась с места и на высокой скорости быстро помчалась по шоссе. 

36
…Трасса была широкой, свободной, голубая «Лада» выжимала из себя максимум. Он махнул на это рукой: ему обязательно нужно добраться до заветной лаборатории. За рулём сидел древний старик. Седой, с окладистой бородой, с выпирающими венами на руках.
— Куда тебе надобно, молодец? — скрипучим голосом спросил старик.
— Здесь неподалёку есть заброшенный бункер...
Старик заволновался, он выглядел испуганным.
— Через несколько километров отсюда есть такой. Через лес надо пройти, там, на полянке с волчьими цветами, не ошибёшься. Но ты туда не ходи, там опыты над людьми ставили. Зайдёшь — ничего тебя не спасёт, — перекрестился старик.
Лес был настолько дремучим — не проберёшься. Сучья цеплялись за одежду, волосы, царапали руки, неожиданно в глаза ударил яркий луч света, пробивающийся сквозь деревья.
Через несколько шагов показалась большая поляна, вся усеянная волчьими цветами, чуть поодаль возвышался небольшой пригорок.
Он подошёл ближе, обошёл всё кругом, обнаружил ход, зияющий чернотой и уходящий глубоко под землю. Ни минуты не мешкая, он нырнул туда и сразу же провалился в какой-то длинный слабо освещённый коридор. Слева и справа было множество дверей, и все — совершенно разные. На некоторых были нарисованы какие-то знаки, другие — неприметные, не поймёшь сразу, дверь ли.
Он пошёл дальше. Коридор уходил то в одну сторону, то в другую, но у него даже не возникло мысли открыть хотя бы одну из дверей. Что-то мешало остановиться, словно нужно было найти какую-то одну, самую важную. Показались покрытые мхом ступени, он шагнул вниз и увидел ещё одну дверь. Толстую, покрытую комьями грязи. Она была приоткрыта.
Послышались шаги и вздох, потом звук, совсем рядом, словно кто-то ударил по металлической трубе. Он вошёл в комнату. Это было какое-то техническое помещение — кругом трубы, щитки, рычаги. Раздался ещё один стук по металлу, только совсем рядом. Взгляд упал на покосившуюся колонну. Рядом с этой колонной стоял Монстр, задние лапы выгнуты коленями назад, на передних — бездыханная Мари. На груди — охапка волчьих цветов.
— Ты сделал? — с шипением выпустил из пасти облако пара Монстр.
— Да, — прошептал Генрих. — Остались только испытания… Я выполнил своё обещание. Что с ней? Почему она здесь? Отдай мне её!
— Возьми, — протянул девушку Монстр.
Он попытался подхватить свою любимую на руки, но она начала… испаряться у него на руках.
— Ха-ха-ха… — гулким эхом разнесся по подземелью громоподобный смех Монстра. — Фр-фр-фра… — засветились его красные глаза, и он, как и Мари, начал рассеиваться в невесть откуда взявшемся тумане, только глаза продолжали гореть бесовским огнём… 

…Голова Генриха качнулась, соскользнув со стола. Очнулся он на полу в лаборатории, рядом валялся стул и бумаги. Генрих посмотрел на часы. Пять утра. В семь принесут завтрак. Работа практически завершена, остаются испытания продукта, пора поднимать вопрос о возвращении… Куда? И эти сны, всегда предвещающие неприятности… Хотя, нет, не всегда, после одного он же пошёл на поправку… А что означает сегодняшний сон? Отголосок из прошлой жизни?
Генрих вспомнил гостиницу в Йокогаме, и как они с Мари пошли в местную забегаловку, и её взгляд, в котором уже начало зарождаться чувство. А эти дивные вечера на палубе лайнера, их беседы у него в каюте, и ту испуганную девчонку в панамке на горных тропах в Китае, мадонну с младенцем в клинике доктора Бернара, — он тогда впервые увидел своего сына. Как много воды утекло с тех пор и как быстро это произошло!
Люди меняются, меняются знания, условия вокруг и как ни раскладывай время на прошлое, настоящее и будущее, человек живёт здесь и сейчас. А будущее? Оно абстрактно и нереально. Мечты и фантазии. Запрограммировать ничего нельзя. Нельзя даже предсказать простое маленькое счастье, чай с Мари и маленьким Генрихом за круглым столом с горящим в углу камином. Увы, нельзя повторить ни одного мгновения жизни.
Память… Это она подкрашивается чувствами и корректирует наше сейчас, то, что формирует прошлое и представление о будущем. Нужны химеры, а с ними — мысли и образы, когда ты идёшь по дороге, не зная точного маршрута и конечной цели, но идти надо, и только вперёд. А зачем? Для победы над реальностью, собой и, в конце концов, провидением. Идти и стремиться к счастью.
— Судя по виду, ты сегодня не спал, — вошёл в лабораторию Ярон. — Ждём Герша с Сендером, у них для тебя новости.

37
Джон Леншиц мчался по ночному шоссе на арендованной машине в клинику «Шато де Гарш». Транспорта на дороге практически не было, а живописная природа тонула во тьме и только ночные фонари, задумчиво склонив головы, освещали дорогу. Казалось, они слышат его мысли, размыв в полутона всю строгость очертаний. Стоят и в дождь, и в снегопад, и всё время на посту, готовые помочь путнику пробиться к дому сквозь мрак ночи.
Мягко шурша шинами по гравию, машина подъехала к клинике. Джон посмотрел на часы, они показывали три пятнадцать. Быстро взбежав по ступеням, приоткрыл дверь. Из щели вырвался приглушённый свет. Администраторша на посту сладко посапывала, положив голову на руки. Джон кошкой проскользнул внутрь и мягко тронул пальцами её плечо.
— Простите, простите, — залепетала испуганная женщина. — Что вы хотите? Привезли пациента?
Джон молча приложил палец к губам.
— Мне нужен Бернар Морель.
— Приходите утром, — зашептала администраторша. — Доктор Бернар приедет в клинику к восьми утра. Все спят. Только дежурный врач у себя в кабинете, может, его позвать? — взялась за трубку телефона администраторша.
Джон взял из её руки трубку и мягко положил на рычаг.
— У вас должны быть ключи от кабинета Бернара, я подожду его там.
— Я не могу посторонним открывать помещения, — вспыхнула администраторша. — Я сейчас охрану позову!
— А где она?  — усмехнулся Джон. — Спит, поди. За мониторами следить некому. Никого звать не надо, — достал удостоверение Джон, приблизив его к глазам администраторши.
— Прошу прощения, — охнула та, спешно вытаскивая объёмную связку ключей. — Замучили его совсем.
— Кто? — поинтересовался Джон.
— Несколько дней назад, тут ещё двое были, вроде вас. Долго беседовали с ним в кабинете. Бедный Бернар два дня за свой счёт взял. Дома сидел. Что вам всем от него надо?
— Попрошу вас о моём визите никому не сообщать, в том числе и Бернару, когда он придёт на работу. Вам понятно? — прожёг взглядом администраторшу Джон.
— Идите за мной, — повернулась спиной женщина. — Учтите, все кабинеты просматриваются видеокамерами.
— Я в курсе, — ухмыльнулся Джон. — Это не ваша проблема.

Бернар подходил к клинике с каким-то щемящим чувством. В последнее время пациент из России доставлял ему слишком много хлопот, он научился отстраняться от слишком глубоких чувств к своим подопечным. Если этому не научишься, из врачебной практики можно уходить, но этого русского он жалел более остальных. И эта девочка из Англии… Сколько самопожертвования, какие глубокие чувства, таких женщин до конца жизни нужно на руках носить. Да, он совершил ошибку, отпустив Люнгера, пожалел его, и для него это вылилось в большие неприятности.
— С добрым утром, Люсьен. Как прошло дежурство? Без происшествий? — поинтересовался у странно притихшей администраторши. — Дайте мои ключи от кабинета.
Администраторша сунула ему ключи, всем своим видом демонстрируя, что куда-то спешит.
Отворив дверь своего кабинета, Бернар наткнулся взглядом на элегантно одетого незнакомца, восседающего в его кресле за письменным столом. Впрочем, и незнакомец одарил вошедшего Бернара пристальным взглядом, оторванным от разложенных перед ним бумажных листов.
— Утро доброе, — приподнял шляпу незнакомец, вставая из-за стола. — Прошу вас, присаживайтесь на своё рабочее место.
Незнакомец хорошо говорил по-французски, но всё-таки с акцентом. Бернар неоднократно сталкивался с такого рода людьми, поэтому испуга не испытывал. Интересно, что этого привело сюда?
— Чем обязан? — будничным голосом спросил Бернар. Общаясь годами с неуравновешенными людьми, он знал, при любых обстоятельствах нужно излучать абсолютное спокойствие, даже если в кабинет проник маньяк с манией преследования.
— Всего лишь небольшой беседой по поводу одного вашего пациента, — ответил незнакомец. — Долго вас не задержу, у меня нет лишнего времени.
— Вы представитель спецслужб? — бросил взгляд на руки незнакомца Бернар.
— Вы догадливы, — улыбнулся незнакомец. — Сразу видно, кто к вам иногда заходит. Меня предупредили, что вы опытный психолог. Меня интересует пациент, которой некоторое время назад содержался в вашей клинике. Его зовут Генрих Люнгер. Я знаю, что он был отпущен вами из клиники, знаю, что переехал в Англию, и даже знаю, где он сейчас. Меня интересует всё, что связано с его женой Мари, и вот ещё что. Не обращались ли к вам, назовём их «странные люди», в поисках этой женщины?
— И что с Люнгером? — ответил вопросом на вопрос Бернар.
— Работает. Причём даёт прекрасные результаты. И всё же, что вы можете сказать о Мари?
— Ничего, кроме того, что она увезла Люнгера из моей клиники в Англию. Презабавная ситуация: предыдущие ваши коллеги спрашивали меня о Люнгере. Они ищут его, а вы ищете его жену? Так что приключилось с Мари?
— У вас хорошие аналитические способности, — пронзил профессора режущим взглядом Джон.
— Дело в том, что Генрих сейчас занят очень важной работой, Мари знает об этом, но, к сожалению, её похитили.
— А как же их сын? — всё тем же спокойным тоном спросил Бернар.
— Сына похитили вместе с Мари.
— Понятно, — чуть слышно вздохнул Бернар. — Вы забрали у Мари Генриха, а её похитили, чтобы выяснить, где находится Генрих. Да, ко мне приходили несколько дней назад люди вроде вас, много расспрашивали о диагнозе Генриха, о том, как я его отпустил из клиники, куда он уехал, пригрозили мне тюрьмой за моё непрофессиональное поведение, так что ничего хорошего от этой истории я не жду. Искренне сочувствую Генриху и его семье, но помочь, увы, не могу, я ничего не знаю. Могу только предположить, что Мари находится где-то здесь, во Франции. Вы ведь не француз?
 — Англичанин, — пояснил Джон. — Благодарствую за подсказку. Берегите себя.
— Поверьте мне, молодой человек, — устало вздохнул Бернар. — Я уже много лет работаю в этой клинике, у меня много интересных пациентов, и я хорошо знаком со спецслужбами.
 — Ещё раз спасибо за беседу. До свидания. Провожать не надо. Выйду сам, — откланялся Джон, направляясь к двери.

38

— Генрих! Я вас поздравляю! Вы таки добились большого успеха, ваша вакцина превзошла все ожидания. Вы добились неимоверной точности, мы её опробовали на нескольких добровольцах, результат 99, 9 % и никакой побочки, — громко возвестил с порога лаборатории Сендер. — Помните историю с Эйнштейном, когда его однажды спросили: «Как делаются великие научные открытия?».
 — Он ответил: «Представим, что все знают, что это сделать невозможно, и тут же находится человек, который об этом не думает. Он просто делает открытие!»
— Генрих, вы умный человек, и поняли, о чём я сейчас говорю. Безусловно, Эйнштейна мы брать в пример не будем, но в нашей области исследований вы — Эйнштейн. Вы совершили прорыв мирового значения — бросили вызов установленным научным догмам. Мы опробовали вашу вакцину не только на людях, но и на животных. Она работает! Теперь можно выпускать несколько видов вакцины на одной платформе отдельно для людей, отдельно — для животных, и не бояться за зверьков, которые переносят заболевание, их можно привить, и они не будут представлять опасности для людей. Руководство института благодарит вас за работу.
— Это ещё не всё, — улыбнулся Генрих. — Мы продумали с Гершем и Яроном, как сделать вакцину не только в уколах, ведь дети их боятся. Если это будут капли в нос или на язык, совсем другое дело. В дальнейшем можно будет продумать, как использовать вакцину в сухом виде, к примеру, в порошках или драже. И у меня один маленький вопрос. Как скоро я смогу вернуться к семье?
В воздухе повисла пауза. Как Сендер не пытался сохранять невозмутимое лицо, у него это выходило плохо. Генрих тонко понимал людей и сразу почувствовал неладное.
— Что с моей женой и сыном?
Видно было, как Сендер тщательно подбирает слова, чтобы сообщить Генриху неприятную новость.
— Видите ли, Генрих, к сожалению, произошло одно неприятное событие… Мари с сыном похитили. Как мы подозреваем, это дело рук французских спецслужб, в лапах, которых вы побывали. Навёл их на вас небезызвестный Анри Бюжо, помните, ваш сосед по каюте на лайнере? Ясно, что Мари им не нужна, через неё они хотят добраться до вас. Мы вплотную занимаемся этим вопросом. Не сомневайтесь, мы их найдём. Во всяком случае, жену и сына они не тронут, в этом нет никакого резона. По сути, они их используют как живую приманку, зная, что вы, узнав о похищении, начнёте их разыскивать и сами придёте им в лапы. Мы выясняем местонахождение Мари и Генриха, а я прошу вас отдохнуть. Никакой работы. К сожалению, в город выпустить пока не могу, а вот погулять по территории института с Гершем и Яроном можно и нужно. Как только будут новости, сразу же сообщу. А вам предстоит награждение от нашего правительства и правительства России. И очень прошу не делать резких движений, — развернулся Сендер, спешно покидая лабораторию.
Горло Генриха перехватил спазм, он пытался вдохнуть воздух и не мог. У него закружилась голова, возникло чувство нереальности происходящего, одновременно с этим захлестнуло и чувство вины. Это он виноват в страданиях жены и сына, это он отправил их на эшафот, и он один виновен во всём, что с ними сейчас происходит.
Голову сжал огненный обруч, перед глазами мелькнул Монстр. Теперь ему стало понятно, почему во сне Мари испарилась у него на руках. Это был знак, которого он тогда не понял. Он не мог выдавить из себя ни звука, только смотрел на удаляющегося Сендера широко открытыми глазами. Вместе с Сендером ушли и Ярон с Гершем, видимо, их попросили оставить его одного, дать время пережить реальность происходящего. «Пережить», —стучало молоточками в голове. «Пережить», — пройти, преодолеть сложный участок. Если разложить математически, это просто периоды «до» и «после» события.
Генрих вспомнил Айыыну — шаманку из Якутии, с которой ему довелось пообщаться, когда он оказался с травниками, собирающими дикоросы для приготовления лекарств. Она тогда много рассказывала про белые духовные сущности, с которыми можно общаться и здесь, в Срединном мире, прорываясь сквозь границы времени и пространства. Про энергию Вселенной, обладающую мощным исцеляющим эффектом и про две причины болезни в человеке: либо внутри человека есть что-то, чего там быть не должно (нежелательное вмешательство силы и энергии); либо не хватает того, что должны быть (потерю силы и энергии).
Мудрая Айыына знала, в жизни все вещи и явления взаимосвязаны, а значит, влияют друг на друга в той или иной степени: семья, друзья, книги, погода, Земля, Луна и звёзды. Иногда человек может заболеть «отделённостью» — оторванностью от своего собственного окружения, от близких людей и даже от самого себя. По-видимому, именно этой болезнью он и заболел, и никак не может из неё выкарабкаться.
Чтобы действовать, ему нужно восстановить свою внутреннюю энергию, не дать заполнить себя чужеродной. А чтобы ощутить себя сильным, нужно войти в контакт со Вселенной и внимательно слушать себя. Вселенная подскажет и поможет. Главное, не торопиться. Сосредоточиться и не впускать в свою душу страх. Он и есть самый мощный враг, уничтожающий изнутри. Это он истощает человека, забирает себе его силы…
Генрих попросит у верховных божеств Айыы силу, мудрость и смирение, как учила мудрая Айыына. Ведь принять правильное решение можно только со спокойной и чистой головой…
      

39

…Ночью он снова пришёл. Сильно сдавило грудь и стало тяжело дышать. Генрих открыл глаза. На его груди, свернувшись кольцами, лежал огромный змей с человеческими глазами. Большая копьевидная голова была приподнята и наклонена к его лицу, из пасти клубочками пыхало пламя. Змей с ничего не выражающим взглядом, не мигая, смотрел ему в глаза. Это был Монстр, но в ином облике. Появилось ощущение, что он хочет что-то ему передать, но что?
Змей приоткрыл пасть шире и полыхнул огнём в лицо Генриху. Огонь потух, сменившись шипением, будто кто-то плеснул воды на горящие угли, а вокруг змеиной башки закрутился бешеный вихрь космической пыли, хотя сам змей оставался неподвижным.
В этом потоке кружились обломки каких-то непонятных предметов, подобия тарелок, шары, один из них пролетел совсем близко, и Генрих узнал в нём Землю. В бешеном потоке крутилась планета Земля, а потом проступили горящие иероглифы.
Генрих всмотрелся, и увидел слово «хуньдунь» — древнее китайское безликое зло, существовавшее до того, как разделились небо и земля.
— Ш-ш-ш… Прочитал? — продолжал шипеть змей. — Я потомок Хуньдуня, могу принимать разные облики. В этот раз я пришёл тебе помочь. За всё в этой жизни нужно платить: за славу, успех, знания, — за любой дар. За таланты расплачиваются здоровьем. Ты свою цену заплатил, я возвращаю тебе часть твоей потерянной души, твоего «внутреннего ребёнка». Ты забудешь боль, уходящую корнями в то время, когда «внутренний ребёнок» был потерян. Ты полностью восстановишься, и я к тебе больше никогда не приду. Смотри!
Змей приподнял хвост и его кончиком очертил в воздухе круг, внутри которого возникло полуподвальное помещение с кроватью и тумбочкой. На кровати он увидел какую-то расплывчатую фигуру, похоже, это была женщина, внутри его что-то ёкнуло. И тут женщина повернула голову.
— Мари! — вскричал Генрих.
— Ш-ш-ш… — зашипел змей. — Ты знаешь эту комнату, ты там был. Ищи…
Поток вокруг змея закрутился с ещё более бешеной скоростью, увлекая за собой тело змеи, разматывая плотно сжатые кольца, как скрученную бечёвку. Последнее, что увидел Генрих, был короткий взгляд блестящих глаз, пронзивший его в самое нутро.
— Бернар…  — выдохнул Генрих и проснулся.
Быстро умывшись и одевшись, он подскочил к служебному телефону:
— Прошу аудиенции с полковником Сендером. Передайте ему, что у меня есть для него срочное сообщение.

40

Сендер вошёл в лабораторию через двадцать минут. Было видно, собирался впопыхах. Волосы растрёпаны, ворот кителя не застёгнут, брюки заправлены в сапоги кое-как, фуражка и вовсе в руках.
— Слушаю вас, — выдохнул Сендер, опускаясь на стул рядом с лабораторным шкафом.
— Я знаю, где Мари! — выпалил Генрих. — Точнее, предполагаю… с  большой долей уверенности… Можно ли кого-нибудь отправить во Францию в клинику «Шато де Гарш»? Если возможно, я отправился бы туда сам. Моя работа окончена. Не могли бы вы помочь мне с перелётом?
Сендер слушал его внимательнейшим образом. Он знал, что люди такого склада ума, как Генрих, многое могут предсказать наперёд. Леонардо да Винчи предсказал мессенджеры: «Люди будут разговаривать друг с другом из самых отдалённых стран и друг другу отвечать»; Никола Тесла предсказал появление роботов; физик-теоретик Митио Каку — создатель теории суперструн, суперсимметрии и супергравитации — предсказал управление компьютерами силой мысли, а не мышью, телепатию через интернет (связь между сознаниями) и телекинез (управление материей с помощью разума). Вполне возможно, Генрих просчитал все события с момента появления его на лайнере и сделал определённые выводы.
— А почему вы решили отправиться именно в «Шато де Гарш»? — поинтересовался Сендер.
— А потому, что там идеальное место для укрытия нежелательных «пациентов». Нужно связаться с Бернаром Морелем. Он хороший человек, но повязан спецслужбами по рукам и ногам. В его клинике нелегально содержится много интересных людей, возможно, там моя семья.
 — Но как вам в голову пришли такие мысли? — взгляд Сендера ушёл куда-то в сторону.
— Сны, — ответил Генрих. — Мне часто снятся сны, в которых я решаю поставленные задачи. Иногда что-нибудь долго не получается. Могу биться с проблемой несколько дней, а потом снится яркий сон и в нём…
 — Ответ! — прервал его Сендер.
— Нет. Не совсем так. Подсказка. Понимаете? Я встаю утром и знаю, как решить поставленную задачу.
— Кто-то же во сне вам сообщает эту подсказку?
— Это не сообщение, это знаки, — опустил голову Генрих, — чтобы их расшифровать, нужно думать. И всё же мне хочется вернуться к Бернару.
— Наш человек уже был у Бернара Мореля и кое-что разузнал по этому вопросу. Несомненно одно, ваша семья во Франции. В этом вы абсолютно правы. Через пару дней, надеюсь, смогу дать исчерпывающую информацию. Потерпите ещё немного. Для вызволения вашей семьи нам нужно всё устроить так, чтобы комар носа не подточил. Готовьтесь в дальнейшем переселяться в Россию. С российской стороной всё обговорено. В Англии вас оставлять нельзя.
— Генрих! Всё не так уж плохо! — вошёл в лабораторию Ярон, ставя на лабораторный стол огромный торт и бутылку шампанского. — Не так страшен чёрт, как его мутации. Это надо отметить. Герш тащит гуся. Мне думается, что это наше последнее застолье здесь. Скоро ты покинешь нас, и кто знает, когда мы ещё встретимся.
— Есть новости? — поинтересовался Генрих.
— Всех новостей я не знаю, конечно, кто же мне выложит всю правду-матку, но кое-какие слухи долетают. Во всяком случае, велено устроить тебе праздничный стол. С чего бы это? Как сам думаешь? А вот и Герш.
В двери показались две объёмные сумки и только потом ввалился Герш.
— Распаковывайте! Циля всё сделала по высшему классу. Много ли надо бедному еврею? Кусочек хлебца, а икра — да уж бог с ней, пусть будет чёрной. Посмотрим, шо там? Моя Циля — это всегда сюрприз, но не всегда-таки подарок. Главное, чтобы гусь в яблоках был цел и невредим. Пока Циля его запекала, мне столько соседей позвонило, даже те, кто в отпуске. У нас сегодня будет шикарный стол от судачков Булгакова до страсбургских язычков Золя. А то мы всё бежим куда-то, торопимся, работаем, почему бы не сесть за стол и не отведать гусятины с картошечкой, хумус, чолнт и мацу, да под холодную водочку, — поставил литровую бутыль Герш. — Мы с Генрихом будем пить водочку, а ты Ярон, что принёс, — хитро прищурил глаза Герш, разливая водку по стопкам.
— Ле-хаим, друзья!
— Герш, я часто слышал слово «ле-хаим», а что оно значит? — спросил Генрих.
— Дословно это значит «за жизнь», ибо в Талмуде сказано: приговорённого к смерти перед казнью поили крепким вином со специальной травой, чтобы его рассудок помутился, и это облегчило бы его страдания. Получается такого человека поили «на смерть». А когда евреи пьют в обычной ситуации, они благословляют друг друга, чтобы это было «ле-хаим» (на жизнь), а не наоборот, не дай Бог.
— Есть другая версия, — подключился Ярон. — В Талмуде приводится несколько предположений о том, какой именно плод Хава вкусила и дала Адаму от Древа Познания, плод которого нельзя есть. То было виноградом. Как известно, в результате того, что Адам и Хава нарушили это повеление Всевышнего, в мир пришла смерть. Поэтому, когда евреи пьют, они благословляют друг друга, чтобы это было «ле-хаим» (за жизнь), а не наоборот. 
— А я ещё одну версию выдвину, — улыбнулся Герш. — Многие за субботней трапезой выпивают спиртное между рыбным и мясным блюдом. Поскольку, согласно нашим традициям, употребление рыбной пищи вместе с мясной опасно для жизни человека, пьют, чтобы прополоскать рот от остатков рыбы, поэтому мы пьём, чтобы избежать этой опасности для жизни — стало быть, пьём «ле-хаим» (за жизнь). И — ни слова про работу! Генрих, я выпью за то, чтобы наши враги жили на одну зарплату, а сахар имели только в моче!
— Благодарю, друзья и коллеги, — выпил свой стаканчик Генрих. — Смею предложить вам русский тост-притчу. Жила в лесу стая смелых и отважных волков, командовал ей старый-старый вожак, и однажды он не смог повести стаю на охоту. Поручил это молодому волку, своему сыну. Стая вернулась с большой добычей.  Молодой волк рассказал старому вожаку, что они напали на семерых охотников и без труда справились с ними. Через некоторое время стая снова пошла на охоту, и не было их шесть дней, а на седьмой вернулся один волк, еле живой и избитый. Когда вожак спросил, что случилось, избитый волк рассказал, что они напали на троих человек, но все волки погибли. Вожак удивился: «Но ведь в прошлый раз вы смогли победить семерых?» На что волк ответил: «Тогда были просто охотники, а в этот раз были три лучших друга!» Давайте выпьем за дружбу, которая очень важна в нашей жизни.
— Генрих! Ты романтик, рад, что нас свела судьба. Ле-хаим! — снова поднял тост Ярон.
Беседу прервал звонок телефона. Герш поднял трубку.
— Понял, — вздохнул Герш. — Скручиваемся.
Улыбка исчезла, Герш как-то сразу постарел.
— Увы, мои дорогие, праздник придётся завершить. Звонил полковник Сендер, просит не засиживаться, особенно это касается Генриха. А так всё хорошо начиналось. Гуся оставляю здесь. Генрих, ты должен его съесть за наше здоровье, впрочем, кусочек отрежу домой. Ярон, и ты отрезай, отнесёшь своей Вексе, поди, она такого никогда не приготовит.


41

Маленький Генрих жался к маме, чувствуя себя в безопасности, только прикасаясь к ней. Сердце Мари было разбито, душа обливалась слезами, казалось, мир рухнул, и она всё крепче прижимала сынишку к себе, даря своё тепло, чувствуя, как оно передаётся малышу, и он успокаивается. Эти серые стены, одинокая тумбочка, тусклый свет и большая кровать. Спасибо, что хотя бы принесли несколько игрушек, детские книги с яркими картинками и фрукты.
Вот уже две недели они сидят запертыми в подвале, в точно такой же каморке, в которой она нашла Генриха. К ним приходит только молчаливая женщина в одежде медицинской сестры и приносит еду три раза в день. Все попытки заговорить с ней ни к чему не привели. Всё это, конечно же, было связано с Генрихом и его работой. Мари понимало. Как могла, баюкала сынишку.

Мы с тобой проснёмся рано-рано,
Улыбнёмся завтрашнему дню,
И на незабудковых полянках,
Я тебя уже не догоню.

Спи, мой свет, под сказку гнома,
Беды прогоню я от ворот.
Тихой сапой ходит дядя Дрёма,
Сон твой до рассвета стережёт…

— Мама, почему мы здесь сидим? А где папа, почему он нас не заберёт отсюда? — по-взрослому вздохнул маленький Генрих.
— Сынок, мы обязательно вернёмся домой. Папа приедет за нами, вот увидишь, — уверила малыша Мари.
— Мамочка, я очень сильно тебя люблю! Я буду слушаться, стараться радовать тебя каждый день и всегда буду помогать тебе.
— Давай-ка почитаем книжку, устраивайся поудобнее, — развернула цветастую книгу Мари.

Жора-обжора, толстяк и жиртрест,
Слопал попа, колокольню, и крест…

— А попа можно съесть? — вытаращил глазёнки маленький Генрих. — Он же в животе не поместится!
 — Это смотря какое пузо, — засмеялась Мари. — Когда мы с твоим папой были в Океанариуме в Японии, видели там самую прожорливую рыбу на Земле. Она называется гигантский групер. Он может даже человека проглотить.
— Он такой большой? — развёл ручки в стороны маленький Генрих.
— Да, — ответила Мари. — Он может достигать пяти метров в длину и весить четыреста с лишним килограммов. Вот и это стихотворение про такого же обжору. Слушай дальше.

Сто пирожков и без счёту ирисок;
У мясника съел гирлянду сосисок,
Стрескал корову, быка и телка,
Трёх поросят, петуха, индюка,
Лавку с прилавком, потом – мясника,
Дочку его и её ухажёра…
(Вот как прожорлив Жора-обжора!)

— У него же в животе целая деревня поместилась! — охнул маленький Генрих. — Даже тётю с ухажёром съел! Это всё или он ещё не доел?
— А ты послушай дальше и узнаешь, — продолжила читать Мари.

Очередь в лавку слямзил в запарке,
Льва и слона проглотил в зоопарке,
Озеро выпил, слопал ограду,
Кассу с кассиршей, фонтан и эстраду,
Летний оркестр и дирижёра…
(Вот как прожорлив Жора-обжора!)*

— Хочу есть!  — заявил маленький Генрих.
— Возьми яблоко на тумбочке и ложись спать, — пересадила сынишку с колен на кровать Мари. 
Вскоре малыш уснул и Мари, крепко прижавшись, прилегла рядом с ним.
Ночью дверь тихо отворилась, луч фонаря осветил комнатушку. Мари, щурясь, подскочила на кровати.
— Кто здесь?.. — ночной птицей вскрикнула Мари, пытаясь разглядеть чёрные фигуры в слабоосвещённом проёме. Одна из фигур казалась ей до боли знакомой, но не успела она ещё раз вскрикнуть, как чьи-то тёплые руки подхватили её и крепко прижали к себе.
— Тихо. Тихо. Не шуми. Всё позади, — зашептал ей в ухо Генрих. — Сына не разбуди. Дай я возьму его на руки, — отпустил Мари Генрих, бережно поднимая сынишку. — Пойдёмте скорее отсюда. Нам нужно успеть на самолёт.
Генрих приложил палец к губам, призывая соблюдать полную тишину. Две фигуры в проёме расступились, пропуская их в длинный, тёмный коридор, в конце которого стоял доктор Бернар.
Бернар, улыбаясь, поманил их пальцем.
— Скорее, друзья мои! Пройдём по чёрному ходу в больничный сад. У задних ворот ждёт машина.
Мари казалось, что всё это ей снится. Доктор Бернар в спортивном костюме быстро шагал впереди, за ним спешил Генрих, одетый в форму израильского капитана, с сыном на руках, замыкали группу двое военных и всё это — в полной тишине. Они быстро миновали коридор, поднялись по длинной лестнице наверх и вышли в сад.
*Перевод с англ. Вячеслава Шумова
Свежий воздух ударил Мари в лицо. Ночь пахла невероятными ароматами, раньше она никогда их не замечала. Запахи кружили голову, она чуть не споткнулась, но её сразу подхватили крепкие руки.
Бернар довёл их до незаметной калитки, прикрытой разросшимися кустами жасмина, за ней, притушив фары, стоял большой чёрный лимузин со светонепроницаемыми стёклами.
Бернар улыбнулся.
— Счастливой дороги, Генрих! Берегите Мари! Она — удивительная женщина, разгадать её не под силу даже вам, великому учёному современности. Половина всего, что вы достигли на сегодняшний момент, её заслуга. Таких женщин единицы. Садитесь в машину и счастливого пути! Возьмите фрукты для маленького Генриха, — протянул пакет Бернар.
Генрих осторожно передал сынишку человеку, сидящему в машине, помог Мари сесть на заднее сидение и крепко пожал руку доктору.
— Бернар, я вам очень признателен. Вы снова оказали мне неоценимую услугу. А главное, сберегли мою семью. Не знаю, увидимся ли мы ещё когда-нибудь, но я не забуду того, что вы сделали для нас.
— Генрих! Пора ехать, — высунулся из машины полковник Сендер. — Самолёт ждёт. У вас два перелёта.

42

Тёплая встреча в аэропорту после утомительного перелёта всегда приятна, а для встречающих — не менее волнительна. В Москве Генриха с семьёй встречала целая делегация во главе с Костей Кусайко. К их прилёту Костя готовился тщательно, стараясь не упустить ни малейшего нюанса, приготовив много приятных сюрпризов.
— Привет, дружище, потрепала тебя жизнь, — обнял друга Костя, внутренне содрогаясь при виде шрама на его лице.  — Заждались. Работы полно. Интересное привёз?
— А как же! — засмеялся Генрих, обнимая друга в ответ. — Наука не стоит на месте, эпидемии воздействуют на исторические процессы и двигают историю вперёд. Чума, унёсшая добрую часть Европы, освободила заполненную территорию, уничтожила зависимость от церкви и, в конце концов, стала одной из причин Ренессанса. Мир изменился, а с ним и мы. Мне есть чем тебя порадовать. Ты же страдал от аллергии на кошачью шерсть? Так вот мы с коллегами из Израиля обнаружили компоненты для вакцины от аллергии на кошачью шерсть. Выявили восемь аллергенов. Теперь смело можешь заводить кота.
— Может, кто и сомневался в твоих способностях, только не я. Меня всегда поражало твоё неистребимое инакомыслие. Мировая пандемия дала толчок к развитию новых технологий, но без человека они ничего не значат, — ещё крепче прижал к своей груди друга Костя, подмигнув глазом маленькому Генриху. — А это кто у нас такой серьёзный? Глазами похож на папу, а носиком на маму.
Малыш крепче прижался к маме, но на русского дядю смотрел с нескрываемым интересом, пока мама Мари, впервые ступившая на российскую землю, озиралась по сторонам. Всё выглядело необычным и совсем не так, как в Англии или во Франции.
Мари поразило, с какой скоростью люди передвигаются по залам. Аэропорт напоминал огромный улей. Люди катили чемоданы на колёсиках, кругом светились огромные таблоиды с рейсами, тут же бегали ребятишки, путаясь у всех под ногами. Лица у большинства людей — широкие, загорелые, со светлыми глазами и волосами. Но больше всего поражали улыбки. Русские улыбались искренне, от них веяло безудержным весельем и силой, хотя нельзя было сказать, что они улыбчивы в массе. Но чопорностью здесь и не пахло.
— Откуда столько народа? Разве рейсы не запрещены? — удивилась Мари.
— Во многие страны запрещены, — ответил Костя, — но благодаря начавшейся массовой вакцинации, заболеваемость падает, можно летать по России. Страна у нас большая. Надеемся, в скором времени границы будут открыты. Как прошёл полёт? Есть хотите?
— Нет. Нас хорошо покормили в самолёте, устали немного.
— Ну, тогда идёмте к машине. Поедем домой, — взял из рук Мари одну единственную сумку Костя. — Маркиз заждался своего хозяина.
— Мой Маркиз? — вырвал ручку из маминой руки маленький Генрих. Его глаза засияли, а на щёчках расцвели ямочки.
— Твой друг скучает, ждёт не дождётся, когда ты к нему приедешь, — взъерошил волосы мальчишки Костя.
— А кто же за ним смотрит? — спросил маленький Генрих.
— Добрая тётя, которая будет вам помогать, — ответил Костя. — А сейчас мы поедем в ваш новый дом.
Загородный дом находился недалеко от Москвы и был окружён большим садом с множеством тропинок и дорожек, выложенных жёлтым кирпичом. В саду росли груши, яблони, сливы, вишни и липы. Всё дышало спокойствием и умиротворённостью, лучшего места для работы не найти. На втором этаже располагались три спальни: для Генриха с Мари, для малыша и комната для гостей. Внизу была большая гостиная, рабочий кабинет и кухня.
Машина остановилась перед узорчатыми воротами, за которыми слышался звонкий лай. Маленький Генрих первым выскочил из машины. Ворота распахнулись, навстречу мальчику выбежал Маркиз. Подпрыгивая от восторга, он чуть не сбил своего маленького хозяина с ног. Пёсик лаял и скулил, пытаясь облизать лицо маленького Генриха, который вдруг расплакался, — так его потрясла встреча с ушастым другом.
На крыльце дома стояла опрятно одетая женщина средних лет.
— С приездом! Обед готов. Прошу к столу!
Генрих удивлённо поднял брови.
— Костя, кто эта милая дама?
— Мария Петровна. Будет помогать вам, когда нужно. Сами разберётесь, — подал руку Мари, помогая выйти ей из машины. — Осмотритесь, обживётесь и на работу. Коллеги ждут с нетерпением.
— Пообедаем? — спросил Генрих.
— Немного посижу и поеду. Да и вы устали с дороги, — улыбнулся Костя. — Внимательно осмотри свой кабинет, там много чего есть, но об этом потом. Сейчас поесть и спать.

Через две недели Генрих вышел на работу в свою лабораторию. В лаборатории института мало кто знал, что пришлось пережить Люнгеру: информацией владело лишь руководство. Учитывая заслуги российского учёного перед мировым сообществом, президент страны наградил его Почётной грамотой и нагрудным знаком, которые вручил собственноручно.
Жизнь заиграла новыми красками. Маленького Генриха устроили в детский садик, Мари пошла на курсы русского языка.
Генрих много думал о природе человечества, в которой много всего происходит… Когда человечество атаковано вирусами, значит, природа в каком-то смысле возвращает ему его собственный месседж: что творит  человек, то ему и возвращается. Ещё очень многое не изучено, но он вывел главную для себя формулу: человек должен жить, соблюдая законы жизни на этой планете.

Пандемия заставила всех задуматься о том, что нужно исправить в жизни. Люди и страны стали больше сотрудничать друг с другом. Конфликты между странами отошли на второй план, учёные в разных точках земного шара стали делиться друг с другом информацией и наработками. Правительства разных стран стали оказывать друг другу неоценимую помощь, предоставляя своих врачей и медицинское оборудование. Был дан огромный толчок к развитию новых технологий. Общество оказалось на грани стремительного скачка в будущее. Появление российской вакцины стало одним из самых громких событий в мире, а человечество перешло на новую ступень развития. Лишь Генрих оказался верен своим привычкам и по-прежнему предпочитал кофе, сваренный Мари, и её вишнёвый пирог.