Ты (он, она) всегда думал, что это не про тебя и всегда проскочишь.
Правда, иногда, проходя мимо, ты где-то глубоко внутри себя, мимоходом думаешь о том, что кому-то там не повезло, и мимолетное чувство жалости к этим бедолагам охватывает тебя, но ненадолго.
Ровно на то время, которое тебе понадобилось на то, чтобы проехать или пройти мимо, но все равно осадочек остается, потому что, как ни крути, но все чаще и чаще ты узнаешь о том, что кого-то из близко или не очень знакомых зацепило, и тогда чувство самосохранения подсказывает, что, наверное, не сейчас, конечно, а когда-нибудь, в ближайшем будущем, ты – теоретически это возможно – тоже можешь оказаться среди тех, кому не повезло.
Эти мысли ты прячешь глубоко-глубоко, так, чтобы они тебе не очень досаждали, но окончательно избавиться от них ты не в силах.
Проходит небольшое время, и ты совсем неожиданно для себя и для родных оказываешься там, где тебе меньше всего хотелось бы оказаться, и называется это место буднично и просто: «Онкологический Центр».
Оказывается, тот бугорок под мышкой слева, на который ты не обращал внимания достаточно долго, на самом деле не просто бугорок, а та гадость, которую ты даже в мыслях не допускал, и может случиться так, что избавиться от нее можно только вместе с телом, в котором она прижилась.
При новости об этом, сообщенной специалистом, у тебя сначала резко падает сахар и ты оказываешься в полуобморочном состоянии, потом ты кое-как приходишь, с помощью того же специалиста, всегда имеющего под рукой кусочек шоколада, в себя и начинаешь сначала смотреть на врача как на Бога в надежде услышать от него что-то такое, что вмиг даст тебе возможность с облегчением вздохнуть, но поскольку этого не происходит, ибо перед ним куча анализов, МРТ, КТ и прочих исследований, ясно говорящих о том, что ты влип по полной программе, то ты понимаешь, что он почему-то никакой не Бог, и тогда ты начинаешь его ненавидеть. Непонятно за что, но тем не менее.
Это же не ты годами игнорировал элементарные проверки здоровья, все время находя оправдания своей халатности, а он, который, даже не зная ранее о твоем существовании, должен был озаботиться твоим здоровьем.
Ты сидишь перед ним на стуле, и тебе не просто нехорошо...
Тебе становится невыносимо плохо и ужасно страшно, потому как до тебя потихоньку доходит мерзкое понимание того, что «завтра» – это очень зыбкое определение времени.
Его может просто не быть.
Ты выходишь из кабинета и ощущаешь, что рубашка на теле мокрая от холодного и липкого пота, и ты не можешь идти, и слезы душат тебя, и ты никого не видишь вокруг, но тут к тебе обязательно подходит какая-то сердобольная пациентка, которая начинает рассказывать, что уже энное количество лет живет с этим и ничего, как-то ей помогают.
Ты тут же начинаешь ее расспрашивать, даже не пытаясь понять, что у нее совсем другой рак и тебе ее лечение никак не поможет.
В конце концов ты возвращаешься в кабинет к врачу, объявившему тебе приговор, и пытаешься с ходу выяснить, как тебе жить дальше и что делать.
В лучшем случае он начинает тебя успокаивать и рассказывать, что медицина шагнула вперед и то, что нашли у тебя, еще не приговор, но по его виду ты понимаешь, что твой поезд ушел и другого, скорее всего, не будет, но ты все равно внезапно осипшим голосом спрашиваешь:
– Доктор, неужели нет шансов ?
Тебе объясняют, что шансов нет только на кладбище, но их мало и лучше, если ты подумаешь о том, как привести в порядок дела, а медики попробуют продлить твое существование насколько возможно.
Тебе назначают очередную кучу обследований и намекают, что ты не один у врача и в коридоре еще ждут другие больные.
Выходя из кабинета, ты еще раз оглядываешься на доктора в безумной надежде, что все услышанное ранее было глупым розыгрышем, но он уже смотрит на протискивающуюся мимо тебя пациентку.
Не в силах больше находиться в этом здании, ты выходишь на улицу, и даже яркое солнце не радует глаз.
Ты смотришь на проезжающих в машинах и троллейбусах людей и думаешь:
– Почему я, а не они?
И ты незаметно для себя начинаешь их ненавидеть за то, что они здоровы, а ты болен, и болен, скорее всего, неизлечимо.
Потом ты устыдишься своих мыслей, но сейчас гнев переполняет тебя и на любого здорового ты смотришь неодобрительно.
Мир для тебя разделился на «до» и «после», и теперь ты живешь в мире больных и вряд ли вернешься в тот, другой мир.
Наконец ты собрался и звонишь сыну, чтобы он приехал и забрал тебя.
По твоему голосу он понимает, что с тобой не все в порядке.
– Что сказали врачи?
И тут ты срываешься, потому как на ком сорваться, как не на родном человеке?
– Он сказал, что я скоро сдохну, понимаешь, твой отец скоро сдохнет!
Ты это не говоришь, а орешь в телефон и при этом плачешь, и твой ребенок, пусть ему уже за сорок, но все же для тебя ребенок, начинает плакать вместе с тобой, и это вдруг тебя успокаивает.
– Сынок, я буду бороться. Приезжай.
Пока ты его ждешь, начинаешь собираться с мыслями и роешься в телефоне в надежде найти кого-то из знакомых врачей, которые смогут помочь разобраться с твоей проблемой.
Приезжает сын, и вы едете домой.
По дороге ты думаешь, что и как сказать жене и маме, но нужных слов не находишь, понимая, как ты их огорчишь этой новостью.
На следующий день находится врач, который посмотрел твою историю болезни, и сообщает тебе, что все плохо, но «плохо» не означает, что ты умрешь завтра.
Мы все когда-нибудь умрем, говорит он, но в твоем случае шанс есть и все зависит от того, насколько ты готов бороться, потому что бороться стоит очень дорого.
Можно, конечно, лечиться по процедуре, назначаемой по госпрограмме, но это лотерея. И ты, конечно, идешь на такое лечение, чтобы был результат, и тебя не волнует, что кому-то не достанется то лекарство, которое припасли для тебя, потому что эгоизм, свойственный большинству из нас, у больных обострен.
А потом... потом начинаются хождения по кругам ада, и их не семь, а гораздо больше, и не каждому их дано пройти.
Тебе назначают химиотерапию, и пусть она самая современная, но на следующий день тебя выворачивает наизнанку так, что туалет становится средой твоего обитания, кожа желтеет, потому что печень начинает сбоить, а запястья синие от гематом, связанных с инъекциями химии.
Потом начинается химиотерапия, после которой на подушке остаются твои волосы, и ты уже не выходишь из дому (если вообще выходишь) без шапки, косынки, в зависимости от твоего пола.
Слава богу, если после всех мучений начинается ремиссия, но часто она не наступает, и ты опять проводишь время под дверью кабинета врача в надежде на чудо, а чудес не бывает, и уже третий доктор начинает скорбную песнь о том, что надо бы успеть привести дела в порядок.
Странно, но эти слова уже не вызывают в тебе той реакции, как в первый раз, и ты действительно начинаешь думать о том, что надо бы позаботиться о вечном, но стоит тебе выйти из кабинета, как вновь ужас осознания близкой смерти охватывает тебя.
За год ты прошел три курса химиотерапии и несколько раз получал дозу облучения.
В результате ты промучился лишний год, но ты готов и дальше мучиться, лишь бы быть.
Каким угодно, но быть, лишь бы видеть близких тебе людей.
Ты даже не замечаешь того, что они уже устали от тебя, точнее, не от тебя, а от созерцания твоих страданий и про себя думают, что будет лучше, если ты уйдешь, не истязая себя и их, потому что то, что последует дальше, они уже узнали от твоего врача.
Метастазы уже обосновались в твоих органах, и скоро ты начнешь от боли лезть на стену и умолять о том, чтобы тебе скорее сделали укол обезболивающего, а что такое обезболивающее, это понимают все.
Это наркотик, на какое-то время снимающий твои боли, но с каждым разом он приносит облегчение все реже и давать его надо все чаще, и, даст бог, если у вас хорошее сердце, вы еще протянете на наркотиках месяц-другой, но, скорее всего, однажды вы не проснетесь и тогда вперемешку с причитаниями о том, как жаль, что вы ушли и могли бы еще пожить, ваши родные вздохнут с облегчением, что весь этот кошмар уже закончился.
Для чего я это написал, не имея, тьфу-тьфу, подобных проблем? А для того, чтобы мы все задумались о том, что все в этой жизни переменчиво, как и наше здоровье, и заботиться о себе надо самому, а не ждать, пока жареный петух клюнет в одно место.
Берегите себя сами, и тогда жизнь ваша не будет омрачена до той поры, пока не подойдет естественный срок уходить.