Что ни говорите, а пенсионный возраст — лучшая пора в жизни человека.
Утром можно понежиться в постели, с ужасом вспоминая утреннюю побудку.
Это же целая жизненная трагедия!
Звонок будильника подобен зубной продолжительной боли. Рука судорожно тянется к иезуитскому изобретению. Со всего размаха прихлопывает изверга. И всё. Настроение испорчено на целый день безвозвратно. Удовольствие безмятежного сна, улетело в нестерпимое желание вылить скопившуюся за ночь жидкость. Словно ослепший, опираясь на стены, ищешь нужную дверь. Тяжело вздыхаешь в миниатюрном помещении о предстоящих испытаниях нового дня, вспоминая крылатые слова о хлебе насущем.
Оглушающий хлопок подъездной двери. Окружающая тусклая темень над головой, снежная поземка, и ветер, безжалостно крадущий остаток тепла изнеженной плоти. Инстинктивно ускоряешь шаги, пытаясь сократить время доставки тела до ближайшей остановки.
Визг трамвайных колес, обжигающий холод поручней, примерший к сиденью зад, и мысль: "Неужели так каждый день до пенсии?"
А теперь...
Как-то скучно стало. Спешить некуда. Зубы чистить не надо. Они давно стали прилагательными. Будильник в помойке. Завтраком не пахнет. С чего бы ему расточать аромат, если муж не работает. Логично.
Может размять косточки и прогуляться по привычному маршруту до остановки? Или лучше попытаться уснуть?
Выбираю первое. На второе надежды нет от многолетней привычки.
- Ты куда? - вдруг спросила жена из соседней комнаты.
Я в растерянности. Традиционный воскресный вопрос прозвучал в понедельник.
Пытаюсь с трудом сформулировать ответ,
- Как куда? Туда... Куда всегда.
Она выскочила из комнаты как кошка на мышь.
- На работу?
- Позвонили вчера. Поломка на заводе серьезная. Сказали, что без меня не могут справиться, - соврал я.
- Ай, - всплеснула руками женская фигура в спальном одеянии, - А я забыла тебе завтрак приготовить.
Она бросилась на кухню.
Я отмахнулся,
- Опаздываю, - и хлопнул обижено дверью.
Настроение вернулось в привычное рабочее утро.
Я вышел на улицу.
Ледяной ветер ворвался за пазуху, прихватив впридачу мокрую горсть белых хлопьев.
Я втиснулся глубже в рабочую куртку и быстро зашагал к трамвайной остановке. Через минуту осознал, что впопыхах вышел в домашних тапочках. Мои ноги ощутили всю прелесть декабрьского зимнего утра. Возвращаться назад я не решился. Не к лицу трудовому волку отступать. Я не шел, а бежал. Мое здоровье требовало к себе глубочайшего уважения.
Я влетел в трамвай словно вихрь. Плюхнулся на ледяное сиденье. С трудом стащил замершие тапочки и с усердием начал растирать онемевшие ступни ног.
На меня удивлённо уставились знакомые пассажиры. Впервые, за долгие годы моей трудовой деятельности, привычные лица выразили сочувствие.
Сердобольный сосед протянул мне пару теплых носков.
- Не прикосновенный запас, - гордо произнес он, - Склероз лечу. У меня и не такое было.
Я не стал расспрашивать о промахах его ума, пообещав вернуть его собственность на следующее утро.
Бригадир встретил меня с распростёртыми руками.
- Вот что значит старая гвардия! В огонь и в воду! Невзирая на семейные препятствия, - он сочувственно посмотрел на мои ноги, - Не переживай. Сейчас найдем достойную обувку. А я, грешным делом, думал, что месячный план накрылся медным тазом. Спасибо Юрий. Прошу, - он любезно подвёл меня к станку,
Запах подтёкшего масла, вызвал блаженную улыбкой на моем лице.
Я с жадностью принюхался к окружающему пространству.
Кайф! Кто не пахал на заводе, никогда не поймет цеховой атмосферы. Это просто счастье вновь услышать традиционную речь пролетариата, шум станков, обеденный стук костяшек домино. А коллективный поход в ближайшее кафе в день аванса и получки? Ради одного такого крепкого общения трудового коллектива стоит жить.
Я с жадностью нырнул в недра сломанного станка.
К обеду, кто-то из достойных товарищей, успел перемахнуть через заводской забор и сбегать в магазин.
Мы дружно отметили моё неожиданное возвращение.
- Афанасий, - доверительно обратился я к бригадиру, - Я
счастливый человек. Только пенсионер по-настоящему может оценить право выбора. Пока ты должен кому-то, что-то — это очень принижает достоинства индивидуума. А если этот долг длиною в трудовую жизнь — тяжело десятикратно. Но, когда есть выбор, тогда все прекрасно вокруг. И мазута, и грязная ветошь, и начальник, и даже ты.
Он тяжело вздохнул,
- В отличие от тебя, у меня выбор отсутствует полностью. И в этом виновата жена. Вечно ей не хватает моего заработка, часть которого я трачу на коллективные нужды.
Вся бригада согласилась с начальником, и дружно поддержали его очередным тостом.
Я продолжил напряжённо работать, с наслаждением предвкушая домашний ужин и наполненные любовью глаза любимой. Хорошо быть пенсионером! А ещё лучше и здоровым, для трудовой деятельности до ста двадцати.