Начиналось лето 1972 года в курортном городе Геленджике. В июне прошлого года я освободился из трёх годичного заточения в северных базах подводного флота с решением больше не изолировать себя от окружающего мира. Устроившись судоводителем глиссера на подводных крыльях, работал в комбинате бытового обслуживания. Мой причал с подъёмным тельфером располагался между курортной зоной и морским вокзалом в устье канализирующей город речки Су Аран, не пересыхающей и в летнее время, выносящей и откладывающей ил на дно округлой бухты, прикрытой от штормов Толстым и Тонким мысами. В бухте отработала землечерпалка, углубив фарватер, намыв песок на берег Толстого мыса, создав городской пляж.
Научно-исследовательская станция института океанологии принялась изучать состояние донных отложений. Погружение с аквалангом пресекалось КГБ под контролем пограничной службы. Я, вывозя в море городских чиновников, приобрёл репутацию бесшабашного ихтиандра в подводном плавании. С раннего утра, снарядив глиссер в рабочее состояние, с девяти часов ожидал отдыхающих курортников для платного проката.
На причале ко мне подошла женщина средних лет интеллигентно-профессорского вида, представившись биологом океанологии. Меня рекомендовали доктору наук, как выдающегося ныряльщика, увлечённого морем. Мне льстило участие в научных изысканиях, и я согласился оказать бесплатную помощь в отборе донных проб.
В течение недели с восходом солнца стягивал с причала одну из прокатных лодок, усадив ихтиолога со стеклянными банками. Наш полигон от устья реки продолжался на полкилометра до глубины пять метров. Через определённое расстояние опускал на дно стальную раму с привязанным ведром и совком. Заякорившись, нырял собирая совком в ведро поверхностный серо-чёрный илистый грунт в пределах рамы в один квадратный метр. Вытащив ведро в лодку, высыпал ил в капроновый мелкоячеистый сачок закреплённый к борту. Промытое содержимое оставляло в сачке червей-полихет представляющих собой небольших сороконожек. Живность сосчитывалась, описывалась и распределялась по банкам.
Эта деятельность непростая и тяжёлая, вознаградилась двумя литрами медицинского спирта и предложением принять на себя нештатную должность новороссийской биохимической станции – общественного инспектора охраны окружающей среды. Я, конечно, не смог отказаться, получив бумажное удостоверение, гордясь причастием к науке.
Ежедневно обходя на глиссере Геленджикскую бухту, швартовался к плашкоуту «Гранит» прикованному «Южморгеологией» к мёртвому якорю. Экипаж предельно пожилого возраста позволял обдирать с днища крупных моллюсков мидий и устриц. Очередной раз, проходя у плашкоута, заметил двух стариков сливающих в море из молочного бидона пятьдесят литров отработанного масла. Мгновенно вся акватория бухты приобрела радужно-фиолетовый оттенок. Я был шокирован преступлением профессиональных недоумков, о чём сообщил по городскому телефону новороссийским экологам. Ответом научных деятелей был удивлён в большей мере. Мне сообщили, что инспектор не должен выявлять, достаточно наблюдать безошибочное развитие безгрешного социализма. Тут я вспомнил, сколько сотен тон нефти и мазута безнаказанно откачал в море, работая на танкерах и кораблях. Даже на старом, ветхом глиссере оставлял за собой кильватерный масляный след.
Исследование состояния червей и людей не приносит удовлетворения, только необходимость дезинфицироваться спиртом.