7.
Но все плохое и трудное когда-нибудь кончается. И человеку дается передышка. Даже такому маленькому, как наш мальчик. В конце концов ему удалость спуститься с кручи, и он добрался до небольшого леска у подножия горы, полого уходящего вниз, к прибрежному городку.
Мальчик очень устал, у него болели ноги, были ободраны ладони и пальцы, и местами из под ногтей сочилась кровь. Если бы ему сказали сейчас: «Убирайся назад, откуда пришел!», то он, скорей всего, собрал бы все оставшиеся силы и юркнул куда нибудь в толпу людей, и бежал бы без оглядки, но только вниз – к лазурному и теплому морю. А назад, вверх, к подножию снегов, и к хозяину за перевалом – уж увольте! Только если бы его скрутили, связали, бросили бы в повозку и отвезли долгой петляющей по горам дорогой – тогда бы ему пришлось вернуться. Хотя, зная все трудности перехода, он бы все равно, после небольшой передышки, сбежал бы сюда, но только так, чтобы уже не попадаться стражникам у городских ворот.
Спускаясь среди деревьев, он вдруг почувствовал такой наплыв усталости, что нашел небольшой густой куст орешника, забрался в него и прикрылся ветками так, чтобы снаружи его не было видно. И вышел оттуда лишь через пару часов. За это время он отдохнул, но зверски проголодался. Все таки переход отнял много сил, и их надо было восстановить. Все заплесневелые корки подошли к концу, наряду с копченым скунсом. Надо было искать источник пропитания. Правда, у него совсем не было денег. Хозяин держал свою казну в большом сундуке со старым навесным замком. Конечно, при желании старый замок можно было бы открыть отмычкой из загнутого гвоздя, но на сундук дополнительно было наложено заклятье, так что без колдовства его было не открыть. Поэтому мальчик ушел от него совсем нищим, не взяв ни сантимо.
Отдых пошел на пользу. Руки перестали болеть, а ногам вернулась чувствительность, и отпустило задубевшие мышцы. Мальчик выбрался из куста, и подошел к опушке леса. Внизу проходила горная дорога. Он спрятался за дерево в ожидании какой либо повозки. Она вскоре показалась – это была двуколка, запряженная старой клячей. Поверх двуколки был натянут тент. Повозкой управлял старик с короткой седой бородой, в зеленой, сильно потертой шляпе, и в коричневой суконной куртке. Лицо у старика было доброе, и это подкупило мальчика.
Он вышел из-за своего укрытия, и пошел навстречу повозке.
- Дяденька, возьмите меня к себе! Я заблудился в лесу, и три дня ничего не ел! – жалобно произнес мальчик.
- Эй, пацаненок, ты откуда взялся? Здесь, в лесу, никого нет, кроме кабанов и горных барсов. Негоже такому мальцу бродить по этому лесу. Не успеешь оглянуться – останутся от тебя одни рожки да ножки! Или какой лихой человек поймает, и продаст в рабство на галеры! Ладно, ступай сюда – лезь в повозку! – старик и вправду оказался добрым, и его лицо не обмануло мальчика.
Мальчик зашел сзади, приподнял полог тента и забрался в двуколку, дно которой было уложено душистым сеном. Рядом стояли большие глиняные кувшины со молоком, и лежали две головки желтого сыра.
- Дяденька, можно мне немного поесть? – мальчик решил разжалобить старика еще немного. – Я правда ничего не ел три дня.
- Давай, пацан, я тебе молока отолью. И на тебе краюху хлеба. Сыр я тебе дать не могу – везу дону Гонсалесу. Если тебе отрежу хоть кусок – он не купит. А молоко пей – я немного воды из ручья долью. Все равно моя Лаура – корова моя – дает слишком жирное молоко.
Мальчик схватил глиняную кружку двумя руками, и старик отлил ему молока. Вытащил из тряпицы круглый хлеб, и отломил изрядный кусок. Мальчик начал пить, и почувствовал, как силы возвращаются к нему. Потом он начал макать в молоко хлеб, и высасывать из мякоти молоко, пахнущее свежеиспеченным хлебом. Ничего вкуснее в жизни он не ел. Прежний хозяин кормил его лишь объедками, который пахли скорее плохо, чем хорошо.