Человек, завершивший свой путь, стоял на коленях перед огромным кристаллом холодного голубого огня. Стоял не потому, что боготворил легендарный гигантский Камень (хотя в Зоне были и такие) и не потому, что молился (хотя многие на его месте это бы сделали) – Человек банально устал. Финальный отрезок пути отнял все силы, вымотав Человека до предела, и сталкер очень боялся потерять сознание – чего, разумеется, делать было никак нельзя.
– Пришло время, да, Монолит? Ты же видишь моё желание, так?
Голос измождённого сталкера дрожал от волнения, маска противогаза болталась на шее, опрометчиво сорванная при входе в потайной зал, но Человек на замечал неприятной смеси запахов нагретого металла, кислой болотной вони повсеместной затхлости и вездесущего сладковатого смрада разлагающейся органики. Может, то были крысы или кто покрупнее, а может, и те, кто приходил сюда раньше.
– Моя… моя цель здесь, я пришёл к тебе, и я хочу… я обрету то, что заслуживаю. Ведь Исполнитель…
– Я НЕ ИСПОЛНИТЕЛЬ ВАШИХ ЖЕЛАНИЙ. Я ВСЕГО ЛИШЬ РАБ СВОЕЙ СУДЬБЫ.
Человек дёрнулся всем телом и от неожиданности опрокинулся навзничь, больно ударившись плечом о торчащую арматурину.
– ДАВАЙ ПРОСТО ПОГОВОРИМ, ЧЕЛОВЕК? А ПОТОМ… ЕСЛИ НЕ ПЕРЕДУМАЕШЬ… Я ИСПОЛНЮ ТО, ЧЕГО ТЫ ТАК ЖАЖДЕШЬ. ПОГОВОРИМ? ТЫ ВЕДЬ НЕ ОТКАЖЕШЬ МОНОЛИТУ?
Человек встал и машинально поправил сползающий автомат. Не отрывая глаз от сияющей всеми оттенками ультрамарина глыбы, он торопливо помотал головой.
– Нет, Исполни… Монолит, конечно же, нет. Давай поговорим! Давай просто поговорим! С ума сойти…
Он попытался сделать шаг вперёд, но невидимая стена мягко оттолкнула сталкера обратно.
– О чём мы будем говорить, Монолит? – спросил Человек и задрал голову, пытаясь охватить взглядом Камень целиком. – Ты… расскажешь мне… о Зоне?
– Я РАССКАЖУ О СЕБЕ.
Перед внутренним взором сталкера в долю секунды пронеслись яркие объёмные образы, и мозг измотанного долгой дорогой Человека, наконец, не выдержал – сталкер, шумно выдохнув и закатив глаза, мешком осел на грязный бетонный пол…
* * *
В ледяном Космосе бешено вращалась необъятная спираль галактики, которую никто никогда никак не называл, и в одном из её «рукавов» неслась по своей причудливой орбите безымянная звёздная система – двойной голубой карлик и полтора десятка планет. За исключением пары последних, более напоминающих бесформенные скальные обломки, планеты были обитаемы – но прилети сюда Человек, он бы этого не заметил, ибо обитатели безымянной звёздной системы представляли собой… камень. Не отдельные камешки, не сурово молчащие горы и не какие-нибудь говорящие истуканы-моаи – именно камень, единый и неделимый – и разум, чуждый, тёмный и непонятный, также был общим. Фактически тринадцать планет были огромными холодными шариками без атмосферы, воды и маломальской растительности, непостижимо объединённые общим сознанием. Такая форма жизни была бы совершенно недоступна пониманию высадившегося здесь Человека – возможно, подсознательно рисуя у себя в воображении гипотетических «зелёных человечков», похожих, пусть и отдалённо, на самого себя, он бы даже не узнал, что камень этих планет разумен – так что, в общем-то, и хорошо, что он здесь и не высадился. На планеты безымянной звёздной системы вообще никто никогда не садился, даже случайно – коллективный планетарный разум ненавязчиво отклонял редко залетающие на эти задворки Вселенной космические объекты, будь то чьи-то корабли или обыкновенные метеориты. Тринадцатипланетный разум был весьма и весьма самодостаточен.
Однако вместе с тем каждая планета была всё же отдельной сущностью, со своим характером и тем, что Человек зовёт душой: одни, особенно близкие к центру системы, были горячими и импульсивными, другие рассекали Космос как бы в задумчивости, третьи постоянно меняли орбиту. Была даже одна, притянувшая к себе собственный спутник и разорвавшая его своим тяготением – бог весть зачем. А очень-очень редко планеты-камни чувствовали, как у одной из них мышление и нечто, что Человек зовёт душой, меняется настолько кардинально, что становилось ясно – рождается новый камень. Именно так во Вселенной и появился будущий Монолит.
Вопреки неписанному закону невмешательства, новорождённый, обладая энергичным разумом, направил его вовне – ему был интересен Космос, его далёкие туманности, как бы замершие, но на самом деле несущиеся с огромными скоростями кометы, ему были интересны другие планеты, отрешённо не понимающие его интереса, ему было интересно всё окружающее, насколько может быть интересно прекрасное в своей первозданности безвоздушное пространство мыслящему камню. И всё бы кончилось не начавшись – ну, подумаешь, интересуется новичок утыканной сверкающими точками чернотой, ничего страшного, поинтересуется да успокоится – но случилось то, чего в мире тринадцати каменных планет не случалось никогда: Камень увидел Звезду, единственную и неповторимую, мерцающую и переливающуюся пронзительно белым – в отличие от остальных, горящих неподвижными угольками. И Камень… полюбил. Без памяти и слов – совокупная каменная память оказалась совершенно бесполезной, а каменные слова, даже если бы и существовали, оказались лишними. Даже то, что Человек зовёт душой, не смогло помочь бедному новорождённому – ведь камень любить не может, и возникшее внутри Камня нечто непривычное мучительно давило изнутри – и коллективный планетарный разум обогатился новым понятием – БОЛЬ.
Конечно же, далёкая звёздочка не знала Камня и не ведала о его мучениях – и его безответная любовь сама собой разгоралась нешуточным пожаром и уже грозила самому существованию тринадцати планет. Конечно же, высший космический разум в очередной раз проигнорировал безмолвную просьбу коллективного каменного разума подсказать что делать с неразумным влюблённым идиотом. Конечно же, «братья» Камня не могли оставить всё как есть – и ситуацию разрешили… по-своему, по-каменному.
Камень пришёл в себя, если это можно так назвать, в неохватном помещении с высоченным потолком и теряющимися в темноте стенами. От него исходил странный пульсирующий свет цвета родной двойной голубой звезды, а отовсюду отчётливо неслись невидимые волны неопасной радиации. Поблизости ощущалось присутствие необычной жизни – слабой, еле заметной, но отчаянно жаждущей не погаснуть. Это было чем-то похоже на тот самый Космос, только бесконечно ужавшийся до размеров грязного замусоренного зала.
Прежде, чем разорвалась мысленная связь с двенадцатью «братьями», Камень понял, что он изгнан на одну из кислородных планет и лишён практически всего – осталась лишь слабая восприимчивость к мыслям живых существ да ещё более ограниченная возможность удовлетворять их простенькие желания. Наказание за мимолётную любовь было вечным, и если бы изгой мыслил чуть иначе, оно показалось бы ему достаточно странным – но Камень и сам был странный, да и не успел ничего додумать – знакомый с рождения поток коллективного планетарного сознания померк, и Камень – теперь уже Монолит – остался наедине со своими мыслями и мыслями тех, кто уже разрозненными группками и по одному шёл к нему, пролезая там, где пролезть невозможно, и каким-то образом преодолевая заражённые земли, где гибнет всё живое и неживое. И когда первый из них, с безумным взглядом на заострившемся лице и странной татуировкой на предплечье, подошёл к нему и произнёс скупые будто пули снайпера слова, Исполнитель выполнил его надрывную просьбу…
* * *
– ТЕПЕРЬ Я ИСПОЛНЮ ТВОЁ ЗАВЕТНОЕ ЖЕЛАНИЕ, ЧЕЛОВЕК.
Сталкер поднял голову. Перед глазами полыхали радужные круги, во рту ощущалось жжение, болел бок, куда во время отключки упиралась чёртова арматура.
– Я ВИЖУ ТВОЁ ЖЕЛАНИЕ. НО ТЫ ДОЛЖЕН ПРОИЗНЕСТИ ЕГО ВСЛУХ. ИТАК…
Человек шевельну плечом, и рюкзак из непромокаемой ткани шмякнулся под ноги. Сверху упал автомат. Сталкер шагнул вперёд – на этот раз ничего ему не препятствовало. Перехваченная несвежим бинтом кисть руки, на которой не хватало половины мизинца, легла на сияющую плоскость кристалла. Грубая шершавая ладонь ощутила покалывание.
– Я… – Человек поперхнулся и откашлялся. – Моё желание… я хочу…
Вторая ладонь присоединилась к первой и образовала замкнутый круг. Круг, у которого нет ни начала, ни конца. Круг, в котором бесконечной вереницей идут люди, чтобы загадать своё желание голубому камню и ощутить – хотя бы на миг – краткую иллюзию счастья. Круг, из которого никто не уходит обиженным, получив свой личный кусочек рая даром – уходить становится попросту некому.
– Я хочу… я желаю, чтобы ты, Исполнитель… исполнил… собственное желание…
Из глаз Человека текли слёзы.
– Мы всё… желаем что-то себе… я… я хочу, чтобы ты исполнил желание… для самого себя… таково… таково моё желание.
По залу пронёсся неуловимый порыв ветра, будто вздохнул проснувшийся великан, где-то под потолком скрипнула старая ржавая балка, с еле различимой в полумраке крыши шумно стёк песчаный ручеёк – и каменное сердце осмелившегося полюбить изгоя, скованного цепями воплощения чужих желаний, но не имеющего права осуществить своё – вырвалось на свободу.
– СПАСИБО, – прошептал ветер… а может, вновь стремительно теряющему сознание Человеку это просто показалось…
* * *
– … вот я и говорю – брешут! Нема там этого вашего монолита, я весь зал излазил с дозиметром и фонарём! Не-ма!
– Откуда же тогда байки берутся, а, Радон? Фанатики опять же… на всеобщее помешательство спишешь?
– Не знаю, откуда берутся, Андрюха, я не сказочник, спроси у тех, кто их у костра выдумывает. А фанатики… ну… помешательство не стал бы исключать. Дегтярёв же вон гуторил, шо своими глазами бачив, как они куче мусора молились.
– А Стрелок?
– Чего Стрелок? Да не было никакого Стрелка! Такая же выдумка, как Семецкий!
– Как у тебя всё просто выходит – чего не хватишься, ничего нету…
– А чего голову-то хернёй забивать? Мало тебе остальной Зоновской пси-дури? Ладно, отдохнули, языки размяли? Вперёд, дела не ждут! Я первый, Мустанг замыкающий, Андрюха – держишь фланги, дистанция полтора корпуса. Шагом – арш!
---------
В произведении использован фрагмент повести братьев Стругацких «Пикник на обочине», а также персонажи сериала «Иерихон» сталкера Данилы Хабара.