– Кукла… тут кукла, Данила!!!
В комнату, держа «Калашников» наизготовку, влетел рослый сталкер в комбинезоне «Заря» и, упёршись спиной в косяк, чуть присел, склонив голову к прицелу.
– Чего орёшь?
– Кукла! Вона тама! Смотри! Смотри!
Дрожащий палец Славика тыкал в угол комнаты, и Данила, разглядев, ЧТО там обнаружил младший брат, опустил ствол и щёлкнул предохранителем. Потом распрямился, подошёл к сияющему от восторга пареньку и лёгким подзатыльником чуть поумерил его первопроходческие восторги.
– Не кричи.
– Кук…
– Не кричи, говорю. Я тебе что говорил? Пока мы внутри Периметра…
– … никаких «Слав» и «Данил». Ты – Хабар, я – Монтигомо Ястребиный Коготь.
– Правильно. Чего тогда орёшь?
– Кукла!!! Вона тама!!! Видишь, Данила;
На этот раз подзатыльник был ощутимее, и Ястребиный Коготь, шлёпнувшись на задницу, обиженно засопел. Старший, закрепляя победу, угрожающе замахнулся – ещё раз как дам, мол, больно! – и прижал палец к губам. Славик выпустил пузырь изо рта, расплылся в понимающей улыбке и повторил жест, причём палец оказался во рту.
Данила по прозвищу Хабар повесил автомат на плечо и снова перевёл взгляд в угол комнаты. Между рассохшимся платяным шкафом и почти завалившемся набок чёрно-белым телевизором «Горизонт» в покрывавшем весь пол трёхсантиметровом слое пыли сидела самодельная ростовая тряпичная кукла.
«Ну и чудовище», – передёрнул плечами Хабар.
И верно – сшитая наспех из абсолютно неподходящих друг к другу кусков поделка вызывала омерзение и какую-то липкую унизительную жалость. Одна рука в прошлом была явно отрезом шторы, другая – частью мешка из-под картошки; набита огромная игрушка была точно не ватой – из прорех высовывались те же плохо идентифицируемые куски портняжьих обрезков, а из разошедшегося на животе шва свешивались разноцветные носочки и моток упаковочной бечёвки.
«Как кишки», – вторично покривился Хабар, подходя ближе.
Одета кукла была соответствующе: «торс» её прикрывала дырявая тельняшка и каким-то чудом натянутая детская безрукавка с вышитыми вишенками, а нижняя часть туловища была втиснута в безразмерные вельветовые шорты поверх драных колготок; на ногах красовались облупленные перепончатые сандалии. На голове куклы к ярко-оранжевой причёске был намертво пришит залихватски сдвинутый набекрень изъеденный молью тёмно-синий берет с белёсым треугольником, видимо, долженствующим означать одиноко белеющий в голубом тумане моря парус.
Дозиметр молчал, детектор аномалий тоже. Хабар ткнул стволом «Калаша» куклу – еле слышно хрустнули спрессованные полусгнившие ломкие тряпки. Игрушка слегка скособочилась.
– Данила?
Сталкер раздражённо обернулся к брату.
– Это… кто такая?
Хабар пожал плечами:
– Кукла, сам же видишь. На магазинную денег не хватало, вот и смастрячили изо всякого дерь… из того, что под руку попалось вот такую вот… хм… игрушку. Лучше бы в луна-парк детей сводили или в кино какое-нибудь… «Заклятие долины змей», например… хотя, вообще, раньше самодельной игрушкой было не удивить. Многие шили, да. Но в основном котиков всяких да дюймовочек…
– Она красивая.
Хабар остановил руку на полпути к голове куклы и поднял глаза на брата, по-прежнему сидящем посреди комнаты. Незаметно вздохнул. Понятия о красоте у него и Славика… пардон, Монтигомо были разные.
Обиженный головой Ястребиный Коготь мог назвать красивой грязную радиоактивную лужу, причудливым роршаховским пятном раскинувшуюся после дождя; мог подолгу любоваться как копошатся зубарыши в каком-нибудь заброшенном колодце на свежем трупе тушкана; мог зачарованно наблюдать полёт чернобыльной стрекомухи под потолком их очередного вре;менного пристанища. Данила с младшим не спорил – нравится, ну и пусть его смотрит. По мнению Хабара, красота – это когда, выспавшись, отожравшись и приняв по чуть-чуть, стоишь на верхней палубе «Скадовска», смотришь с безопасного расстояния на занимающийся осенним рассветом горизонт и ощущаешь спиной и пятой точкой приятную тяжесть артефактов по выполненному (а зачастую и перевыполненному) последнему заказу в рюкзаке, заранее предвкушая обещанное пополнение счёта – вот это красота! А остальное… остальное – это не красота. Остальное – это просто-напросто Зона.
Многие интересовались – само собой, осторожно и деликатно (в сталкерской среде длинные носы прищемливались быстро и болезненно) – за каким, извините за выражение, зачем Хабар таскает с собой полоумного, пусть даже и брата. Тот в бутылку не лез и отвечал, что а) кроме него у дурачка никого больше не осталось, так что не бросать же блаженного и не сдавать же в «дурку» – брат всё-таки и б) Славик Монтигомо – видимо, в компенсацию за слабоумие – в Зоне оказался фактически ходячим детектором: ни слова не говоря и не умея ничего объяснить, он просто и незатейливо, насвистывая «Прекрасное далёко», обходил все – повторяю, ВСЕ! – известные и неизвестные аномалии. Да что там – его почему-то даже мутанты сторонились окромя уж совсем сбрендивших или смертельно раненых. Так что выгода тут обоюдная. Плюс братская любовь и все дела.
Именно поэтому тандем братьев в плане сталкерства был донельзя удачливым; они умудрились не запороть ни одного заказа и, как уже было сказано, почасту радовали клиента даже сверх требуемого. Злые языки трепали, что, дескать, пользуется Хабар Когтем своим как «отмычкой», ну да, как говорится, собака лает – ветер носит (к тому же после пары расквашенных портретов владельцы оных почли за благоразумие заткнуть языки себе за щёку). Единственно, стоило бы опасаться завистников либо отмороженную гопоту, пытающуюся не по понятиям брать дань за проход по якобы их территориям, но а) братьям отчего-то везло расходиться с такими рэкетирами разными путями-дорогами как в море кораблям (ещё бы – с таким-то «детектором», как Славик!) и б) в Зоне существовал негласный, но свято чтимый закон – убогих не трогать – божии человеки среди весьма и весьма суеверных бродяг считались кем-то вроде любимчиков Чёрного Сталкера. Со всеми вытекающими.
Имелась, правда, и обратная сторона, довольно неприятная и, по мнению Дани Хабара, являвшаяся неразрешимой проблемой. Дело в том, что как раз благодаря состоянию своего разума Славик был абсолютно неприспособлен к путешествиям по отчуждённым территориям. Топал, громко кричал, увидев что-то интересное, махал руками и так далее. И тут старший брат был бессилен – на Ястребиного Когтя можно было наорать или даже побить, но через пять минут из пустой соображалки дурачка все наставления, объяснения и тыкания мордой в окружающую действительность выветривались как утренний туман от солнечного света. Вот как сейчас. Да, девятиэтажку проверили, да, район относительно безопасен, но всё же это Зона, и мало ли… да и звуки по мёртвым гулким улицам Припяти разносятся дай боже… да и кукла эта… хрен её знает «кто такая».
– Встань на стрёме, Монтигомо, – вполголоса скомандовал Хабар, намереваясь отослать братишку подальше от не внушающей доверия находки. – У подъезда покарауль. Я тут пошурую и через десять минут выйду.
– Окей, босс!!!
Славик пулей вынесся из комнаты, удачно увернувшись от братской оплеухи. Хабар покачал головой, разжал кулак и присел на корточках перед тряпичной находкой. Какая же всё-таки она уродливая…
– Как тебя зовут, красавица? – пробормотал сталкер, осторожно касаясь щеки куклы тяжёлой тактической перчаткой.
Кукла, разумеется, не ответила – хотя всякое могло случиться. Вон, горят же «вечные» фонари да радио решения Президиума СССР до сих пор по вымершему городу разносит. А тут – целый рукодельный «артефакт». Шили ведь руками, душу вкладывали, дети потом играли – ого-го какая ментальная накачка могла быть в кукле!
Но – нет. Это всего лишь полуистлевший мешок, набитый мусором и обряженный в обноски, на которые и бомж Толик не позарился бы. Всего лишь кукла.
Хабар сжал шею игрушки и чуть приподнял. Ноги куклы с тихим скрежетом поехали по пыльному полу, оставляя за собой парную колею, потом оторвались и заболтались в воздухе. Росту в кукле оказалось около полутора метров, весу в прикид примерно килограмма два.
Держа игрушку на вытянутой руке, сталкер стянул респиратор. Счётчик Гейгера с аномальным детектором всё так же безмолвствовали. Пора было двигать дальше.
– Ну, пока, красавица, – сказал Хабар. – Счастливо оставаться.
Тыквообразная голова куклы внезапно повернулась к сталкеру, разнокалиберные глаза уставились прямо в лицо остолбеневшего Данилы, и криво намалёванный рот растянулся ещё больше:
– ТЫ ХОЧЕШЬ СО МНОЙ ПОИГРАТЬ?
Хабар дёрнулся – при этом с шеи слетел респиратор – и взмахнул рукой, которой сжимал куклу. Потом взмахнул ещё раз. Потом в панике поднял руку повыше – страшная кукла ПРИЛИПЛА к перчатке и НЕ ОТЛИПАЛА.
Сталкер сбросил автомат и попытался второй рукой содрать перчатку с прицепившейся к ней находкой, но ничего не выходило – тактическая бронированная перчатка словно приросла к руке. А к перчатке – приросла огромная изрядно потяжелевшая игрушка.
– ТЫ ХОЧЕШЬ СО МНОЙ ПОИГРАТЬ?
Хабар рванул из ножен обоюдоострый «Клык» и заорал… точнее, попытался это сделать – горло вдруг сдавил спазм, перед глазами вспыхнула темнота, если только темнота может вспыхнуть, и сталкер ощутил невидимые ледяные пальцы на собственном горле. Ноги подогнулись, и Данила упал на колени, потом, крутанувшись и крепко приложившись затылком, на спину; на правой руке висела кукла и с любопытством заглядывала в глаза задыхающегося сталкера. Последнее, что успел увидеть Хабар стекленеющим взглядом – стремительно надвигающийся будто плита пресса древний испещрённый трещинами потолок.
– ТЫ ХОЧЕШЬ СО МНОЙ ПОИГРАТЬ?
* * *
Славик слонялся по детской площадке во дворе девятиэтажки, беззаботно пиная слежавшиеся комки песка. «Десять минут», – сказал Данила… то есть Хабар. А прошло уже полчаса. Монтигомо поднял глаза, отыскал седьмой этаж – и неожиданно вздрогнул: в окне одной из пустых квартир ему почудился мелькнувший силуэт, чем-то напомнивший найденную им куклу. Но ведь куклы ходить не умеют…
Ястребиный Коготь пожал плечами и даже развёл руками – ничего не поделаешь, придётся топать обратно и подгонять вечно опаздывающего братца. Седьмой этаж… а лифт, разумеется, не работает. Чего он там застрял… брат, а не лифт. Десять минут, десять минут…
Славик, недовольно бурча под нос про всяких не держащих обещание людей, скрылся в подъезде. Одинокий слепой пёс проводил его голодным взглядом и побежал прочь.
* * *
Между дряхлым платяным шкафом и каким-то чудом держащимся на трёх ножках чёрно-белым телевизором «Горизонт», прислонившись к стене, сидела на полу пара ростовых тряпичных кукол. Одна была явно самодельной и сшита тяп-ляп на скорую руку из того, что под эту скорую руку и попалось; другая выглядела фабричной и представляла собой эдакую пародию на сталкера в зелёной униформе, отдалённо напоминающей комбинезон «Заря». По тёмно-серой щеке второй куклы из нарисованного широко распахнутого глаза бежала алая капля – «сталкер» то ли плакал, то ли был ранен.
– НЕ НАДО ПЛАКАТЬ…
Первая кукла участливо склонила голову ко второй, и на её уродливом лице криво намалёванный рот сжался в упрямую линию – точь-в-точь строгая мама, выговаривающая нашкодившему ребёнку.
– ТЕПЕРЬ МЫ С ТОБОЙ БУДЕМ ДО-О-ОЛГО ИГРАТЬ…
Где-то далеко-далеко – видимо, у прачечной – взвыл сигнал предупреждения о приближающемся Выбросе. Заголосили прячущиеся псы, затянул было тоскливую ноту, но тут же смолк одинокий кот-баюн, как по команде заткнулись вездесущие вороны.
– ТОЛЬКО ТЫ ДА Я. ТОЛЬКО ТЫ… ДА Я…
В коридоре послышались приближающиеся шаги и невнятное бормотание. Кто-то шёл, не разбирая дороги, и почём зря топтал обломки кирпича и стёкол, не забывая при этом жаловаться на таких необязательных старших братьев и то и дело поминая какой-то хабар.
В уголке второго глаза «сталкера» набухла красная капля и, поколебавшись, неторопливо поползла вслед за первой…
---------
В произведении использован фрагмент книги Евгения Серафимовича Велтистова «Гум-Гам».