(Из записей Марка Неснова)
Человечество расстаётся со своим прошлым смеясь.
Карл Маркс
Может быть человечество и расстаётся со своим прошлым смеясь, но конкретному
человеку это сделать довольно непросто.
Мне во всяком случае.
Особенно, если в этом прошлом не всё чисто и праведно.
Хочется что-то исправить, изменить или хотя бы убедиться, что твои поступки и
решения не сломали чьей-то жизни и судьбы. . .
...В начале третьего курса моего обучения в техникуме я был уже сложившимся балбесом, по которому тюрьма уже не плакала, а рыдала.
В техникуме у меня была печальная слава, которая и привела, в конечном итоге, к исключению.
Но о себе я, естественно, как и каждый оболтус, был мнения выдающегося,
и готов был покорять принцесс, командовать армиями и руководить государством, хотя даже руководство самим собой мне было доверять опасно, что дальнейшие события подтвердили со всей очевидностью.
Но по странностям Божественного Провидения, именно такие непутёвые недоросли и нравятся молодым женщинам, потому что они и взрослые особым умом не блещут, а уж в юности так дуры полные, оттого что идут за своим сердцем, совершенно забывая о наличии мозгов и элементарных правил безопасности.
Вот такого мнения (правда, не сгруппированного в формулировки) я и был о молодых женщинах, когда направлялся на большой перемене в буфет за пирожками со своим дружком Серёжей.
У самой двери буфета стояли две пятнадцатилетние первокурсницы с пирожками в руках, одна из которых вызвала мой живой интерес тем, что было очень маленькая и прехорошенькая.
Отправив Серёжу за пирожками я пристроился к девочке и понёс всякую околесицу, чем сумел привлечь к себе внимание Леры, как звали (по словам подруги) малышку.
Минуты через три после непрерывного трёпа, я сказал молчащей девочке, что если она даст мне откусить от её пирожка, то я её поцелую.
Опешивший от такой наглости ребёнок, потупив глаза, протянул мне пирожок, а я, наклонившись, смачно чмокнул её в губы и, откусив добрую половину пирожка, с набитым ртом, пошёл за вышедшим из буфета Серёжей.
Об этом происшествии я забыл через минуту, и девочку больше не встречал, пока однажды моя Ласточка, которая занимала всё пространство в моей пустой голове, вдруг сказала:
-В тебя там маленькая девочка Лера влюблена из параллельной группы.
Ласточка была её ровесницей, но я смотрел на неё снизу вверх, потому что ощущал её старшинство и взрослость, для меня непонятную и загадочную.
-А мне ты зачем это говоришь?
-Ну как же, человек страдает.
Её логика была для меня всегда непостижима.
Последствий этот разговор не имел, но за память зацепился.
И вот однажды днём на сеансе *Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён* я увидел маленькую Леру.
Я взял её за руку, повёл на последний ряд и усадив себе на колени, начал проделывать всякие нехорошести, как любит говорить моя жена на клинические состояния своих больных.
Фильм мы кое-как досмотрели и я повёл Леру к себе домой, где она подарила мне свою девственность так, как будто всю жизнь только об этом и мечтала.
Но самое интересное, что я так и не услышал её голоса.
Я проводил её домой, ничего не обещая и ничего не требуя.
Так периодически я её отлавливал и куда - нибудь уводил, а она шла так, как будто я вёл её на поводке. Длилось это довольно долго.
Может быть она и произносила какие-то слова, но вспоминая о ней в лагере,
(а в лагере вспоминаешь обо всём) я никогда не мог припомнить её голоса,
или какие - нибудь фразы.
После освобождения я разыскал всех своих друзей, соучеников, коллег по несчастью. Со многими дружу до сих пор и, по возможности, помогаю.
Расставаться с людьми я, как-то, не научился.
О Лере я помнил всегда, но попытался её найти только года через три после освобождения. То есть лет через 15 после нашего последнего свидания.
Узнав в справочной её новую фамилию и телефон, я сказал, взявшему трубку мальчику, что мне нужна Валерия Григорьевна. А на вопрос мальчика, кто спрашивает, ответил:
-Скажи муж её подруги.
И я назвал имя Ласточки, чтобы и она поняла и не подставилась перед мужем.
-Марк – это ты? Ты где? Я выхожу.
На улице я бы её не узнал. Она была совсем не маленькая, а длиннющие каблуки делали её ещё выше. Довольно упитанная и яркая.
-Ты что женился на этой клизме?
-Да нет. Это я для конспирации.
-А то я подумала, что ты на ней женился. Ненавижу.
-Ты чего, Лера? Вечность прошла. Я даже не знаю, где она.
-Всё равно убила бы. Пойдём где - нибудь посидим.
Мы устроились в небольшом кафе в парке.
Себе я заказал пива, а Лера попросила коньяку.
-Я сначала подумала, что это мой любовник звонит.
-У тебя есть любовник?
-А что? И не один.
-А муж.
-С мужем всё нормально, и двое детей.
-И что?
-А ничего. Тебе что это не нравится?
-Да нет. Мне не нравится, когда об этом говорят.
-Потерпишь.
Коньяк она выпила одним заходом.
-Ты что любитель выпить.
-Я же на мясокомбинате работаю. У нас там обед без выпивки не бывает.
-И что каждый день?
-Ну, почти.
-И что?
-А ничего. Пьём и трахаемся. Сам- то не хочешь со мной на дачу поехать?
-Да нет, мне уезжать надо.
-Или ты совсем исправился?
-Пытаюсь.
-А я живу в своё удовольствие. И по тебе не страдаю. Отстрадала.
-Ну и хорошо. Только пей поменьше.
Мы помолчали.
-Я всегда думала, что я тебе скажу при встрече. Хотелось быть совсем другой, чем ты меня знал. Свободной и независимой. А теперь вот, тебе всё сказала, что хотела, а самой жить не хочется. Всё противно. Уходи, пока я не разревелась.
Уже садясь в такси, я оглянулся.
Лера стояла на крыльце кафе. Увидев, что я смотрю на неё, она подняла руку и перекрестила меня. Почему-то двумя сложенными пальцами на католический манер.