III Сын лейтенанта Шмидта

               
          Рассказ Ивана Стружкина

                1
«Я сейчас не о себе расскажу, а о Пашке Башкатове. А Пашка Башкатов – это голова! Я и сам мастер на различные аферы, но такого виртуоза еще не встречал! Поверьте на слово, врать не стану! Вы ведь меня знаете…

Как? Не знаете? Меня, Ивана Александровича Стружкина – и не знаете? Вы, наверное, недавно в нашем институте? Первый курс? Ну, тогда все понятно. А то ведь расскажи кому – не поверят. Меня здесь все знают!

Вы, может быть думаете, что я только лекции переписываю: нет, декан факультета со мной на дружеской ноге. Этак ударит по плечу: «Заходи ко мне в кабинет! Покалякаем о делах твоих грешных. Слишком много у тебя прогулов!»

Я ведь только на две минуты захожу в институт, чтобы меня видели, а затем – привет родителям!

А как меня девушки любят! Любопытно заглянуть ко мне в общежитие, когда я еще не проснулся. Они под моей дверью толкутся и жужжат так, как шмели, только и слышно: ж… ж… ж…

Иной раз и сама Марья Васильевна, заместитель декана… Лично приходит разбудить меня на лекцию!..»

- Вижу, что Гоголя ты проштудировал досконально, - сказал я. – А еще хоть кого-нибудь читал?

«А какие я оправдания придумываю, когда на занятия опаздываю! – невозмутимо продолжал Стружкин. - Нет, «заблудился в собственном биополе» - это устарело. Да и не для нас, историков. Я вот недавно на лекцию Марьи Васильевны опоздал! На целых полчаса! Испугались? Ха-ха!

Каково положение – я спрашиваю? Она как увидела меня, на стул села. «Иван Александрович, ступайте немедленно в деканат!»

Я, признаюсь, слегка смутился, но отказался наотрез. Женщинам нельзя давать поблажку – на шею сядут!

«Тогда извольте, Стружкин, объяснить свое опоздание! Что, сели на клей и приклеились? Было! Переводили через дорогу старушку, и вас обоих сбила машина? Было! Не смогли перейти через мост, потому что его на ночь развели, а утром забыли опустить? Тоже было! К тому же у нас в городе разводных мостов нет - да и живете вы, Стружкин, в общежитии! А оно в трех шагах от института! Так что же теперь? Мне даже интересно, какую причину вы придумаете сейчас?» -«Напрасно вы, Марья Васильевна так волнуетесь, - отвечаю я. – Я, Марья Васильевна, лебедей в парке кормил».

Тут просто землетрясение случилось! «Каких лебедей! Каких лебедей! Занятия уже полчаса идут!» - а сама вся дрожит и трясется, как лист.

И тогда я так ей сказал: «Конечно! Занятия! А о лебедях кто-нибудь подумал? Может быть, лебедей целую неделю никто не кормил! Может быть, они уже умирали от голода! А мы все торопимся, бежим мимо, не замечая, не оглядываясь! И со своей совестью у нас полный порядок! А лебедям жрать нечего!!!»

В общем, разрешила она мне пройти в аудиторию и сесть на свое место. Но настолько заинтересовалась моим рассказом, что попросила изложить его в письменной форме. Короче, объяснительную потребовала, бюрократка! Но я черканул в объяснительной, что у меня детство было тяжелое, а потому не нужно давить на мою психику – и все дела!

Да что там Марья Васильевна – меня сам ректор знает! «Стружкин? – говорит. – Знаю-с, знаю-с!  Давно, - говорит, - с этого Стружкина пора стружку снимать!»

Но, впрочем, ближе к телу, как говорили Мопассан и Остап Бендер. Я ведь не о себе хотел рассказать, а о Пашке Башкатове. А Пашка Башкатов – это голова!


                2

Так вот, было это дней за пять до стипендии – и в кармане у меня ничего не звенело. И тут навстречу идет мне Павел Иванович Башкатов и прозрачно так намекает: «А не худо бы нам, Стружкин, пообедать!» - «Что ж, - говорю, - и угости, коли так!» - «Но у меня всего сорок копеек!» - «А у меня, - отвечаю, - и того меньше: дырка от бублика!»

И вот вижу я, что Павел Иванович на что-то решился.

«Ладно, - говорит, - берег я этот вариант на черный день, но, видимо, он уже наступил, туды его в качель! Следуйте за мной, Иван Александрович!»

И не успел я глазом моргнуть, как оказались мы возле какой-то столовой, в которой я еще не бывал. А время близится к трем – столовые закрываются на обед. Но Пашка смело подходит к двери и дергает за ручку – нет, закрылись уже! И тогда он начинает кулаком барабанить в дверь – да изо всех сил, изо всех сил!

Ну, думаю, сейчас перемелют нас на фарш и на котлеты пустят! Не даром мне всю ночь две необыкновенные крысы снились!

И точно! Появляется за дверью какая-то толстая «крыса» в белом халате. «Чего надо? Закрыто!»

«Почему так рано закрываете?» - грозно вопрошает Павел Иванович. «Обед!» - «Посмотрите на часы! До обеда еще десять минут!»

На часы она не посмотрела, но дверь открыла: «Ладно, проходите! Только быстрее!»

«А вы нам не указывайте! – снова прет на рожон Пашка. – «Быстрее!» Сколько потребуется, столько мы здесь и будем! Вопросы есть? Вопросов нет! Проходите, Иван Александрович!»

А надо вам сказать, что Павел Иванович выглядит весьма презентабельно: всегда в костюме и при галстуке, а на голове лысина стала появляться. Одним словом, министр!

И этот вид, и этот грозный тон смутили женщину. Может быть, начальство какое зашло, если стучат и требуют? Другие бы не осмелились!

Зашли мы, значит, в столовую, взяли суп, еще чего-то без названия и сели за столик. Я-то сразу стал наверстывать упущенное, только ложка мелькала. А Павел Иванович лишь попробовал и презрительно оттолкнул от себя тарелку.

«Ты чего, - спрашиваю, -  не ешь, Пашка Башкатов?  Ежели на счет денег переживаешь, то не надо волноваться! Улизнем как-нибудь! Не впервой, небось!» - «Эх, Иван Александрович! – отвечает он. – У вас замашки мелкого жулика! Ширше надо мыслить! Ширше!»

Берет он тогда свою тарелку и отправляется к поварам, куда вход посторонним запрещен. Я следую за ним по пятам – посмотреть, что из этого выйдет.

«Антракт, Иван Александрович! - говорит Пашка. – Антракт!»

И подзывает к себе молоденькую девушку-повара.

Но девушка замешкалась, а вместо нее подходит уборщица со шваброй, в тарелку заглядывает

Павел Иванович и спрашивает у нее небрежно: «А вы кто? Я вас звал?» - «Нет, - отвечает та. – Я уборщицей здесь».- «Ну, так и занимайтесь уборкой! – закричал Пашка. – Грязь развели! Посуда немытая на столах! Салфеток нет! Что?»

Уборщицу как ветром сдуло. А Павел Иванович опять вежливо подзывает девушку.

Та подходит, уже слегка напуганная.

«Девушка, - говорит Павел Иванович и протягивает ей тарелку. – Это что?» - «Как… что? Это… Я думаю, это суп».- «Хорошо. Суп. Я тоже так думаю, хотя и сомневаюсь. А в супе должна быть картошка?» - «Должна быть». - «И где же она?» - «Там есть картошка».- «Где?! Покажите! Если картошка там есть, то ешьте свой суп сами!»

Девушка чуть не расплакалась, но есть суп категорически отказалась.

«Значит, картошки в супе нет?» - настаивает Пашка. «Нету». - «Почему нету?! В город завезли двести тонн картошки, а у вас ее нету! Куда делась? Воруете?» - «Но у нас есть зав производством! – нашлась вдруг девушка. – У нее спросите! Только… ее тоже нету! Она отошла на пять минут». - «О! – восклицает Павел Иванович, закатив глаза. – Не ожидал! Ваша столовая всегда была у нас на хорошем счету! А что мы видим? Картошки нет! Зав производством нет! Порядка нет!»

И вдруг Павел Иванович замолчал. Что такое? Зав производством вернулась? Бежать?

Но – нет. А стоит на столе бутылка шампанского, и Пашка просто приклеился к ней взглядом.

«Иван Александрович, - задумчиво обращается он ко мне. – Иван Александрович, вы читали последнее постановление правительства о борьбе с пьянством?» - «Как же, - отвечаю, - конечно читал, Павел Иванович, обязательно читал! Как можно-с?» - «А вот вы, - Пашка ткнул пальцем в девушку, - не читали!» - «Я тоже читала, но… Нет, я читала!»

И вдруг девушку осенило: «Может быть, вам его подать за столик?»

Хотя, скорее всего, и не осенило, а была это естественная реакция.

«Взятку предлагаете? – усмехнулся Павел Иванович, но тут же и смилостивился: «Ладно, несите!»

Отправились мы обратно в зал, а девушка догнала меня и спросила: «Кто это?»

Я, не зная, что отвечать, лишь показал пальцем вверх.

Тут вообще началось – не опишешь в словах! Все забегали, засуетились: паника! Мгновенно приносят бутылку шампанского. Все, как и положено: бутылка салфеткой обернута. Ведь могут же, когда захотят!

Пашка сам шампанское и открыл – по-гусарски. Пробка – в потолок, брызги – в сторону, лампочка – вдребезги. Крик, шум, овации.

Уборщица тут как тут: принялась стекло выметать, выслуживается. Но Пашка лишь зыркнул на нее – и она снова растворилась, как ежик в тумане.

А Пашка шепчет мне на ухо: «Молчите, Иван Александрович! Смеяться будем после представления. Я вошел в роль».

И вдруг все стихло. И тень какая-то нависла над нами, как топор палача.

Медленно поднял я глаза и увидел пожилую женщину в плаще. Зав производством вернулась! И по ее стальному взгляду я сразу понял: такую не проведешь! Она сама провела уже многих ревизоров! Фенита ля комедия!

И вдруг, как сквозь сон, доносится до меня голос Павла Ивановича: «Ба! А вот и вы! Как я догадываюсь, вы и есть та самая неуловимая зав производством?  И где же вы, любезная, гуляете в рабочее время?»

И вдруг вижу: испугалась! Натурально испугалась!

«Сейчас вам контрольное блюдо принесут! Я мигом!»

Принесли нам контрольное блюдо: картошечка, салатик, зеленый горошек. Отведали мы контрольное блюдо: да, это вам не суп без картошки!

«Так, значит, есть все-таки у вас картошка! Но почему вы ее в суп не кладете? Почему такой беспорядок в столовой?» - упрекнул заведующую Пашка.

И после этих слов достал из кармана свой шикарный портмоне. А там всего-то сорок копеек! «Сколько с нас?»

Зав производством стала отнекиваться: нет, нет, ничего!

«Хорошо, - сказал Пашка. – Завтра мы все равно придем к вам с проверкой. С настоящей проверкой! За все и рассчитаемся! До скорой встречи!»

А на выходе снова догнала меня та молоденькая девушка и опять спросила: «Кто это?» - «Это сын лейтенанта Шмидта», - ответил я.

Думаю, долго в столовой гадали, кто такой лейтенант Шмидт и где он работает: в ОБХСС или в санэпидемстанции? Да-а, теперь многие не знают имена героев.

А Пашка спросил у меня: «Ты думаешь, Стружкин, это мелкое жульничество? Нет, сие есть великое искусство! Как говорится, и овцы сыты, и волки целы. То есть наоборот, конечно».

Так что Пашка Башкатов – это голова! Надо же такое придумать!..

И последнее, друзья мои: не думайте, что я все это сочинил! Ни единой буквой не лгу! Поверьте на слово, вы ведь меня уже знаете!..»