О фильме Тело Христово

Людмила Куликова-Хынку
Фильм режиссера Яна Комасы «Тело Христово» (2019) – еще раз подтверждает, что польское кино внесло яркую лепту в историю мирового кинематографа.
Фильм о заповедях Божьих и законах людских.

Исполнитель главной роли – Бартош Беленя.

Сказать, что актер играет хорошо – не сказать ничего. Он буквально проживает жизнь своего 20-летнего героя. Ярко. Эмоционально. Проникновенно.
Даниэль – молодой человек с обычной, ничем не выдающейся внешностью. Если бы не глаза – большие, пристальные, с пронизывающим взглядом. В них - отчаяние и боль. Боль – оттого, что путь к мечте заказан: оступился по молодости, попал в колонию. Мечтал закончить духовную семинарию в Варшаве, а получил срок.  Пережил тоску и муки падшего Адама.
 
Получив разрешение провести день на свободе, Даниэль в колонию не вернулся. Не устоял перед искушением. Искушение – в страстном желании заключенного стать проповедником, нести слово Божье людям. Он одевает сутану и заменяет отлучившегося ксендза. Хотя права не имеет. Внутренние законы личности противопоставляются законам мира. На этом контрасте построена динамика фильма.

У Даниэля - искренне любящее сердце. Оступившийся, но чистый, окунувшийся в мир жестокости, но сохранивший способность сострадать.

Он погрузился в мир провинциального городка, где произошла страшная трагедия, но еще большая беда в том, что люди увязли в зле, не могут простить и похоронить того, кто по неведению стал причиной аварии, унесшей жизни людей.
 Даниэль не растерялся, не стал беспомощным. Убедил в том, что тело христианина надо предать земле. Мэру городка, заявившему, что ему принадлежит власть, «лесопилка и все вокруг»- напомнил, что и сам он, как любой житель городка, -  подвластен Богу.

В нем – сила и слабость. Он познал светлую любовь к Господу и был в плену у темной стихии Эроса. В нем - свет и тьма. Две ипостаси. В одной он – мудрый проповедник, сочувствующий, спокойный, добрый как князь Мышкин. В другой – непредсказуемый, взрывной и дерзкий. Люди влекутся к нему как к свету и отталкиваются как от врага: «не похож на пастора, танцует рок», гоняет на мотоцикле.
Сценарная интрига - в ожидании неизбежного развенчивания героя. Зритель сопереживает. Напряжение растет.

Символична сцена саморазоблачения. Стоя в костеле под Христовым распятием, Даниэль снимает с себя сутану. Перед паствой – обнаженный торс с татуировками на груди.
 Сам небезгрешный, он понимает, что грех требует искупления, а в историю грехопадения вписан Голгофский крест.

Старенький пастор небольшой провинциальной церкви вновь приступил к своим обязанностям. Ровным мягким голосом говорит о людских грехах и слабостях. Прихожане внимают. В храм они ходят регулярно. Впрочем, сам ксендз в доверительной беседе с коллегой сказал, что лишь немногие ходящие в храм веруют. Здесь можно вспомнить слова Оскара Уайльда - «В истины веры верят не потому, что они разумны, а потому, что их часто повторяют».

 20-летний лжепастор не повторял слова заученной молитвы, недостаточно знал литургию, но проникался словом Божьим и доносил до людей. Его импровизированная проповедь завораживала. Без назидания и морализаторства, без осуждения и обличения. Зло и грех исчезали как дым. Высшее бытие побеждало низшее. Происходило то, что верующие называют молитвенным чудом.

Не ясно, выживет ли заключенный после жестокой драки с Даниэлем, будет ли спасена душа героя, любящая и порочная, блуждающая между тьмой и светом… Ясно, что по законам мирским он понесет суровое наказание. 

Ни чистота, ни любовь не спасают от адской жестокости мира. Потому что в нем правят людские законы. А те, кто их выдумал, сами нуждаются в спасении.