Сейчас другое время. И мерило для всего иное.
Не так стучат дожди. Не те ветров порывы.
Резче, холоднее, злее. Всё другое.
Другие дети, лето, и ...кукушки не добрее.
Земля горит, а на душе – змеёй усталость притаилась.
Не гложет, не шипит. Бездушно давит.
Нет радости в пожухлых фото,
Что я на память, очень-очень делала давно.
Там словно жизнь осталась...
Может, правы многие шаманы,
Что запрещают душу оцарапать милым фото.
Да как же так?
Ведь всё не для того задумано, чтоб так...
Чтоб так бежать – споткнуться,
Совсем немного лечь – и умереть.
Постыло, тихо. Незаметно.
...А сколько их таких, на стареньких погостах?
В унылых, умирающих селеньях.
Куда-то шёл. И это – было нужно.
Жил для кого-то. Ждущий то ценил.
ЖИзни дарил, буквально или в переносном смысле слова,
Когда в мир знаний двери приоткрыл.
Работал мирно в поле, или сады растил.
А ныне – то быльё. Совок. Болото. Разве это жизнь?
Все прозябали в нищете? Не знали, что твориться в мире.
Свободы не было. Всех притесняли. И детей гнобили.
Работой в помощь. Чтеньем. И вот ещё… в кружках гноили...
Как быть? С тем согласиться? И забыть, что помню?
Весёлый люд. Библиотеки. Пляж у речки?
Арбуз по пять копеек килограмм. И как до ноября из сЕней их «таскали».
Рыбалку на заре. И этой грустной песни, в предвечерьи, перелив.
Парное молоко. И восхищенье тайнами из книг.
Стара, стара. Что делать? Освободить бы место молодым?
И со своими памятными днями – шагать туда,
куда приличный человек другого не пошлёт?
Ах, это вы оставьте.
Им – жить по своему и я не стану на пути у них.
Меня моя тропа устроит. Да так и будет.
Не понимаю и не жажду поучить.
Но в жизнь мою я тоже грязи не пущу.
Я выбрала себе дорогу. Иду туда, куда иного не пошлёшь.