Заграница мне поможет!
Однажды в одной из газет, которые я по инерции ещё выписывал, прочитал рекламную заметку о том, что в Москве, в клинике академика Фёдорова, можно сделать операцию на глазах и восстановить зрение. У меня была ещё школьная близорукость, поэтому так, на всякий случай, послал заявку, не особенно надеясь на успех. Но оказалось, что я был не прав. Месяца через три ко мне пришло приглашение приехать в Москву на операцию. В те времена лазерная коррекция глаз ещё не применялась, но методика Фёдорова для своего времени была очень прогрессивной. Даже иностранцы рвались в Первопрестольную, чтобы сделать операцию, тем более, что цены были довольно приемлемыми. Естественно, я не мог не использовать выпавший мне шанс. Был февраль, учебный год в разгаре, но это меня не остановило. Я взял на две недели отпуск за свой счёт и в очередной раз решил рвануть в Москву.
А перед этим побывал в Черноморске и, как будто чувствуя, что мне нужны будут рубли, решил поменять на них купоны на руках. Ходить далеко не пришлось. Возле железнодорожного вокзала стояла толпа менял. Все они были почему-то из одной нашей бывшей южной республики. По-моему, из Азербайджана. Курс рубля к купону тогда был 1 к 1,7. Я подошёл к толпе менял и быстро договорился об обмене. Услужливому «азеру» я дал 17 тысяч купоно-карбованцев. Он должен был мне дать 10 тысяч рублей. Меняла дал мне нужную сумму. Я пересчитал. И тут начался цирк – смертельный номер с элементами трагикомизма. Оказалось, что у меня 9500 рублей. Меняла, ни слова не говоря, взял в руки деньги и, вроде бы, добавил к ним ещё 500 рублей, но только мелкими купюрами – достоинством по 50 рублей. Расчёт был, видимо, на то, что я деньги не пересчитаю. Но я снова деньги пересчитал. Оказалось, что тысячные рубли удивительным образом исчезли (я не знал ещё тогда о «заламывании» пачки денег), и у меня на руках остались только мелкие купюры – около тысячи рублей. Я перенервничал. Появилась неприятная дрожь в коленках. Я понимал всю безвыходность моего положения, но решил идти до конца. Менял, а, вернее, кидал, было около десятка. Заступиться за меня было некому, но я готов был даже затеять драку с применением тяжёлого оружия – «кравчучки».
– Не хочешь менять – не надо! Отдай мои деньги! – начал я наступать.
«Азер» начал что-то говорить на своём языке, наверное, ругаясь и злясь, что трюк с рублями не удался. К нему подбежала «группа поддержки». И случилось чудо – злая собака отдала колбасу, рыча, чтобы я больше к ней не подходил. Я с облегчением вздохнул и пошёл прочь. Эту маленькую битву я выиграл без потерь. Можно было считать, что деньги упали мне с неба.
Через пару дней я купил рубли уже на своём рынке, но курс уже был 1 к 2,5, правда, мне удалось набрать мелких купюр по двойному тарифу. Это были рубли и трояки. Рассчитывать на советскую халяву уже не приходилось. Теперь надо было за всё платить, хотя и вспоминалось совковое выражение: «Лечиться даром – даром лечиться».
На новой госгранице никто меня не тряс, не выворачивал карманы и не заставлял заполнять декларации. Не было ещё и загранпаспортов. Действовали полусоюзные отношения. И вот я в Москве. Первым делом я поехал в клинику Фёдорова на обследование. Оказалось, что у меня с годами развился астигматизм. Как мне объяснили, когда я смотрю вверх, мне нужны одни линзы, а когда вниз – другие. Для меня это было очень неприятным открытием. Моя школьная близорукость допрогрессировалась до того, что мне нужны были очки с диоптриями минус три, а теперь выяснилось, что ещё и с двояковыпуклыми линзами. Без очков острота зрения составляла процентов двадцать. Людей я узнавал по походке и по одежде. Лица встречных представляли для меня мутное пятно, и я, проходя рядом, мог не поздороваться. Выхода не было, и я согласился на операцию.