Гримасы рыночной любви. Ромашка глаз не радует

Ярослав Волярский
Ромашка глаз не радует
Меня поселили на пятом этаже в комнате с местными пенсионерами и назначили день операции. Но сидеть, сложа руки, было не в моих принципах. Надо было что-то заработать, чтобы вернуть деньги, потраченные на операцию и дорогу. Борис мне ещё дома объяснил, как найти книжное издательство «Интердайджест», книги которого пользовалось у нас большой популярностью. И я рванул на его поиски. Несмотря на то, что Борис мне дал точный адрес, найти издательство мне долго не удавалось. Как поступили бы все нормальные обыватели, я искал вывеску, но её нигде не было. Пришлось расспрашивать прохожих. К моему большому удивлению, разрекламированное издательство находилось в приспособленном помещении без всякой лишней помпы. Как объяснили мне там, по московским понятиям вывеска – это реклама, а за рекламу надо платить, причём, немалые деньги. Вот и решили здесь сэкономить.
После совкового безкнижия быстро наступил полиграфический ренессанс. Книги в «Интердайджесте» издавались очень красиво – в яркой целлофановой обложке и обязательно с полуголой красоткой. Покупателям это нравилось, и книги шли на «ура». Со временем я понял, что добрая половина из этих ярких изданий – просто пустышки, не заслуживающие внимания настоящего книголюба. Но интернета тогда ещё не было, компьютеров и другой чудо-техники тоже, и «пипл» хавал всё. Я набил две сумки книжной продукцией и отвёз их к родственникам Бориса. Они жили недалеко от Останкино рядом со станцией метро, почти что в центре города. Их трёхкомнатная квартира располагалась на седьмом этаже. В доме был домофон, что было для меня тогда в диковинку. Квартира была хорошо обставлена мебелью и чисто убрана, и напоминала на первый взгляд небольшой музей. Бориным родственникам (дяде и тёте) было уже за семьдесят, но они ещё сохраняли бодрость духа и здравый рассудок. Были ветеранами Великой Отечественной войны и жили неплохо, пользуясь заслуженными льготами и привилегиями. Приняли меня старики хорошо и вкусно накормили. Дядя Бориса пообещал передать мой товар на «родину» через знакомых проводников. Теперь можно было возвращаться в клинику Фёдорова.
В то непростое время операции москвичам-пенсионерам здесь делали бесплатно. Чаще всего им удаляли катаракту и меняли хрусталики на глазах. Для иностранцев был выделен целый этаж. В назначенное время я пришёл на операцию. Она напоминала часть постоянного конвейерного потока. Так, операционные столы располагались в виде ромашки, на которых одновременно проводились запланированные мероприятия. Мне предложили лечь на один из них. Хирург закапал мне один глаз каким-то химическим раствором, скорее всего, он его заморозил и поставил специальные распорки, чтобы я не мог моргать. Надо мной был большой микроскоп. Смотря в него, врач сделал на глазу несколько насечек. Операция прошла очень быстро, заняв несколько минут. Врач сказал, что можно вставать.
– А второй глаз? – спросил я.
– Придёшь завтра, – ответил хирург.
Какое там «завтра»! Несколько дней я вообще боялся дотронуться до прооперированного глаза. Боль была адская. Мне дали специальные капли, и я закапывал глаз каждые два часа, а иногда и чаще. «Хоть бы не ослепнуть», –  думал я. Глаз тяжело было открыть. Когда я всё же открывал его двумя пальцами, всё передо мной было как в мутной воде.