Мне эту историю, короткую и трагическую, рассказал волонтёр, работающий в ковидном отделении. Она произошла буквально на его глазах и потрясла его до глубины души.
Последнее время таких отделений по всем городам России пооткрывали во множестве. Поэтому о каком городе и о каком конкретно отделении идёт речь, особого значения не имеет.
Только лежал там с двухсторонней пневмонией мужчина сорока пяти лет. Привезли из дома по «скорой» с семьюдесятью процентами поражения лёгочной ткани. Обратился не сразу – сначала болел дома, думал, переможется. Обычное, в общем, дело. Рутина для таких отделений. Больной тяжёлый. Кислород низкий. Был сразу после поступления на кислородной поддержке, потом перевели на ИВЛ, но не помогло, и мужчина умер.
Ну, умер – и умер, не один он такой. Больные в отделении тяжёлые, случается, что и умирают. И вот, не успели доложить посмертный эпикриз, как поступает в приёмное отделение той же больницы старушка тоже с двухсторонней пневмонией. «Хорошо, - говорит, - что «скорая» сюда доставила. У меня ведь тут сыночек лечится». При этом начинает рассказывать, что в семье у них «форменный лазарет» - болеет невестка, внук-подросток, она сама вот заболела, но тяжелее всех заболел сыночек – он должен быть тоже здесь, в реанимационном отделении, на аппарате.
И тут врач понимает, что старушкин сыночек – это как раз тот самый мужчина, чей труп только что вывезли из реанимационного отделения, и родным ещё ничего не успели сообщить. А старушка спрашивает, как там дела у её сыночка.
Врач попытался было отговориться тем, что пациентов много, и знать всех он не может, но старушка стала просить: «узнай, сынок, пожалуйста. Я понимаю, у тебя дел много, не до меня, но ты уж найди минуточку. Спроси у своих. Кто там работает, и мне потом скажи, хорошо?»
Ну, что тут будешь делать! И сказать старушке, что её сын умер, язык не поворачивается, и не сказать – как? А состояние тяжёлое, дыхательная недостаточность нарастает, сердце слабое, и стресс – последнее, что ей нужно.
И вот стал этот врач передавать ей «новости» о её сыне. Новости нерадостные. Говорил, что состояние тяжёлое, что ухудшается. Старушка волновалась, но надеялась. И эта надежда удерживала её – тоже очень тяжёлую – на этом свете. Однако, по мере того, как ей становилось лучше, сыну её, по словам доктора, делалось всё хуже и хуже. И вот, наконец, врач сообщил матери, что её сын в агонии и, наконец, что умер.
Морочил он ей голову таким образом целую неделю. Труп мужчины уже успели забрать и похоронить другие родственники. И только на девять дней, когда состояние старушки стабилизировалось и перестало угрожать жизни, ей открыли правду.
Ещё через неделю её выписали на долечивание домой. Она оплакивает сына, но она жива, и у неё есть внуки и любящая её невестка, которые тоже уже поправляются и не оставляют бабушку заботой.
А доктор, который плёл ей небылицы о здоровье её сына, умер. Нет, он не заразился новой коронавирусной инфекцией – у него случился обширный трансмуральный инфаркт с отёком лёгкого. Дома. На работе, говорят, может быть, и спасли бы. Ну а на дом «скорая» в сегодняшних условиях часами добирается. Вот и констатировали «смерть до приезда». Но доктор был уже не очень молод, и сердце у него и раньше болело.