Наконец, дверь открылась.
Но, войдя в тесное, затхлое и почти не освещаемое дневным светом помещение, вместо ожидаемого крепко сложенного и вооружённого преступника он увидел испуганного маленького мальчишку. Тот сидел, сжавшись и дрожа всем телом, в тёмном углу избушки и с нескрываемым ужасом смотрел на него. Лейтенант опустил руку с пистолетом.
- Ты чей? Что тут делаешь?
Из долгих, путаных, то и дело прерывающихся всхлипываниями и слезами объяснений он понял, что перед ним тот самый мальчишка, который исчез год назад из сгоревшего в двух километрах отсюда села. Тогда спасатели долго искали обгоревший труп под завалами, но так ничего и не нашли. А мальчик, оказывается, был во время пожара в лесу… Приходил потом на пепелище, оплакивал родителей. А родители-то ведь у него живы – в райцентре тогда всем погорельцам новые квартиры выделили. Мать его видел он тогда – сидела на чёрном обгоревшем бревне возле бывшего дома, постаревшая враз от горя, прижимала к себе какую-то грязную игрушку и всё повторяла: «Сыночек мой! Родненький!» Потом, в райцентре, долго, говорили, лежала в больнице… А сын-то - вот он, живой! Как же выживал он здесь всё это время? Чем питался? И одежда –то вон вся изодрана!
Лейтенант скинул рюкзак, заботливо уложенный женой, развязал лямки и, порывшись, вынул пакет с бутербродами. Протянул их мальчишке:
- На, поешь! И пойдём со мной – доставлю тебя к родителям, живые они!