- Миха… Ну, сколько можно мучиться? Я пойду с тобой…
- Нет. Сара, я ещё в состоянии самостоятельно вести беседу с доктором… Я сам…
- Но, столько лет всё без толку. Сколько можно ходить и ходить к этим врачам. Если бы эти врачи видели, как ты мучаешься, то возможно они бы по-другому посмотрели на твои жалобы. А, так, что, ты приходишь и просто говоришь, говоришь… А, кто из них знает, как тебе трудно?
- Сара, я сам.
- Я пойду с тобой… Я им все скажу… Я им скажу, обо всём…
- Я скажу всё сам.
- Ты не скажешь, я тебя знаю…
- Сегодня, скажу. Я сам решил сказать…
Сара помогает мужу одеться и Миха выходит из квартиры. Он спускается по лестнице со второго этажа и чувствует, что задыхается и соответственно этому у него возникает убеждённость, что сегодня он поговорит с доктором. Он скажет ему всё, что он
о нём думает. Пусть этот доктор знает, что он… что он…
Миха проходит через скверик. Его обгоняют две старушки. Эти старушки на много старше него, а смотри, как бодро его обогнали. Он смотрит в спину быстро удаляющимся фигурам. Весёлые голоса старушек ещё звенят в его ушах.
Миха бредёт к автобусной остановке. Автобус подкатил и Миха, цепляясь за поручни, поднимается по ступенькам в автобус. На красный свет светофора автобус остановился. Миха смотрит в окно. Перед ним проходят два молодых солдата армии обороны Израиля. У солдат перекинуты через плечо автоматы.
Дым, грохот и полная оторванность ото всех. Они сидят в каком-то углублении… никто не знает, где свои, где чужие… их только десять человек… Их командир куда-то уползает… вернулся… Командир мрачен – они в окружении… У них нет никаких боеприпасов… У них только какие-то допотопные винтовки старого образца и ни одного патрона к ним… все патроны израсходованы… У них… только ножи…
Память Михи делает провал и как вспышка, память высвечивает… молодое лицо врага и его, Михи, взмахи ножом над этим спящим телом, а потом… ещё другой, тоже спящий, какой-то старик. А потом…
Они собирают оружие, патроны в ящиках и все куда-то бегут… Все бегут быстро, Миха чувствует, как у него подкашиваются ноги… Он падает, вскакивает и бежит со всеми…
Теперь у них есть оружие, и они могут продвигаться, но куда? Они даже не знают, где они находятся и кто перед ними и позади них. Они не знают расстановки сил враждующих сторон, но они продвигаются вперёд, как предполагает командир, к своим.
Они встретили группу, таких же, как они, затерянных в водовороте войны за независимость Израиля.
Миха, всегда спокоен. Он тих, не тороплив. Память, о взмахах ножом над человеком, над спящим человеком, сидит прочно в его памяти. Это не преследует его. Это живёт с ним или он живёт с этим.
Автобус мягко подкатил и остановился на остановке. Миха, цепляясь за поручни, выходит из автобуса и движется в направлении поликлиники.
Оплатив 20 шекелей в кассу за визит к доктору, он усаживается на стул и смотрит на экран, где высвечивается номер комнаты и фамилия принимающего в этой комнате доктора. Внизу, под всеми этими сообщениями высвечивается номер очереди пациента.
Миха смотрит на номер очереди на экране и на свой номер. Он удобнее умащивается на стуле – есть время…
Память вновь вернула его к событиям более сорока летней давности. Он там. Он совсем молодой. Он не готов никого убивать, но он там, он со всеми… он на защите…
Миха поднял голову и посмотрел на экран. На экране высвечивался его номер.
Он вошёл в кабинет доктора и подал ему свою карточку. Доктор чиркнул карточкой и защёлкал по клавишам компьютера. На экране высветились колонки номеров удостоверений личности – это пациенты. Доктор щёлкнул по нужному номеру и принялся просматривать страничку.
- Как самочувствие?
- Доктор… Всё… Нет изменений в лучшую сторону… Наоборот…
Доктор что-то говорит… Доктор предлагает попробовать другие таблетки… Выписывает рецепт… Доктор ничего не объясняет, он просто выполняет свою работу. Доктору не о чём говорить с пациентом, ведь пациент всё равно в этом ничего не понимает, как думает доктор.
Доктор может думать что угодно. Доктор может писать в карточку больного что угодно. Доктор ни перед кем не отчитывается за свои действия, ведь это его, доктора личное мнение по поводу болезни пациента.
А, если доктор ошибается, ну, значит, ошибается. Последствиями этой его, доктора, ошибки будут заниматься адвокаты, которые стоят на страже защиты страховки доктора, которую он, доктор, исправно платит.
Миха смотрит на доктора. Берёт рецепт и молча выходит. Он идёт в аптеку и покупает новое лекарство от…
- Ну… Что сказал доктор? – Сара помогает Михе раздеться.
- Вот. Выписал другое лекарство…
- А, что сказал?
- Не знаю… Что я в этом понимаю? Он доктор, ему лучше знать.
- Но ты поговорил с ним? Ты сказал ему всё, что хотел?
- Сказал.
- Я вижу, что ты ему ничего не сказал. В следующий раз я пойду с тобой. Я разберусь с этим доктором. Ты раньше никогда не жаловался и никогда не был так слаб, как последние три года.
- Хорошо, Сара, пойдём вместе.
Миха идёт к диванчику и ложится. Память возвращает его к событиям более сорока летней давности. Миха молчит.
Сдавшие экзамен врачи на получение разрешения на работу в Израиле – ликовали! За этим разрешением стоит их усердный труд, труд в невыносимых условиях жизни.
За этим разрешением стоят тяготы, лишения, безденежье и страстное желание работать по специальности, которую они приобрели такими нечеловеческими усилиями.
Особенно трудно было добиться разрешения на работу врачам из СССР. Кроме знания иврита им создавались всяческие преграды к получению этого заветного листочка, пропуска в жизнь. Эту специальность они не только получили в СССР, но они имеют опыт работы. Дипломы врача, полученные в СССР, были в мире не последними. Качество обучения в медицинских институтах было на высоком уровне, а остальное, опыт и практика. Большинство врачей, приехавших из СССР, обладали высокой квалификацией. Многие были настоящими профессионалами, но были и другие… просто с дипломом врача. И те, и другие были в равных условиях получения заветного пропуска.
Он праздновал. Он праздновал получение заветного пропуска в жизнь – подтверждения его диплома доктора. Он был настроен на работу, как он думал, как никто другой. Он так желал этого, что ничто не могло сравниться, в тот момент, ни с каким другим желанием и вся его личная жизнь была подчинена только одному.
Доктор в кабинете. Очередь пациентов к нему не иссякает, но он не чувствует усталости. Он молод. У него полно сил. Он внимательно выслушивает жалобы, и у него нет страха перед принятием решения.
За окном кабинета доктора жара, а в кабинете прохладно. За окном кабинета доктора льёт долгожданный дождь, а в кабинете доктора тепло.
Жизнь доктора катит вместе с жизнями его пациентов.
Усталость он почувствовал внезапно. Он заметил, что пациенты сидящие в очереди к нему стали его раздражать своими разговорами и криками, что доктор долго принимает пациента, но, войдя в кабинет доктора, крикуны умолкали и занимали внимание доктора столько, сколько им было нужно.
Раздражение нарастало, и доктор подумал о том, что это плохой признак, ведь он хороший доктор, и он понимает не только то, что происходит с пациентами, он понимает и то, что происходит с ним самим.
Он видел своих коллег, которые вечно жалуются на усталость от приёма больных. Эти коллеги раздражены и едва скрывают свою раздражённость ото всех. Он слышал всякие сплетни, которые муссируются в коллективе, но никогда не принимал в них участие. Он видел и понимал всё, и ему не хотелось дожиться до такого состояния.
Доктор хотел оставаться доктором на работе и человеком в личной жизни, но пациент шёл всё раздражённей и капризней.
Доктор публичен. И пусть его не знают все, как знают кинозвезду, но его, доктора, знают многое и это к чему-то обязывает. И однажды, в публичном месте, пациент приветствовал доктора, и доктор услышал, как тот говорит своим спутникам:
- Это мой доктор!
Раньше, доктор никогда не задумывался, что о нём думают или говорят пациенты, но услышав восторженное – Это мой доктор! Он задумался. Он впервые подумал о том, что пациенты разные. Он впервые стал смотреть на больных, как-то иначе, чем раньше.
И доктор установил барьер между собой и больным. Этот барьер был, не зрим для пациента, но он, этот барьер ограждал доктора от не желаемого общения, ведь у него доктора, помимо его прямой работы, есть ещё и инструкции, которые он обязан выполнять. Выполнение этих инструкций проводит жирную черту между доктором и пациентом, и именно эти инструкции работают на разрыв их отношений.
У доктора есть своя личная жизнь. У доктора есть родители, которые нуждаются в уходе. У доктора есть дети, которые тоже иногда болеют. Доктор болеет и сам. И доктор сам на время становится заложником других докторов. У доктора есть жена, а иногда и любовница, о которой внезапно узнаёт жена.
У доктора есть весь набор человеческих чувств.
Доктор, он, прежде всего, просто человек, как все. Но, от того, какие качества человека в нём преобладают, и зависят отношения доктора и пациента, если доктору не нужно применять инструкции для данного пациента. Часто, от доктора зависит человеческая жизнь.
Жара в стране, извещает о том, что лето продолжается. Сара и Миха собираются на очередной приём к доктору. Они не спешат. Они всегда берут время с запасом, чтобы не торопиться.
- Сара… а, ведь мне ещё надо работать и работать… Я даже боюсь думать… если со мной что-то случится, а ты останешься одна… без квартиры… Как ты будешь одна менять все эти съёмы жилья?
- Не думай об этом… Я надеюсь, что найдётся то, что мешает тебе жить…
Миха подходит к Саре и кладёт ей руки на плечи, смотрит в глаза.
- Мы прожили с тобой простую, человеческую жизнь… Мы не смогли купить квартиру. Мы растили детей…
- Миха, у нас хорошие дети. А чего это ты вдруг заговорил обо всём? Что-то тревожит тебя?
- Я теперь всё время думаю о том, как и почему мы остались на старости без своего жилья… Мы ведь с тобой всю жизнь работали… и работаем…
- Миха, так сложилось…
- Но почему так сложилось? Почему? У какого-то мэра или заместителя мера 60 квартир… Ты только подумай 60 квартир… И, никто не спрашивает, где этот мэр или заместитель мэра взял эти миллионы долларов… Государственным служащим запрещено заниматься бизнесом… Сколько квартир в руках других, которые никогда не работали… Что такое происходит, что у нас в стране такие сложности с жильём? Почему не строят маленькие квартиры? Почему? Нам ведь не нужно ни три, ни даже две комнаты… Нам хватит и одной… на двоих…
- Миха не думай об этом.
- Я думаю об этом… сейчас… скоро кончается договор на съём и снова надо искать и снова надо переезжать. У меня нет сил на всё это…
- У меня есть силы, мы потянем…
- Потянем… Сколько ж мы с тобой, просто тянем? Куда тянем? Для чего тянем? Почему тянем?
Миха смотрит в глаза жене.
- Сара, может мы как-то не так жили всю жизнь?
- Не думай об этом. Мы прожили хорошую жизнь. Ты самый лучший отец для наших детей… Ну, нет у нас миллионов, ну, нет… Миха, дело жизни не только в миллионах…
- Дело не в миллионах… дело в том, что у нас нет даже сбережений… Как ты останешься без меня? Как ты будешь одна скитаться по этим съёмным квартирам?
- Да, что ж ты сегодня, только и говоришь об этом. Зачем? Ты что, себя чувствуешь хуже, чем всегда?
Миха отводит взгляд, отходит от жены.
- Пойдём. Миха, ты ничего не забыл?
- Нет.
Они выходят из квартиры и медленно идут на автобусную остановку. Они проходят через сквер. Их обгоняют весёлые старушки.
Сара и Миха подошли в регистратуру, назвав номер своего удостоверения личности, стоят в ожидании, пока работни регистратуры, выдаст им листочек с номером очереди к доктору.
- А, не хотите ли вы подписать документы на то, чтобы прямо с вашего банковского счёта снимались деньги за оплату… Вам не придётся платить наличными каждый раз посещая врача… Это будет делаться автоматически… прямо с вашего счёта в банке… Это очень удобно, если вам понадобятся какие либо другие оплаты.
Сара и Миха смотрят друг на друга. Сара ведёт все домашние и денежные дела семьи.
- Нет. Мы не хотим, чтобы кто-то снимал с нашего счёта в банке, какие угодно выплаты. Мы привыкли оплачивать всё наличными и на месте. Нам так удобно корректировать свои расходы.
Сара и Миха сидят на стульях под кабинетом доктора и посматривают на экран, на котором высвечиваются номера очереди и фамилия доктора. Рядом на стульях сидят другие пациенты.
- А, ты слышал… как нас… вводят в заблуждение…
- Кто?
- Да эти частные страховщики, которые рекламируют свои дополнительные медицинские услуги…
- Какие услуги?
- Да, вот, слышал по радио, что страховые компании, которые занимаются медицинской страховкой зарабатывают 2,5 миллиарда шекелей на том, что мы ничего не понимая в услугах больничных касс покупаем себе их услуги, а часть этих услуг бесплатна! Она входит в корзину предоставляемых больничной кассой услуг. Нас…
- Подожди, я ничего не понимаю…
- А, что ты не понимаешь? У тебя какая карточка?
- Карточка?
- Да, ну какая карточка? Только больничной кассы или ещё и дополнительной платной медицинской страховки?
- У меня есть дополнительная карточка, платной страховки. Мне это сделала жена. Она говорит, что на её работе, все сделали себе такие дополнительные медицинские платные услуги…
- Вот, так ты проверь, за что ты платишь. Может, ты платишь, за то, что уже оплачено и предоставляется корзиной услуг больничной кассы.
- Проверь! Ты что! Как это можно проверить?! Кто знает что положено? Кто знает, что входит в корзину услуг больничной кассы?! Кто?!
- Так вот в этом и всё дело! Никто не знает, что нам положено в этой медицинской корзине услуг больничных касс предоставляемых государством.
Мужчины, сидящие на стульях рядом с Сарой и Михой, переглянулись. Они вытащили свои карточки. У одного, оказалась даже платиновая. Мужчины разглядывают свои магнитно-электронные карточки. Внезапно оба рассмеялись.
- Так тут ничего не написано!
Народ подтянулся к беседе. Народ достал свои магнитно-электронные карточки. Народ вертит карточки в руках и удивлённо посматривает друг на друга.
- А, у меня нет никаких этих ваших электронных карточек! Эти карточки только для того, чтобы сдирать со счёта каждый месяц деньги… а как дойдёт до дела… так побегаешь за всеми и ещё будешь просить всех страховщиков об этих их услугах… Это всё… какой-то лохотрон!
Все посмотрели на русского старика, который плохо говорил на иврите и поэтому никто не понял многих слов, а особенно слова лохотрон. Они произносили это слово и поглядывали друг на друга.
- Я тут не верю никому… всё обман…
Израильтяне с гордым видом отвернулись от старика. Старик не унимается.
- Я тут столько всего увидел. Так, что вы тут не размахивайте своими карточками… Придёт время и весь обман вылезет наружу… а денежки то уже ушли в чужой карман… А, дочка, я правильно говорю? – Старик повернулся к женщине с виду похожей на советских граждан.
Женщина с виду похожая на советских граждан, кивнула.
- Я тоже, здесь не верю никому. У меня нет этих карточек, которыми все размахивают. - Женщина говорит на русском языке и обращается только к старику.- Мало этих банковских карточек, которые всем создают столько проблем, так ещё придумали какие-то дополнительные медицинские карточки. Да, я верю, что придёт время и всё вылезет наружу.
- Вот, дочка, такого в СССР никогда не было. Мы всегда обо всём знали, что нам можно, что нельзя… - Старик подмигнул женщине. – Я верно говорю?
Женщина улыбнулась старику.
- Верно. Всё верно. Если нам что-то надо было от кого-то, в том числе от доктора, то… мы всегда давали на лапу… но, лично в руки и по мере надобности. А, чтобы вот так кто-то распоряжался нашими деньгами… такого никогда бы никто не допустил. Наши денежки, на счету сберкассы охранялись государством и никогда никто не украл со счёта ни одной копейки.
- Вот и я про это… А, все только и говорят о Сталинских временах. Никто не хочет говорить о том, что всё таки советская власть дала всем бесплатное образование и жильё, работу. Моя семья тоже пострадала от тех, сталинских времён, но мы то потом уже жили по-другому. И, всё у нас было…
- Эй! У кого 25-й номер?
Старик посмотрел на свой номер и поднялся.
- Это мой номер…
Израильтяне зашумели на старика, что он задерживает очередь.
Сара и Миха сидели притихшие. Они внимательно слушали разговоры о дополнительной медицинской страховке. У них нет никаких дополнительных страховок, кроме обязательной медицинской страховки. Их это всё не касается, но то, что и как происходит, их удивило. Они посматривали друг на друга и внезапно улыбнулись друг другу.
- Сара, ты знала об этих частных страховках?
- Да. Это уже не первый год…
- Ты об этом думала?
- Да, но я подумала о том, что неизвестно за что надо платить дополнительные деньги… Я видела эти договоры с частными страховщиками у сотрудниц, но ничего там в них не поняла, а раз не поняла так и платить неизвестно за что, не согласна.
- Сара. Я ничего в этом совсем не понимаю.
- Тебе не надо думать об этом…
- Сара, я не знаю, кого мне благодарить за то, что у меня такая умная жена. Чтобы я без тебя делал?
- А, чтобы я без тебя делала?
- У кого 32-й номер?
Сара и Миха переглянулись, посмотрели на свой номерок, и пошли в кабинет доктора.
Они вышли из кабинета доктора. Молча прошли к лифту. Спустились, миновали регистратуру, даже не посмотрев в её сторону и вышли на улицу.
Миха взял Сару за руку и посмотрел на неё. Сара повернулась к нему лицом. Она всматривалась в лицо мужа и взгляд её выражал печаль.
- Сара, я больше никогда не буду ходить к врачам... Это всё бесполезно...
- Миха... - Сара хотела сказать, что она его понимает, что это его выбор, но промолчала, лишь опустив взгляд.
- Сара, понимаешь, может другие и могут с этим жить, а я... я не смог. Понимаешь, я не смог с этим смириться. Тогда, я ведь убил человека...
- Миха, была война...
Миха смотрел Саре в глаза. Внезапно его взгляд загорелся огнём. Сара встрепетнулась.
- Я вот... ко мне внезапно пришла мысль... А, эти, сегодняшние войны... войны, которые длятся без перерыва... Как они калечат души солдат... Не может быть, чтобы все очерствели, чтобы всем было наплевать на человеческие жизни.
Они стоят на тротуаре у входа в поликлинику и смотрят друг другу в глаза. Они молчат. Они понимают друг друга без слов.
Миха сжал руку Саре.
- Спасибо тебе за понимание... Спасибо тебе за всё...
Впервые за долгие годы жизни с памятью о том взмахе ножа над спящим, пусть и врагом, по щеке Михи покатилась слеза. Он внезапно почувствовал облегчение.
Сара обняла мужа.
- Мы справимся. Мы обязательно справимся.
Миха улыбался жене. Он впервые поверил, что теперь всё будет по-другому и он справится.