«На полотнище пыли виднелись следы: один волчий, редкий и разлапистый, другой – косыми полосами кромсавший дорогу – след трактора...»
Михаил Шолохов
Героем «Севастопольских рассказов» Льва Толстого, как считал сам автор, была правда. Анатолий Калинин не изменяет этой традиции классических предшественников: авторов «Войны и мира», «Тихого Дона», и в своей небольшой повести «Эхо войны» говорит о самом главном в им переживаемом моменте бытования.
Данное произведение впервые было опубликовано в 1963 году в журнале «Огонёк», когда войну уже не знало целое поколение юношества, вступающего в сознательную жизнь. Но в связи с этим ли проявилось беспокойство чуткого сердца писателя, что пришлось обращаться к эху самых беспощадных годин? Нет! И ещё раз - нет! Ведь время реальной действительности у Анатолия Вениаминовича обозначено чётко и ясно, хотя и не напрямую – в лоб. В 1941 году Варваре Табунщиковой было десять лет. Восемнадцатилетней она вышла замуж за Дмитрия Кравцова. И семейная счастливая жизнь молодой пары протекала десять лет, пока их лодка не наткнулась на риф прошлого.
Случилось это осенью 1959 года, что очень важно для понимания глубинной сути данного произведения совестливого писателя тогдашней современности.
Эхо войны было такой силы, что поразило до удивления ближайшего соседа, с собственного «я» которого и пошёл разбег повествования. Ведь на хуторе всем было известно об удачном замужестве Ольги Табунщиковой за «хорошего парня». И жила молодая семья «на редкость хорошо, дружно»: жила так, что «все в хуторе веселели, глядя на такую пару».
И вдруг ранним воскресным утром всё перевернулось! Пьяный Дмитрий, который был примером для своего совхоза и не злоупотреблял «за воротник», избил свою жену. Избил так, что на её груди остались кровоподтёки. И она, доверившись соседу, у которого единственного на хуторе был телефон, чтобы позвонить в милицию, распахнула кофточку и показала следы побоев.
Такой уровень доверия требовался автору, чтобы и сам читатель поверил ему и проникся не только рассказом о шлейфе прошлого родовой ветви Табунщиковой, но и теми сомнениями, которые одолевают его, как современника грандиозных событий переживаемого момента.
Ведь, согласитесь, Ольга не могла в своей правде довериться, например, старому матросу на причале, который за шестьдесят лет на берегу поверхностно, за счёт встреч, знал каждого в округе. Ведь требовались не сами знания, как таковые, а инструмент конкретной помощи, чтобы получить в семье защиту. Не могла она довериться и сторожу колхозного виноградного сада Сулину, который перенёс нечеловеческие испытания в фашистском концлагере и по этой причине не стремился к объективности, отнёся убийство двух русских разведчиков на счёт гитлеровцев, хотя это было далеко не так.
В любом случае для подобной роли, как для Ольги, так и для Анатолия Калинина, подходил сосед Табунщиковых, который, так сказать, был центром происходящих событий, и которому с большей долей основания можно было доверять. Поэтому больше в дальнейшем повествовании и не проявляется круто собственное «я», и события прошлого излагаются в основном от третьего лица.
И это тоже элемент правды. Ведь основных свидетелей как таковых не осталось в живых, и можно лишь опираться на уровень доверия к фокусу имеющихся воспоминаний или бытовых разговоров о войне и местных злодеяниях во время её.
Интересен и сам единственный обладатель телефона в поселении. Автор не сообщает, как он заполучил подобную привилегию, но она, в какой-то мере роднит его с единоличницей Варварой Табунщиковой, которая поближе к весне становилась винной монополисткой не только на хуторе, но и в округе.
Владелец же телефона по своему внутреннему состоянию Души добрый человек: он с безропотной покорностью в любое время готов предоставить телефонную услугу каждому своему селянину, потому что каждого из них считает своим соседом.
Но у него семья, а вот здесь не всё так просто. В иные моменты этот «зверь на стене», когда им пользуются в отсутствии хозяина, вместе с лаем «по целым дням» Волчка, может подвести чуть ли не к ультиматуму со стороны жены и разводу…
Подобного рода накал и в семье Ольги Табунщиковой, которая, хотя и вышла замуж, но, видимо, по настоянию домостроевской матери (она всё своё хозяйство однозначно решала ещё во время войны передать в наследство единственной дочери, а не сыновьям-полицаям) сохранила фамилию отца своего, бывшего кулака, погибшего на лесоповале.
Правда, у Ольги всё гораздо трагичнее. Мать, выдавшая русского разведчика, парализована и требует за собой ухода. Дочь по человеческим меркам не может оставить её, а вот муж, над которым насмехаются его друзья по работе, оказался слабохарактерным и по идеологическим меркам по иную сторону баррикад. После того, как ему сделали внушение в милиции, он стал в газетах отыскивать материалы о поимке предателей Родины и наказании бывших пособников фашистов и вслух их читать в присутствии жены и тёщи, как бы внося свою лепту в это праведное дело победителей чёрной чумы.
А ведь ещё недавно он любил Ольгу, и она любила Дмитрия. И нет никакой её вины в том, что творили её братья-полицаи вместе с матерью. Тогда ей было всего двенадцать лет, но война тяжким бременем легла и на её плечи. И этот шлейф докатился до того, что из глубин её Души стало подниматься что-то страшное и, «она содрогалась от своих мыслей».
Слово «зверь» появилось в первом абзаце повествования, и проходит оно до самых последних страниц. Правда, если вначале им был назван прибор научно-технического прогресса, то в дальнейшем нам рисуются картины злодеяний животных о двух ногах.
Это и хозяева нового порядка, фашисты, которые используют достижения науки для массового уничтожения людей иных рас, запросто отстреливают собак в поселениях, охотятся за красивыми мордашками, «не считаясь с тем, что она ещё ребёнок, ни с тем, что «оба брата её служат в полиции» и даже водят знакомство с комендантом Герцем.
Это и те, кому легко живётся при любой власти, потому что они «умеют жить», являясь хозяевами-собственниками, крепкими хозяевами для власти беспощаднейших эксплуататоров. Вот почему через всю повесть проходит история Варвары Табунщиковой вместе с её близкой родословной, которая своими корнями уходит в не столь и далёкую дореволюционную Россию, в эпоху романовских преобразований по американскому методу, как в романе Евгения Осокина «Судьбы людские», издавшегося годом позже, история Апулькина.
Это и сами братья Табунщиковы вместе с матерью. Ведь это она ни за что, ни про что двинула локтем между глаз фельдшеру, обозначив тем, что сексуальные игры закончены. Это её старший сын Павел, убил двух разведчиков, а затем из пулемёта косил и косил русских, прикрывая бегство фашистов. Это оба брата, Павел и Жорка, выволокли мёртвое тело Алексея-разведчика в сады и там «Изрубили его полицейскими шашками так, что потом нечего было и хоронить». Вот до какого зверства опускались хозяева новой жизни и их пособники!
В связи с этим, как не вспомнить повесть Лидии Сейфуллиной «Перегной»! Как не вспомнить то, что во второй половине девятнадцатого века русский классик Глеб Иванович Успенский бил во все колокола о том, что в русской общине появился кулак, а в нынешнем наименовании - перекупщик!..
И вот с этим вот багажом кремлёвские власти собрались за двадцать лет построить коммунизм в отдельно взятой стране с идеологическим названием Советский Союз!
Ни на йоту не солгал Анатолий Калинин и в показе противоположной, так сказать исторически справедливой стороны. Ведь это самоуверенный командир разведки допустил промах, не выставив дозорного, о котором намекнул его младший братишка, и тем самым не только допустил провал цели проводимой операции., но и гибель половины своей группы, включая и Алексея-брата.
Другой его писатель-современник, Евгений Осокин, в повести «В семнадцать мальчишеских лет» тоже отходит от ура-патриотической показухи и правдиво показывает молодых солдат своего военного поколения, которые силой сложившихся обстоятельств были вырваны из стен школы, из своей ещё отроческой среды в суровые будни армейской среды.
Всё это потому, что советский народ, хотя и готовился к войне перед лицом надвигающейся угрозы, но фактически не имел того богатого военного опыта, покорения народов Европы гитлеровской военной машины. Не имел он опыта и в построении справедливого социального государства, о котором мечтали русские крестьяне ещё в восемнадцатом веке, создавая русскую общину особого рода.
Поэтому и звучит аккордом надежды последняя констатация повествования: «Другой дороги здесь нет»: в том маленьком мирке маленького хутора, в котором помнят фамилию полюбовницы Жорки Табунщикова, но не знают фамилии того, кто освобождал их поселение. И только старая мать, которая шестнадцать лет искала место гибели своих сыновей, находит их могилки и поселяется рядышком, чтобы нести свою память новой молодой генерации жизни. Ведь корни прошлого, каким бы оно не было, питают правдой настоящее!
ПРИМЕЧАНИЕ:
Калинин Анатолий Вениаминович "Эхо войны". Повестью. - Собрание сочинений в четырёх томах. Том первый. Редактор С.В. Музыченко. Москва. "Советская Россия", 1982 год, двести девяносто октавная-триста шестьдесят вторая страницы.