У моей бабушки было неисчислимое количество родственников. У ее мамы, моей прабабушки, было шесть сестер, и у каждой по трое-пятеро детей. Старшая же сестра воспитывала их аж восемнадцать…
Став взрослыми, бабушкины кузины и кузены обросли семьями, но все они не теряли с ней связи, любили и уважали, считаясь с ее мнением, и регулярно навещали. Почти ежедневно в бабушкином доме были гости, не говоря уже о праздниках. Так было до войны с фашистами, а после нее, хотя ряды родственников изрядно поредели, все продолжилось по-прежнему.
Частенько гости приходили не только навестить, но и за советом и помощью, в которой бабушка никогда не отказывала. Не раз бывало, просили выручить деньгами, и бабушка, не имея лишних средств, одалживала у кого-нибудь, считая своим долгом выручить просящего. А если ей говорили: - «Зачем лезешь в долги, ведь они сами могли это сделать?», она отвечала: - «В протянутую руку нельзя класть камень. Я отказать не могу, и вам так делать не советую. Просьбу о помощи следует уважить!»
Как-то к ней, ища совета, пришла одна из кузин, взволнованная необычным происшествием, случившимся с нею. Пару дней назад, она ехала с базара в переполненном трамвае, а, вернувшись домой, обнаружила в корзине пропажу кошелька. Кроме оставшихся в нем нескольких рублей и мелочи, там была главная ее ценность: единственная фотография сына, погибшего на фронте. Анна хорошо помнила, как, покупая в трамвае билет, потом засунула кошелек поглубже в корзину. И теперь, разбирая ее содержимое, надеялась, что он затерялся где-то на дне под россыпью «антоновки». Под яблоками его не оказалось, зато выпало, непонятно откуда взявшееся, кольцо… Перед нею лежал большого размера перстень из червонного золота с печаткой, на которой был оттиснут витиеватый вензель.
- Ты, сестрица, не можешь себе представить, что я испытала, увидав такое! – говорила Анна. – Ну, зачем он мне, и тысячу подобных, если пропало единственное, что осталось от моего бедного сыночка! Очевидно, воришка, увидав, как я положила кошелек в корзину, полез туда, и, шуруя, второпях сорвал с пальца кольцо, наверно, тоже украденное. Вера, дочь, посоветовала дать объявление в газету: «Нашедшего кошелек просьба вернуть за вознаграждение кольцом». Но потом мы решили, что, скорее всего, вор газет не читает, да и неизвестно, с какими проблемами столкнемся, связавшись с лихим человеком. К тому же старый и ненужный ему кошелек похититель наверняка сразу выбросил… Как мне быть с этим кольцом, дорогая, не знаю… Вера и ее муж предложили сделать из него коронку, или, на худой конец, отнести кольцо в скупку. Будет хоть какая польза от него. А я - категорически против. Зачем мне эти грязные деньги? Ведь кольцо, без сомнения, краденое. Бог с ним... Золотые зубы, эти фиксы молодым тоже ни к чему – сомнительная красота. Что ты мне, родная, посоветуешь? Быть может, выбросить его? Пусть нашедший над перстнем голову ломает, а нам дармовая прибыль не нужна! Дети подняли меня на смех, а я поступлю так, как ты скажешь.
Бабушка в ответ рассмеялась:
- Ты меня, Нюся, наверно, приняла за царя Соломона! Но ты права, это кольцо – чужое, а чужое руки жжет и добра не несет. Так что, отнеси-ка его в стол находок. Может, отыщется настоящий хозяин…
Когда довольная советом Анна ушла, бабушка сказала:
- Мне нравится ее похвальное трезвомыслие.
И бабушка припомнила другой случай с нашими киевскими близкими - Лорой и Игорем.
Это случилось гораздо раньше, кажется, в сорок восьмом году. На имя Лоры пришла повестка явиться на Ирининскую, в здание МГБ Украины, в такой-то кабинет. Что это означало – никто не знал, но ничего хорошего не предвещало уж точно.
Шестидесятивосьмилетняя Лора давно не работала, болтливой не была, и за собой никаких грехов не ведала, как и ее муж, семидесятичетырехлетний Игорь, все еще трудившийся штамповщиком на механическом заводе. Дочь их Бэлла была судьей арбитража. Вроде и не к чему придраться, но на душе у всех стало очень неспокойно.
А вдруг это касается их сына, без вести пропавшего на фронте, – подумали они.
– «Боже, может, он жив!» – только и повторяла Лора, поверившая в эту идею, и не знавшая, как дождаться назначенного времени.
Полные волнений, супруги пришли на Ирининскую, к зданию с мрачной славой - месту пыток и расстрелов киевлян (и не только) с конца тридцатых. Игоря не пустили, а Лора на дрожащих, непослушных ногах еле зашла в указанный кабинет.
Вопрос, сходу заданный ей серьезным военным с непроницаемым лицом, удивил:
- Скажите, кто из ваших родственников живет в Америке?
- Никого у нас там нет! – отрезала Лора, помня наставления мужа: все отрицать и ничего не подписывать, – как бы не навредить дочери…
И действительно, у нее из родных и близких в живых никого уже и здесь почти не осталось. Правда, Лора помнила, что один из братьев отца давно, еще в царское время, эмигрировал в поисках счастья не то в Канаду, не то в Бразилию, и там пропал.
- Но, все же, гражданка, припомните! – с нажимом сказал следователь. - Может, были родные в Соединенных Штатах?
- Нет у нас там никаких родственников! И не нужны они нам! – словно заученную фразу несколько раз повторила Лора.
Сотрудник госбезопасности вышел из-за стола, сел на стол рядом с допрашиваемой и взял доверительный тон:
- А жаль, уважаемый товарищ. Инюрколлегия, разыскивая наследников умершего не так давно в Америке миллионера, уверена, что это именно ваш родственник!
Выдохнув с облегчением – значит, в живых заграницей точно уже никого нет, - Лора призналась:
- У отца моего был брат, уехавший еще до революции куда-то на край света, уж не знаю куда. Но он пропал, ни единой весточки отец не получил. Думали, давно нет в живых…
Военный вернулся на свое место, но не сел, а стоя, чеканя каждое слово, доложил:
- На основании розыскных действий инюрколлегии сообщаю: вы являетесь единственной наследницей умершего в США (далее следовало имя и дата смерти ее покойного дяди). Наследство состоит из табачной фабрики, трех домов, акций и сбережений в банках, в совокупности составляя миллионы долларов! – он поднес к глазам собеседницы листок с подчеркнутой цифрой, от вида которой Лоре стало нехорошо. - С этого дня, - продолжил следователь, - подписав соответствующие документы, вы становитесь – тут, как ей показалось, он недобро и с ехидцей усмехнулся, - миллионершей!
Лора все это слушала, находясь словно в тумане. Какое наследство, какие миллионы? Она, в Советском Союзе, – миллионерша? Это звучало, как насмешка. Быть вечно на подозрении, кожей чувствовать осуждение, зависть и недоброжелательство окружающих, не спать ночами – зачем? Да и у дочери на работе, несомненно, сразу начнутся осложнения…
- Я подписывать ничего не стану! Мне этого добра не надо! – категорически заявила Лора, вытирая проступивший на лбу пот.
- Так вы отказываетесь от наследства? – спросил военный совсем другим, словно осипшим голосом.
- Конечно! Ну, зачем мне такая головная боль?
- Вы могли бы не отказываться, а подарить наследство нашей стране… - предложил следователь. – Ведь на эти деньги можно построить школы и детские сады… Подумайте, посоветуйтесь дома. Спешить не надо.
- Мне незачем думать! Я согласна! – с облегчением выпалила Лора.
- В таком случае, дорогой товарищ, - торжественно произнес военный, поднявшись, и оправив китель, - подпишите документы о принятии наследства и последующем дарении его нашему советскому государству!
Лора, ни секунды не колеблясь, подмахнула все бумаги.
…Выйдя из жуткого здания, она с наслаждением глотнула свежего воздуха, почувствовав, как неимоверный груз спал с души.
Издергавшийся от тяжких предчувствий супруг, наконец, ее дождавшись, бросился навстречу:
- Ну, что там?
- Ничего. Я стала экс-миллионерша! – рассмеялась Лора.
Глаза Игоря расширились: неужели жена свихнулась от треволнений?
- Боже, что с тобой? – крикнул он так громко, что прохожие обернулись на пожилую пару.
Когда Лора все рассказала, Игорь с радостью одобрил:
- Молодец, умница! Нужны нам их доллары! Что бы мы с ними делали?
- Скорее всего, боялись бы днем и ночью, что их украдут. Или, что вернее, конфискуют, а нас посадят. А так спокойнее - как жили, так и будем жить! Может, где-то за границей богатство и благо, но тут шальные деньги до добра не доведут! - подытожила Лора.
С тех пор близкие стали ее звать не иначе, как «наша миллионщица».
А бабушка, вспомнившая этот эпизод, подтвердила:
- Лора была права. И, что главное, – приятно сознавать, что наши родственницы, и Аня, и Лора, не поддались алчности, соблазну легких денег, а проявили мудрое благоразумие. Не всякий способен на такое! – тут бабушка улыбнулась и добавила: - Думаю, кое-кто, узнав об отказе от богатства, наверняка обозвал бы несостоявшуюся наследницу законченной, патентованной дурой. Но, спокойствие семьи и души дороже денег.