Луцфу Зойфель, старый еврей с полубритой макушкой, вздрогнул, оторвавшись от губ странной женщины, и с испугом подумал.
“Но это невозможно...это все равно что я бы поцеловал свое домашнее животное, вернее животное поцеловало бы меня...дома меня за такое бы выдрали на партсобрании, как сидорову козу!”
Зеленоглазая Тратина с нежностью смотрела на своего вынужденного кавалера, не скрывая теплых сердец, коих у нее было три. Каждое билось с разным ритмом, но пело одну песнь.
“В душе моей, как песнь Забвения, вдруг раздается властный звон. Что есть бытия столпотворение, когда двух душ объединение, словИтся насквозь через Путь...”
Прошептала пришелица, и руки ее обвились вокруг поношенного пиджака ученого.
“Пеллетень Йогс..., величайший поэт космоса! откуда ты знаешь мои любимые строки?”
Оцепенело, скованный в странном объятии, больше напоминающем захват борца, спросил Тратину землянин, опустив глаза в пол. Он не верил. На Земле, в далеком, порожденном пылью прошлого Млечном Пути, среди подобных ему существ, старикам не было места. Любовь, окрыленная лишь однажды, просилась в душу молодым, а отжившая свое деревянная, сухая часть человечества уныло дожидалась своей кончины под тенистыми кронами библиотечных плит.
“Милый мой Луцфу, не забывай, что мы, в отличие от вас, сохранили сквозь время способность читать мысли”.
Тугое по-змеиному лягушачье лицо с острой кожей чешуйчатых пластин вновь приблизилось к зардевшемуся Луцфу Зойфелю и он, сам того не понимая, вдруг ощутил приорно-сладкий вкус губ существа. Второй поцелуй вполе показался ему человеческим. Слегка выпуклые, озорные глаза Тратины, словно прищур беззрачкового взгляда воробья, тихо смотрели на согбенного под тяжестью могучей плоти человека. Да, звездная женщина несомненно была больше и сильнее хрупкого деда, едва стоящего на ногах. Но был, был у Луцфу Зойфеля порох в пороховницах!
Оцепенение прошло так же внезапно, как и появилось. Отчего-то воодушевленный преподаватель Университета Дружбы Межзвездных Народов забыл на время положенные ему по долгу командировочной службы тревоги и, рассмеявшись, распахнув двери, ступил в пылающий уютным светом и озорной музыкой Игровой Зал.
***
В Игровом Зале было шумно и, что самое важное, - весело. В просторном помещении, отдаленно напоминающем неострому человеческому взгляду самолетный ангар, не было ни намека на творящееся за просторами космического корабля безумство. Лишь изредка легкие толчки, сопровождаемые качкой, давали Луцфу Зойфелю понять, что рассерженный на его бесцеремонные действия Дух Космоса старается сурово наказать глупого старика за неприятную для его любимой жены, детей и внуков интрижку.
Тем временем зеленокожая Тратина, в прошлом лучшая студентка, отменный научный работник и гордость Советской Академии Наук, неспеша провела своего возлюбленного сквозь ряды заполненных до отказа пассажирами всех мастей столов, остановившись напротив аккуратного местечка в углу, рядом со сценой. Не успел старый профессор усесться на странный стул на треугольной ножке, как из ниоткуда в воздухе появились танцующие странный танец музыканты.
Разнопланетяне ворочали руками из стороны в сторону, поднимали ноги и, притоптывая, по очереди трогали вращающийся вокруг своей оси серебристый шар. Присутствующие в зале члены команды корабля сразу же забыли о странном посетителе и принялись подпевать, а то и слегка отплясывать.
Уши Луцфу Зойфеля не понимали ничегошеньки, но загадочная музыка была ему приятна.
“O-U: O-U: O-U: Oo-o-o-o, tek-kik u’mn-e gaz! Uulu Uulu, nnnnnnnnemm-e la’kaba. Tj’e Tj’e, ntzotj’ pek’!”
По-слоновьи мощный певец в странном одеянии цвета морской волны, приложил к торчащей в плоском лице дыре острую палочку и мелодично запел. Глаз у певца не было, но отплясывал он так, что любой землянский чемпион по стендовой стрельбе сел бы от удивления. Коллеги удивительного артиста ничем не уступали своему собрату в оригинальности исполнения арт программы. Они неистово шевелили ушами, щелкали зубами и даже водили из стороны в сторону пушистыми носами. Все это сопровождалось переменчивым сиянием инструментального шара, выводившего из себя разноцветные холмики молчаливого музсопровождения.
“Почему она поцеловала меня?”
Подумал Луцфу Зойфель, и Тратина тут же ответила ему не заманчиво, без тени былой загадочности на крестьянско-сельском лице.
“Я всегда была влюблена в тебя, с самой первой встречи”.
Непостижимая музыка вновь врезала профессору по ушам, словно земной оркестр. Он был поражен, сконфужен, но еще больше расстроен. Только тогда до блистающего академической карьерой ума дошла необычайная простота, с естественностью которой не мог сравниться ни один объект в обитаемой мыслями вселенной. Разнопланетянка повела себя совершенно так, как повела бы себя любая женщина на родной Луцфу Зойфелю планете Земля. Она соблазнила его. Старый профессор вдруг почувствовал себя паршиво. Он не знал, что вызвало ощущение скрученного осколка, штопором въевшегося в душу: понимание того, что дома его ждет семья, или же беспардонное поведение пришелицы.
“Обмануть меня...посадить в чертов корабль...рискнуть своей репутацией, ввязаться в черт знает что...”
“Стой!”
Крикнула Тратина вслед стремительно уходящему от нее сквозь тени танцующих разнопланетян землянину.
***
Луцфу Зойфель взбежал по лестнице и уверенно направился по коридору в сторону кабины пилота. Он оттолкнул диспетчера орудийной башни, огромного, шерстистого слепого крота-дегепака, и крикнул.
“Сейчас же возвращайте меня домой!”
Капитан Зрэк оторвался от контролирующих звездолет приборов и медленно развернулся в мягком желеобразном кресле.
“Домой...? Нельзя”.
Медленно, лениво, смакуя каждое человеческое слово отрезал разнопланетянин.
“Как это нельзя! - Возмутился профессор Зойфель, - меня сюда посадили против моей воли, обманули, а теперь и домой мне нельзя?! Это что же это такое, возмутительно! Мало того, что...”
Капитан бесстрастно выслушал пулеметную очередь человеческого гнева, а затем спокойно сказал своему помощнику.
“Salje ekto”. [Выстави его вон]
Диспетчер орудийной башни схватил сопротивляющегося землянина в охапку, вежливо сжал нежной хваткой (способной в иных случаях переломить пополам железный брус) и доставил в каюту, предусмотрительно заперев дверь снаружи. Луцфу Зойфель с нечеловеческим рычанием, пораженный наглостью и бесцеремонным обращением, бросился на тяжелую преграду, но в последний момент что-то лопнуло в его душе, и несчастный старик, остановившись на полпути, горько заплакал, опустившись на холодный пол. Именно в этот момент Цецеллина, резко качнувшись вперед, пошла на снижение.
***
Домой. Нельзя. Тяжелый маммуллоедский снаряд пронесся мимо орудийной батареи пятого полка межзвездного подразделения Красной Армии, ударившись в укрепление. Тяжелые стены дота сдержали самодельную бомбу, и люди, управляющие единственным оплотом человечества в чужом и враждебном мире, остались живы.
“Ответный огонь, наводчик, цельсь, пли!”
Командир гаркнул приказ, и скрипящая гаубица рыгнула в предрассветный мрак чью-то верную смерть. Через некоторое время обмен любезностями повторился. Упрямые Шахтеры не хотели сдаваться. Более того, вдобавок к быстро распространившейся по планете партизанской войне они захватили в плен несколько десятков советских граждан, прибвыших на Мьюг с мирными намерениями.
Солдаты Советской Армии не хотели воевать с братьями по разуму, в рядах, стройных колоннах неуклюжих пуленепробиваемых планетоходов, выкрашенных зеленой краской, каждый день грозила начаться смута. Нескольких дезертиров скрытные, словно веники в полумраке сеней, агенты КГБ уже отмели домой, предварительно окатив с ног до головы выговором с презрением.
Обе стороны, люди и нативные жители планеты, не хотели сдаваться, но на обеих сторонах в то же время таился, прикрываясь искристыми лозунгами, страх погибели. Никому не хотелось умирать за воздуховращающиеся глупости и ложные истины.
Командир Пятого Полка Гнуссий Мраморнецский почесал щетину и нахмурился. Проклятая борода росла с каждым днем, норовясь завести в своих недрах чужеродных жителей холодной планеты. После того, как очередной снаряд, метеоритом пролетев тысячи километров, бухнулся где-то в далеких лесах, ветеран отошел от наблюдательного поста и закурил трубку. Служка тотчас же поднес крепкого чаю, и Гнуссий по-родительски мягко, с улыбкой, благодарственно похлопал юного солдатенка по плечу.
“Молодчина, так держать!”
Солдатенок с улыбкой, полной по-глупости слепого энтузиазма, смешанного с подчинением и верностью Великим Идеям Партии, крикнул: “СЛУЖУ ОТЕЧЕСТВУ!”, отдал честь и засверкал пятками в направлении огромного рва, в котором сидели тысячи и тысячи жаждущих еды и теплого питья бойцов.
Гнуссий Мраморнецский никому никогда не говорил о том, почему толстяки-фрачники из Московского Политбюро решили поиграть с огнем, развязав секретную войну, операцию по захвату обширных масс территории планеты. Мысль об абсурдности конфликта, движимого непреодолимой, экспансивной жаждой власти, не давала командующему войсками покоя. День и ночь сверкающий медалями тертый калач думал о том, скольких жизней стоила ему каждая награда и партийное снисхождение. Командир Пятого Полка всегда стремился быть на передовой. В пылу битвы, одухотворенный рефлексами и пышащей, словно вулкан, жаждой сражения, он не думал о том, какова будет расплата за совершенные злодеяния.
Чай вместе с перерывом подошел к концу. Бросив пустой стаканчик на землю, Гнуссий Мраморнецский, с облегчением вернулся на пост. Где его уже ожидал обещанный посланец-связист. Долгоногий, смертельно тощий, сгорбленный под тяжестью антенной машины лейтенант, задыхаясь передал своему начальнику импульсно-электрическую телеграмму.
Вздрогнув от внезапно начавшейся каннонады, Командир распечатал послание и склонил голову над листком бумаги. С каждым мгновением его лицо делалось все мрачнее.
“Черт бы вас побрал... - скрывая оцепеняющий ужас, прошептал Гнуссий Мрмаорнецский, тут же приказав связисту вернуться на пост. - Неужели меня-таки настигла кара Творца Миров...”
Несмотря на то, что всем солдатам Красной Армии, особенно такого ранга, запрещалось верить во что либо, кроме самого себя, Гнуссий Мраморнецский воровато достал из потайного кармана полнметаллзащиты, скафандра-бронекостюма, крошечную фигурку-идол разнопланетного СплитбогаЫбога и быстро прошептал скороговорку, обычно дарующую ему скорое успокоение”
“Ojk-vaa, u-z’t n’o: laa, u:’k poo, ssjtk…”
***
Мудрый капитан Зрэк сразу почуял неладное, увидев в своей голове отзвуки светосимволической антенны, перенесшей в его слепое тело звучную картинку с приборов внешнего обзора корабля. Вокруг Мьюга будто бы боясь чего-то, кружились в беспорядке человеческие корабли.
“Oljk, nam-ma, lekk, giijlte…” [Запрашиваю разрешение на посадку]
Через несколько минут человеческий робот-автопереводчик показался на приемной стороне корабельных символоловов и неуклюже отчеканил на кодированном наречии.
“Zezelljin-a. Oji, oik, numekalabongo. I’a sujjek, lo, kalenjee-za” [Цецеллина. Прем, прием, какслышите. Нетпосадки, абсолютно, меняйтекурс].
“Причина?”
Робот, казалось, проигнорировал вопрос разнопланетянина, продолжив посылать в эфир сообщение без изменений. Тогда Капитан Зрэк решил пойти другим путем. Он ударил когтистой лапой по вспыхнувшей звукосимволами панели, вызвав Главного Диспетчера Разнопланетных Линий Беребегга Кумбо.
Диспетчер, так же как и робот, появился в поле ухозрения Зрэка.
“Да-аааааааааа?”
Открыв громадную пасть, зевнул склизский и продолговатый, словно дельфин, чиновник, отложил в сторону почиталку, и улыбнулся, увидев в атмосфере приемника знакомое лицо.
“Зрэк, дружище! Давненько ты не появлялся у нас в Гландовых Системах! Вы только посмотрите, какой кораблик, не кораблик, а кораблище! Что это, межзвездоход? Совершенно не похож на планетопрыг, у меня глаз бывалый...”
“Кубмо, - сухо прервал Главного Диспетчера капитан, - Скажи мне, что за ерунда творится на Мьюге. Человеческие корабли столпились вокруг планеты так, что посадощупы не могут даже подступиться, весь эфир заполнен каким-то шумом. У них там что, очередная....V-e…chjie-ru:u:..”
Зрэку с большим трудом давался человеческий язык. Он трижды запнулся, пока галантный Главный Диспетчер не поправил своего давнего товарища.
“Вечеринка, говоришь... - Диспетчер бросил взгляд на десяток проекционных экранов. - Но в этом секторе космоса обычно не бывает никакого движения, это совершенно мертвая территория, тогда откуда же там...”
Зрэк не успел дослушать сообщение с другого конца поздвездного пространства, потому что его корабль вдруг сотрясло чудовищное землетрясение. Цецеллина, не будучи военным звездолетом, тут же легла на бок от страшной атаки, потеряв “сознание”.
***
Командир Красной Армии Гнуссий Мраморнецский не долго думал, прежде чем отдать опасный приказ, грозивший человечеству вечным изгнанием из межпланетного сообщества. Для него превыше всего было желание выслужиться перед партийной верхушкой. Корабли Советского флота с легкостью пнули жалкое транспортное судно разнопланетян, словно мячик, отправив его в вечный дрейф сквозь черную бездну.
Убедившись, что угроза устранена, Гнуссий Мраморнецский с победоносной миной отрапортовал Верхам, что он блестяще справился с ситуацией. Теперь дело оставалось за малым. Красная Армия несла потери, но все-таки, пусть и с большим трудом, продвигалась вперед. Партизаны упрямо сражались за каждый кусочек родной земли, но не могли тягаться с перемалывающими камни, леса и все живое вокруг умными машинами пришельцев из космоса.
***
В деревне разнопланетян намечалась заварушка. Похожие на лягушку, ящерицу и воробья Мьюганцы, повыходили из пещер и, перекрикивая друг друга просторными возгласами, стали торопливо собираться в маленькие группки по пять-шесть существ. Прастни-Бальник, захваченный в плен Ордадор Советских реурсодобытчиков, поднялся на цыпочки, чтобы через решетку пещерной камеры взглянуть на то, что собирались делать лопоухие.
На противоположной стороне деревни, в пещере, вход в которую был скрыт от посторонних глаз наваленным друг на друга каркасом из веток и листьев, спал, мирно дожидаясь своего хозяина, украденный пришельцами звездолет. Мьюганцы собрались, наконец, все вместе и, образовав подобие строя, склонили ушастые головы. Из одного из подземных домов вырос разукрашенный в тридцать три краски вождь. Мутнокожий, по-лягушачьи растянутый “индеец”, утыканный пушистыми лапками местных животных, поднял руки к небу и что-то затараторил перед своими собратьями.
В тот же момент земля вокруг деревни разверзлась, и из-под мокрой, покрытой гнилыми листями почвы, повылезали на свет остальные боевые разнопланетяне. Каждый из них гордо держал в руках (тут Прастни-Бальник очень удивился) отбитое в схватках с захватчиками Советское Оружие. Ржавые автоматы, щелкнув предохранителями, разошлись по липким рукам пришельцев. Вождь деревни степенно осматривал свои войска, переступая с ноги на ногу. Когда приготовления закончились, предводитель пришельцев сказал несколько слов, и каждый Мьюганец, торопливо хлопая ушами и руками, подпрыгнул. Разнопланетяне прыгали вразнобой, отчего Прастни-Бальнику стало вдруг жалко несчастных глупышей.
“Они не знают, на что идут... - вздохнул шахтер, опустившись на каменный стул, - бедные, бедные лягушата...”
Плененный гражданин Великого Союза, космоходчик, ударник, да и просто трудолюбивый парень, подумал о своей жене и детях, ждущих его где-то, слушающих помпезные речи по радио и телевидению, уверенных в абсолютной непогрешимости Великой Партии. Ни одна партийная душонка не скажет его семье и родным, что на самом деле случилось с ним и с прекрасной когда-то планетой.
“Так и будут они врать своему народу, себе и миру, уверенные в своей правоте, а мы, простые работяги, солдаты и граждане, продолжим слепо верить в незамысловатый обман, теряясь в небытии. Я вот, например, помру в безвестности, оставлю жену вдовой и сиротами детей, так словно бы и не было никогда весельчака Прастни-Бальника...”
Думал шахтер и тут что-то как будто стегнуло его по спине, и в голове рабочего прояснилось.
“Так что же это такое получается, я, смышленый малый, не сделаю ничего, чтобы избежать этой участи?!”
Сказал сам себе Прастни-Бальник и изо всех сил напряг извилины для побега, потому что время подступило к самому горлу отважного космоходчика.
***
Отмотав пленку немного назад, стоит отметить, что Прастни-Бальник провел на чужой планете несколько месяцев до самого побега и описанных им для допроса в секретном отделе КГБ событий, и заключение далось шахтеру нелегко. В один прекрасный день всегда дружелюбные Мьюганцы вдруг набросились на мирно работающих в выделенной для них пещере людей и под угрозой ядовитых муаггов, коих пришельцы принесли с собой в хрупких на вид клетках, заставили шахтеров покинуть рабочий объект.
Враз помрачневшие нативные жители планеты, оскалившись, сняли с рабочих все сверкающие предметы, включая рации с серебристой эмблемой Межпланетной Гильдии шахтеров СССР на верхушке. Удостоверившись в полном подчинении пленных, разнопланетяне спустили шахтеров одного за другим в глубокую яму, вход в которую был прикрыт решеткой. Поначалу суровые мужики не понимали,в чем дело, и не пытались сопротивляться, следуя Золотым Правилам Контактеров (каждому межпланетному работнику выдавали специальный документ, который он обязан был знать назубок). Через несколько дней без еды и воды совершился первый бунт. Дородный Батька Махно встал к окну и начал крыть матом жителей Мьюганской деревни. Разнопланетяне не понимали человеческую брань, но их тонкому слуху видимо был не очень приятен жуткий ор, доносившийся из пещеры. Шахтеры были очень удивлены, когда дебошир вдруг перестал кричать и упал на пол, держась за горло. При ближайшем рассмотрении единственный на весь отряд рудокопов медбрат извлек из шеи мертвого длинную иглу, сочащуюся ядом. После этого бунтов в тюрьме больше не возникало. Так сложилось, что большая часть шахтеров умерла от голода и болезней, а Прастни-Бальник выжил лишь благодаря тому, что имел в рукаве козырь, которого не было у его собратьев. Он был сам немного разнопланетянин и мог есть отвратительные на вкус и цвет похожие на каштаны цветки, дающие пищу и воду одновременно, которые Мьюганцы, когда наконец, сообразили, что морят пленников голодом, стали аккуратно подбрасывать в камеру сквозь прутья решетки.
***
Пока корабль Капитана Зрэка дрейфовал в открытом космосе без надежды на спасение, а Прастни-Бальник пытался найти выход из заточения, Командир Красной Армии Гнуссий Мраморнецский чертил на столе план атаки на главное поселение проклятых партизан. Помогал в черчении стратегу робот-переводчик, который некоторое время назад ввел в заблуждение мирных разнопланетян на Цецеллине. Руки машины, точно отсчитывая сантиметры камероглазом, быстро наносили на импровизированную карту Мьюга точки, цифры и символы.
Главное наступление и захват планеты должны были совершиться в полночь, а задолго до этого, Гнуссий Мраморнецский приготовил армии к длительному походу. На плацдарме, под наскоро построенной крепостью и главным штабом, стройно стояли, пожирая отблески заходящего солнца, вооруженные до зубов планетоходы. Каждая машина могла без труда превращаться в планетолет и сил вооружения ей хватило бы вполне, чтобы стереть с лица не одну деревню планетянских сопротивленцев. Таких машин в распоряжении Гнуссия было пятьдесят. А еще, здесь Командир Пятого Полка хмыкнул, потирая руки в предвкушении скорой расправы, был у главнокомандующего под контролем громадный, в полпланеты, линкор, содержащий в себе, словно гнилое мясо, несколько сотен личинок маленьких звездолетов-догоняльщиков. Именно монструозный планетоед, неуклюже вращающий в невесомости длинными антеннами и орудиями, и обидел несчастную Цецеллину. С такой армией Советский Союз мог бы уничтожить планету Мьюг раз и навсегда, но у представителей Великой Партии, наблюдающих с борта планетоеда за унижением слабого и беззащитного народца, были другие планы. Им нужно было во что бы то ни стало доказать своим начальникам, а вместе с этим и Всему Космосу, что с Великим Союзом нужно считаться.
Однако эта сторона войны существовала лишь для Космоса, партийных бюрократов и газет, главной же целью военной интервенции на Мьюг было кое-что другое. Но об этом не знал никто, кроме Великого Вождя.
(продолжение следует...)