Сразу после того как мне исполнилось двадцать семь, мама, одолеваемая матримониальными комплексами, начала изводить меня требованиями встречаться и осматривать девушек из приличных семей, рекомендованных ею сослуживцами или просто знакомыми. Особенно ее, хотя я был здоров и прекрасно себя чувствовал, прельщали дочки главврачей городских поликлиник.
- Тебе ничего не надо будет предпринимать, - уверяла она меня. - Только поговорить.
В ее понимании «поговорить» не вызывало никаких душевных мук. Она не догадывалась чего это стоит воспитанному юноше с тонкой психикой после первого брошенного на кандидатку в невесты взгляда придумать такую причину отказа, которая бы и маму убедила и девушку не обидела. Я верил, что нужная мне женщина не сидит дома в ожидании моего появления, а свободно перемещается по улицам далеких городов, носится с рюкзаком по горам, ныряет в глубоководную пучину и так далее, и когда-нибудь она сама по себе неожиданно возникнет предо мной из тумана, обдав меня запахом тайги. Таинство совершится. Но откровенно говоря, на посещения засидевшихся во внебрачии девиц у меня и времени-то не имелось. Я был увлечен Тамарой, встречался с Мариной, а по субботам мы со своей сотрудницей Топальской сжигали простыни в постели ее клиентки. Топальская немножко шила на дому и за ее портняжничество клиентка платила нам свободной на несколько часов квартирой. Эту даму я никогда не видел, но полагал, что она еще та сука. Удобства в ее доме находились во дворе, а внутри стояло цинковое ведро для испражнений, которое к нашему приходу уже было почти полным. Оставалось только немного пространства для удовлетворения наших нужд. Утомленные любовной игрой мы лежали в постели, и лениво спорили чей черед выносить эту вонючую посудину. Конечно, я не мог рассказать о своих пассиях маме. Это бы ее убило: Тамара происходила из неблагополучной семьи, отца своего не знала; у Марины муж сидел в тюрьме, а Топальская недавно развелась во второй раз и являлась матерью почти взрослой дочки.
- Ну что тебе в них не нравится? – заламывала руки мама после того, как я уступив ее слезным просьбам, произвел короткий контакт с дочкой очередного эскулапа.
- Подбородок, - брякнул я первое, что пришло в голову.
- Какой же подбородок тебе нужен?
Мы подписывались на журнал «Советский экран» и эти журналы всегда валялись у нас на обеденном столе.
- Вот такой, как у этой, - я указал маме на фото Ракель Уэлч.
Отец, спокойно относившийся к моему семейному статусу, взял журнал.
- А что, может он и прав, - при взгляде на Уэлч, его лицо приняло незнакомое мне романтическое выражение.
Мама вырвала «Советский экран" у него из рук и швырнула в мусорное ведро.
- Що старэ, що малэ, - она использовала украинские присказки, когда ей надо было кого-то припечатать.
- Подбородок, говоришь, почему, скажем, не уши? - мама иногда могла быть довольно ехидной.
- Видишь ли, - я сделал паузу, чтобы придумать какое-то объяснение. – Вот взять физиономистов. Что они говорят по поводу подбородка? А говорят они то, что этот подбородок определяет характер. Длинные подбородки свидетельствуют о мужестве и решительности того, у кого они есть. А посмотри на мой подбородок. Разве он достаточно длинен? Нет. И это твоя вина. Когда я был ребенком ты не обратила внимания на мой отрицательный прикус, не поставила мне скобы и от этого мой подбородок вырос коротким. Поэтому я теперь, как ты любишь говорить, размазня, а размазне нужна, опять твои слова, волевая жена, чтобы направлять и принимать решения. Вот Ракель и есть такая женщина.
- Ты собираешься жениться на Ракель Уэлч? - с энтузиазмом спросил папа.
Мама плюнула на паркет и оставила меня в покое. Конечно, все, что я сказал о подбородке было всего лишь расхожим клише, но сейчас мысль о его размерах не давала мне покоя. Я прочел всю, какую смог достать, литературу об этой части лица, пересмотрел кучу фотографий. Встречи с Тамарой, Мариной и Топальской перестали меня радовать – их подбородки оказались слишком мягкими и перестали соответствовать моим представлениям о женской красоте. Я стал мечтать об идеальном подбородке. Я представлял, как буду смотреть на него в профиль и любоваться его гармонией с остальными, не столь важными чертами. Я воображал, как я буду возбуждаться при взгляде на него в анфас, и как я стану покусывать его во время секса. Во время прогулок с ним по центральной улице нашего города к нему будут подбегать другие подбородки и спрашивать к какому ортодонту он ходит. Я был жутким романтиком. Романтические мечты редко осуществляются, но мне повезло. В прибалтийском городе Паланга, куда я приехал на отдых, мне сдали половину гаража. В другой половине этого помещения с привычным для советских отдыхающих комфортом, уже жила... вы сами понимаете кто. Ее подбородку позавидовала бы сама Ракел Уэлч. У нас завязался гаражный роман, закончившийся далеко не автомобильной регистрацией. Узнав об этом, Тамара, Марина и Топальская, взявшись за руки выбросились из окна. Впрочем, это я уже придумал для романтики.