ОДИНОЧЕСТВО. Часть 2
Еще раз повторюсь. Одиночество - это далеко не философские размышления, которые можно проводить за одним столиком с другими любителями посудачить о высоких материях, и о глубинах человеческих познаний, которые, в конечном итоге приведут к сознанию и пониманию того, что все мы совершенно ничего не знаем. И что все наши знания - это лишь поверхностная грань человеческой жизни. А их так много! Но кто подскажет и укажет туда дорогу. Ни философия, ни психология, никакая другая наука не способны уберечь нас от реального чувства собственной нереальности в некоторых моментах личной жизни.
Чувство страшного и тоскливого одиночества. Это чувство страшно тем, что человек, пусть даже и сам затолкавший себя в это состояние, сам и определяет свою дальнейшую жизнь, свою судьбу. Как ему поступить и что ему делать дальше? Жить ли с теми, кто так или иначе, но не оставит его в замкнутом им самим своем безмолвном пространстве, когда внезапная перемена в жизни превращается в глубокую тоску и непонимание: - Почему и по чьей воле это произошло? За что такое наказание, когда возле тебя, как и вокруг тебя не нашлось и не находится ни одного родного лица. Словно все вымерли. Буквально на глазах мир потерял свою ценность и все выглядит на то, что я совершенно никому не нужна.
Я одна-одинешенька! Одна в этом огромном, таком затерянном и таком таинственном мире. Ну как, объясните мне, понять, почему этот раньше такой прекрасный, шумный и разноголосый мир, когда рядом всегда находились близкие и родные лица внезапно опустел?
Даже взрослому человеку не так просто во всем этом разобраться и осознать это чувство горького и безотрадного одиночества. Что нам тогда говорить о ребенке, девочке по имени Оля, которой на тот момент исполнилось всего лишь два с половиной годика.
Эта история случилась на моих глазах не более месяца назад. С одной стороны все выглядит на то, что именно я ее спровоцировал. Но это совершенно не так, хотя все произошло при моем непосредственном участии. И я хочу посвятить эту историю одиночества двум Олям: большой и маленькой. Большая прекрасно поймет, о чем речь, переживая собственную душевную трагедию, а маленькая даже не догадывается, что уже стала героиней рассказа, еще не научившись четко выговаривать слова, за исключением некоторых. Но именно она и является главной героиней этого рассказа, состоящего из двух частей.
Волею случая мне пришлось выехать на село, чтобы помочь своему хорошему знакомому сделать на заказ большую кухню из дерева. Сам он, чуть ли не с поломанными руками закончить ее не мог. Сроки горели, заказчик явно был недоволен. Именно для этого я туда и поехал.
Вместе с ним проживала его маленькая дочь Оля, которой на то время исполнилось два с половиной годика. Буквально с самого начала мне пришлось заменить ей няньку, так как ее мать находилась в другом месте по определенным причинам, и она решила отца девочки приобщить к воспитанию собственного ребенка.
Наша привязанность росла, поэтому отец без боязни оставлял Олю на мое попечение. Так случилось и в этот день. Точнее – вечер, потому что уже надвигались сумерки.
Отцу нужно было сходить по делам к друзьям, а я остался с маленькой Олей. Она, хоть и маленькая, но характер свой имела. И на мое предложение поиграть или еще что-либо другое решительно отказала. А сама пошла к калитке, выглядывать отца. На улицу она выйти не могла, так как отворить калитку у нее не было возможности. Ворота тоже были заперты.
Постояв возле калитки какое-то время, Оля по ступенькам взошла на веранду, где для нее стоял большое пенек, на котором она любила играть. Но сейчас ей этого не хотелось. Я в это время, даже сам не знаю, по какой причине, находился в своей комнате и через окно наблюдал за действиями малышки.
Сидеть одной в полной тишине Оле не захотелось, и через какое-то время она решила заглянуть в дом. Ей было известно, что я нахожусь там. Пройдя в коридор и оглядев комнату и кухню, но, не встретив никого на своем пути, малышка опять возвратилась на веранду. В мою же комнату Оля никогда без разрешения не входила, хотя ребенок был неусидчив и беспокойный. А так как свет я не включил, то она даже головки не повернула в сторону расположения двери моей комнаты.
С каждой минутой Олю все больше начинало тяготить и тревожить какое-то неясное и непонятное ей чувство беспокойства. В ее движениях это становилось все более заметным. К тому же быстро надвигающиеся сумерки явно этому способствовали.
Постоянно ведя наблюдение за малышкой из окна со своей комнаты, я очень ясно улавливал поникшую фигуру Оли, движение ее вялых рук. Во всем ее облике, как и в затуманенных глазах, было явно заметно, что здесь что-то не так. Мертвая тишина ей была совершенно непривычна. И это непривычное для ее еще такой коротенькой жизни явление внутреннего беспокойства выползло наружу и целиком охватило все ее маленькое тельце.
Взобравшись на пенек, прислоненный к стене мурованной веранды и служивший
вместо табуретки для отдыха, Оля кое-как развернулись на нем, прижала ножки к животику, обняла их своими ручками и прислонилась спинкой к стене. Но она не просто прислонилась, она полностью растворилась в ней. Малышка в буквальном смысле сама превратилась в холодную и бездушную стенку, которой не было никакого дела до всего происходящего. Эмоции - не ее удел, чего не скажешь о живом человеке, хотя еще и таком маленьком.
Покрутив головкой влево вправо, и еще раз позвав совершенно бездушным голосом отца, который еще не возвратился, слегка всхлипнув, и вся, сжавшись, Оля в какое-то миг превратилась в еле заметную на фоне стены тень. Сумерки и надвигавшаяся на село ночь лишь усиливали детскую тревогу. Дневные птицы, устав за день, прекратили свои песни, готовясь ко сну. А ночные еще не были готовы к всенощным птичьим бдением. Все это вместе взятое вызывало у ребенка тревогу горькой тоски и одиночества. От того страшного и необъяснимого внутреннего душевного состояния и беспокойства Оля вот-вот готова была разрыдаться. Весь ее вид выражал такую глубокую тоску, такую печаль, с которой ей еще не приходилось встречать в свое коротенькой
жизни. В тот момент я уже сам едва сдерживался при виде такой сценки.
Вся эта сценка невыразимой словами детской тоски и одиночества на тот момент достойно кисти самых именитых художников. Даже ни на секунду не сомневаюсь в успехе такой работы среди ценителей живописи, как и в признании автора портрета.
Моим силам и моему терпению смотреть на эту детскую тоску наступил предел. Оля успела еще раз всхлипнуть, но, заметив меня, стремительно выскочившего из коридора к ней, загасила слезки своей детской волей и заговорила со мной слегка дрожащим голоском.
Увиденная картина детского одиночества и глубокой тоски до сих пор держится в моей памяти. И каждый раз, представив сценку, когда маленький ребенок, вжавшись
всем своим маленьким тельцем в стенку, просто не может, и не способна понять своим умом, почему никто с ней не говорит, не общается. Куда все подевались, и почему оставили ее одну? Ведь она, хоть и маленькая, но ей так тоскливо и одиноко в этом мире. Пусть он и не весь виден ей, а только двор, но ведь и он для нее вместе огородом огромен. И дом тоже большой. А вокруг тишина, вечер. Вот-вот ночь…
Не оставайтесь люди одинокими, и не оставляйте других на одиночество и тоску. Как
это все страшно и не совсем понятно. Даже такому маленькому ребенку.