Мы не вернемся назад
Глава I.
Алмас стал торопливо затягивать шнурок на втором ботинке.
- Черт! Лопнул!
Придется надевать парадные туфли, купленные в прошлом году бывшей женой. Хотя, представители другой стороны наверняка будут одеты по протоколу. Они точно так же, как и мы, заинтересованы в сотрудничестве. И любая мелочь может отразиться на репутации, навредить имиджу. Соответственно, скажется и на делах. Так что придется потерпеть.
На дисплее телефона материализовалась фигура зама:
- Алмас Нургалиевич, они уже в офисе.
- Начинайте без меня, буду через час.
Что там у них случилось? Почему сказали, что их рейс задержался? Сами приехали вовремя. Его, Алмаса, поставили в дурацкое положение. Вот тебе и протокол!
***
Камни на последнем участке дороги стали еще сильнее впиваться в ноги через тонкие подошвы туфель. Алмас в сотый раз чертыхнулся. Левая нога почти отказала, перекошенный таз нестерпимо ломило. Ортопедические ботинки остались валяться в прихожей. Кто же знал, что заскочить домой, чтобы переодеться, он уже не сможет. Громоздкие на вид, больше похожие на горные, они не дали бы дойти ему до такого состояния. А в лаковых – куда он дойдет. Случайный каламбур вызвал на иссохших губах невольную улыбку.
Из-за поворота показалась заветная охотничья избушка. Кто ее строил, Алмас не знал, знал только, что в ней может переночевать любой охотник или турист. Правда, обычно у них все с собой, и палатки тоже. Но у него случай особый. И светиться нельзя. А так – стоит заброшенная развалюха, сразу видно, что не жилая. Хотя, в таком месте искать будут в первую очередь. Но вариантов нет, нужно передохнуть, и лучше не под открытым небом.
Дверь, как полагается в таких случаях, отчаянно заскрипела. Алмас вошел, осмотрелся. Слава богу, пусто. Да и не бывает на этой стороне горы сейчас почти никого, но чем черт не шутит. Никто не должен знать, что он здесь. Машина осталась в городе, на вокзальной площади. Пусть думают, что уехал автобусом или поездом.
…Он понял, насколько сильно устал. Глаза стали слипаться, и не осталось никаких сил их разлепить.
Очнулся Алмас часа через два. Вечерело. Вроде, от города совсем недалеко – а самая что ни на есть тайга. Сентябрь, на солнце жара, а в сырой избушке холодно. Мужчина, одетый в тонкий костюм из крученой шерсти, поежился. В городе, на машине в нем и зимой на работу не проблема. А здесь времена года ощущаются по-другому. Печку топить нельзя, надо хотя бы веток наломать, соорудить постель. Он смахнул с лежанки сухие листья – не хватало еще подцепить мышиную лихорадку. Мышей, насколько он знал, в охотничьих домиках всегда видимо-невидимо. Подошел к мутному окошку. Домик стоял на краю обрыва - с этой стороны опасности нет. Повернулся – возле двери зияла дыра, вернее, щель между двумя бревнами. Никого – по крайней мере, в той части опушки и тропинки, что была видна через эту щель. Ладно, надо поторапливаться – лечь пораньше, завтра нужно добраться до верховьев реки. Там живет его братишка, он поможет. К тому же в свое время Алмас выручил его из беды.
Следующий день показался сущим адом. Еще только пять утра, а ноги крутит так, что наступить невозможно. Но нужно идти. Нужно дойти. Только так можно рассчитывать на благоприятный исход событий. Не смотря на нелегкий путь, в голове крутились еще более тяжелые мысли. Все рухнуло одномоментно. Зарубежную делегацию привез Яхья. Алмас узнал его сразу, как только поравнялся с черной «Тойотой». Водитель сидел в пол-оборота к Алмасу, но это был он. Он разыскал Алмаса – для того, чтобы мстить.
Тропинка под ногами становилась все уже, подъем все круче. Ноги то и дело соскальзывали с некрепко сидящих в земле камней, грозя вызвать камнепад. Внезапно налетел ветер, пригнал серые тучи. Через несколько минут Алмас карабкался вверх уже под холодным дождем, который делал и без того нелегкий подъем совсем изматывающим.
Глава II.
Дождь шел так сосредоточенно, так деловито, с раннего утра до самого вечера барабаня по брезенту, что, казалось промокла не только палатка, со всем ее окружением – травой, деревьями, землей и небом, но даже ручей, протекавший по полянке, где они разбили свой лагерь.
- Ух, пальцы заломило, - выдохнула Вероника, вызвавшаяся помыть посуду.
Тоненькая змейка воды оказалась ледяной – настоящий горный ручей! Чистый, прозрачный, течет почти неслышно среди невысокой сочной травы.
Кое-как сполоснув алюминиевые чашки, вилки и ложки, Вероника быстро юркнула назад в палатку.
Дождевые капли, попавшие на свитер, сделали его сырым и неприятным. Колючие неровные нитки царапали кожу, не спасали и вплетенные шелковистые фабричные, красивого ярко-зеленого цвета. К тому же шерсть, как только отсыревала, начинала пахнуть овцами. Вероника сама связала этот свитер из остатков ниток, спряденных еще бабушкой, покрашенных черной краской и распущенного старого маминого джемпера. Похлеще «Красной Москвы», оглушительной даже много лет спустя: однажды девушка нашла пустой флакончик в комоде.
Вовка не смотрел на Веронику – он читал. Неверное пламя «огарочка свечи», устроившейся в эмалированной кружке, позволяло неплохо проводить время и в такую погоду. В магазинах можно купить любую экипировку, но Вовка предпочитал экзотику. Романтика!
Чтобы было не холодно спать на земле, он наломал веток и положил охапку на остывающий костер, а сверху поставил палатку. Вероника тоже постаралась: напустила дыма - от комаров. Стало угарно. Вовка утверждал, что ночью Вероника вскочила и принялась рвать сетчатое окошко, чтобы выбраться наружу – похоже, ей снился пожар. Сама Вероника этого не помнила, только окошко было немного надорвано. Значит, Вовка не врал. А может, и придумал: не успел починить палатку перед поездкой и подтрунивал над Вероникой, до сих пор верящей сказкам.
Вероника потянулась, прикрыла на секунду книгу:
«Велимир Хлебников» - гласили бордовые буквы на серой суконной обложке потертого фолианта. Однако! Вовка читает Хлебникова! Интеллектуал какой, скажите на милость…
Стихи она, конечно, любила, но Хлебников – это уж чересчур.
А непогода, похоже, вошла во вкус, вопреки прослушанным заранее прогнозам, обещавшим солнце. Они приехали в горы только на два дня – субботу и воскресенье, а тут такой сюрприз.
Добраться до больших скал не успели, но несмотря на сорвавшиеся планы, особо переживать не стали.
Еда быстро кончилась, правда, возле палатки остались огурцы – выложили их на дождь - пусть помоются.
Вероника снова высунулась, чтобы забрать огурцы. Смахнула с них мусор. Поглядела внимательнее на прилипшие остатки – темно-серые катышки… Мышиные какашки! А ведь они с Вовкой вчера ели эти огурцы... Всё! Теперь все умрут!
- Почему ты не сказал, что ничего не взял?
- В смысле? - Вовка непонимающе уставился на нее.
- Из продуктов! Я же спрашивала!
- Всегда так езжу в лес. Взял же. Что еще? Ты голодна?
- Да нет, вроде. Огурцы… какие-то… холодные…
Про мышиный помет она промолчала. Не обязательно всем знать о ее патологической мнительности. Тем более такому… ммм… скажем так, толерантному к относительной чистоте человеку, как Вовка.
Вовка уже не слушал, он снова погрузился в чтение.
Ничего себе поездочка! Какого черта я сюда потащилась… Сидеть в мокрой палатке, чего-то ждать… Даже есть нечего!!!
Обычно Вовка зазывал ее к себе в гости, заманивая угощением. Звонил и обрисовывал в ярких красках пирожки, которые вот-вот испечет.
Но здесь он покормил ее только дождевиком, изжаренным на костре в консервной банке из-под свиной тушенки. Вероника даже представить себе не могла, до чего это вкусно! Огромный, розовый на срезе дождевик оказался похожим на нежную копченую рыбу… Но деликатеса в готовом виде, как и полагается, получилось маловато, хотелось чего-нибудь еще.
Стало немножечко грустно. Она давно заметила за собой: когда голодная, настроение не очень, но стоит только поесть – и незаметно для себя начинает даже песенки напевать.
- Мы что, так и будем в палатке торчать? – попыталась обратить она на себя Вовкино внимание.
- Соловьи мокрые сидят. Дрожат.
- Почему дрожат?
- Замерзли.
Вероника возмутилась:
- Ты тоже, что ли, замерз?
И кинула взгляд на Вовкину грудь, покрытую густыми курчавыми волосами. Вовка даже в морозы ходил легко одетым. Он напоминал ей отощавшего медведя с непропорционально маленькими и изящными ступнями. Правда, пятки у него были розовыми, а не черными. И не только потому, что Вовка иногда их все-таки мыл, а потому что был «человеком разумным». Светлокожему мужчине двадцати девяти лет полагалось иметь розовые пятки. В реале цвет Вовкиной кожи мог вызвать зависть у самых ярых поклонников сильного загара, ибо все лето Вовка проводил на свежем воздухе, подвизаясь инструктором на сплавах по горным рекам.
Не дожидаясь очередной ахинеи, Вероника снова выглянула наружу. Оказывается, дождя уже нет. Всю полянку заволокло туманом, как будто ее посадили в облако. В прогалах темнела вьющаяся вдоль отвесной скалы тропинка. На ее светлом фоне то появлялся, то исчезал неясный силуэт.
Медведей, вроде, в этих местах нет… И на человека тоже не похоже… Как в триллере каком-то! Веронике стало не по себе. Жаль, мобильный сел. Ни сфоткать, ни «видосик» - как подростки выражаются - записать...
Человек из тумана вынырнул неожиданно скоро, чуть не налетев на Веронику.
- Да он при полном параде! – невольно восхитилась она неуместностью наряда незнакомца.
Его роскошный темно-фиолетовый костюм промок насквозь. С кончика шелкового галстука капала вода. Вовка как-то рассказывал про девчонок в платьях и на каблуках, бравших с собой неподходящую для леса одежду – в этом был особый шик. Но этот – точно не турист и в то же время не похож на беспечного гуляку, неведомо как попавшего с банкета в глухие места.
Палатка вдруг заколыхалась, обдав Веронику холодным душем: это Вовка все-таки решил посмотреть, «что там происходит».
Под дождем, начавшимся снова и вмиг превратившимся в проливной, было уже трудно что-либо различить. Незнакомец, вроде, нестарый. Скорее, всего, здешний – лицо «сильно нерусское». Судя же по одежде – москаль, так, с матерным выражением лица, называл москвичей Вовка. Только спустя некоторое время после знакомства с Вовкой Вероника узнала, что «москали» - это не ругательство, а «москвичи», только по-украински. А Вовка украинец, или хохол, как обычно здесь говорили. Но ничего, кроме фамилии, украинского, на ее взгляд, в нем не было. Вероника сначала думала, что он какой-то татарин – настолько черными и хитроприщуренными были Вовкины глаза. Самой же Веронике было совершенно без разницы, кто какой национальности. Лишь бы, как в анекдоте - человек был хороший! А Вовка – так тот утверждал, что у девчонок национальности практически нет – это он насчет постели, разумеется. Надо было понимать, что здесь ценится совсем другое.
Она уже достаточно хорошо знала своего компаньона, чтобы уловить настороженное напряжение Вовки, маскируемое под абсолютное спокойствие.
Затянувшаяся пауза ничуть его не смущала, чего нельзя было сказать о незнакомце, тем паче - Веронике. Домашняя девочка готова была бежать на помощь первому встречному, не особо разбираясь, надо ли это делать, а этот «первый встречный» оценивал ситуацию и срочно сочинял легенду.
Не придумав ничего лучше, как молча продолжить свой путь, Алмас стал обходить палатку, но, зацепившись ногой за колышек с веревкой – Вовка не признавал современных конструкций на алюминиевых каркасах, а пользовался где-то раздобытой классической палаткой советских времен – упал со всего размаху в самую грязь размокшей от дождя тропинки и почему-то не шевелился. Вероника бросилась к нему, но поднять лежащего неподвижно незнакомца не смогла, и вопросительно поглядела на Вовку.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...