"Пепел Клааса стучит в мое сердце".
Шарль Де Костер. Легенда об Уленшпигеле
— Что у тебя за характер? Дотошный такой, кого хочешь задушишь в своих объятьях, — неулыбчивая Вика пожала плечами. — Давишь, опекаешь, лезешь куда не надо. Для современных детей мы полный отстой — они особые фря, а ты развела антимонию.
— Какую антимонию? Дети, как дети. Все же разные, откуда тебе моих знать. Хочешь познакомлю? — Людмила хохотнула, махнула на советчицу рукой и прилипнув ухом к телефону, разговаривая на ходу, улетела в конец коридора.
— Не валяй дурака! Приду и доделаю. Ну вымыла и слава богу. Что в ножки кланяться надо? А вы по полу не ходите? Порхаете бабочками. Что? И ковёр пропылесосила? Зубы не заговаривай, давай-ка про собеседование. С этого и начинала бы, болтушка моя. Отметим вечером.
Людмила Петровна дама незамужняя. Сослуживцы уж и не помнили то ли овдовела, то ли развелась, зато про детишек её знали всё досконально.
Кроме неё никто так много о делах семейных не рассказывал, как-то не принято было. А тут или характер такой, или ещё что, но молчать Людок не умела.
То костерила на чём свет стоит безрукую свою Наташку, что опять где-то что-то разбила. И тут же вставала горой на её защиту — умница, красавица и во всём помощница.
Младший Серёжа был тоже не особо вдалый по части учёбы, и товарки время от времени вынуждены были давать советы стоит нанять репетитора по очередному непонятному предмету, а если стоит, то кого кто посоветует.
Зато все знали, что парень мастер на все руки. Людочка считала сие некой компенсацией за несовместимость с отдельными школьными предметами.
Время от времени приносила сувениры коллегам от Сержика. Баловство, пустячок, но изумительно сделано. И правда знаток резьбы по дереву, и из бисера браслеты такие плёл, что в соседнем отделе очередь из заказчиц выстроилась.
Денег Сергуня за подарки от искусства не признавал. Но матушку огорчало другое:
— Не мужское это дело. Тоже мне девица в светлице нашлась, — сокрушалась она, другие вон автомобилями интересуются, дельтапланы конструируют, а он...
Но все гуртом бросались её успокаивать: "Кто сказал такую ерунду? Смотри какая красота. Король какой-то вышивать любил, да и вообще вязание мужики придумали".
Начальник на их женскую болтовню внимания не обращал. Проекты сдавались вовремя, нареканий не было, как впрочем и завала заказов. Да и кабинет у него свой с плотно закрывающейся дверью.
С дней рождений любимых чад Людочка завсегда приносила тортики с пирожными, ну уж на самый худой случай пироги, ватрушки или булочки домашней выпечки. Наташка её с детства привыкла печь на всех. Отмечали-то дома, по семейному: узким кругом, но матери на работу сухим пайком — это завсегда. В десяти коробках, ленточками перевязанные, с красивой надписью: "Маминым подругам".
Тётки трескали, хвалили, а Людмила придиралась, — суховат, говорила же надо было миску с водой вниз поставить.
Первой замуж дочка выскочила. Людмила неделю за свой счёт взяла. Извинялась, краснея, что не может пригласить, мол, дома и только свои.
Да никто и не рвался. Видно только она всё ещё жила в какой-то прежней старомодной жизни, где на свадьбах и всех праздниках гости — соседи, коллеги и даже первые встречные с улицы.
Времена для неё не изменились, и свадебные фотки смотрели всем отделом.
— Жених, по сравнению с невестой, так себе, — бесцеремонно заявила комиссия коллег.
Но Люда уверяла, что в нём масса достоинств, а с лица воду не пить. И что важнее — любит и ей по душе.
На фотках молодая семья и правда выглядела гармонично и как-то уютно, без выпендрёжа.
Серёжа пару раз заходил за матерью. Ждал напротив офиса. Людок торопливо одевалась и летела через дорогу. Брала его под руку и они , пройдя немного, исчезали в вечерних сумерках.
Зато на следующий день Людмила говорила мало и чуть не плакала.
— Нельзя же так, — всхлипывала она за компьютером, — принцессу ждёт. Татухи ему не нравятся, другая видишь ли матом ругается, третья на деньгах помешана. Идеалист какой-то. Допрыгается, что все разбегутся.
Переживала-то видно не на шутку — покрасневшие глаза, невыспавшаяся физиономия, опущенные плечи и ни грамма привычного оптимизма. Успокаивать никто не брался, зная, что через пару дней всё устаканится, и заботливая маман снова будет видеть лучшее, вопреки тому, что сейчас не давало ей покоя. Наверняка расскажет, что вытащила безмозглого жениха купить новое и модное. Глядишь и девушки приличные появятся из тех, что нравятся.
Сама Людмила нарядами не щеголяла. Одевалась скромно, но аккуратно. Носила костюм, меняя блузки, шарфики, другие аксессуары.
Приветлива, откровенна, и как не странно, тактична. При тех, о ком знала что личная жизнь не ахти, помалкивала. В доверительные беседы о семейном счастье не пускалась.
Её страничка в сетях пестрела фотками детей, цветов, урожая с дачи и всего того, что на любых страницах семейных дам. Красиво, но ничего особенного. Пара стишков и какая-нибудь новая поделка Серёги.
Когда в один из понедельников не вышла на работу никто особо не удивился — мало ли что бывает. Не пойдёшь же к начальству спрашивать. Однако начальство появилось само с этим вопросом и выяснилось, что оно совершенно не в курсе, и тот телефон, что у него есть не отвечает.
Номер и правда быстренько переключал на автоответчик.
Но и это не особо встревожило. Завтра объявится и всё объяснит. Если бы что случилось, дети уж давно позвонили бы.
Волноваться не волновались, но в вк заглянули — с пятницы не заходила. Страниц детей не нашли и тут поняли, что и телефонов ни Наташи, ни Серёжи ни у кого нет.
***
Проститься с Людой в крематорий пришли все. Даже начальник выкроил время. Впрочем всё вообще более мене нормально проходило именно благодаря ему. То ли молодой мужчина оказался нормальным человеком, то ли его сильно потрясло случившееся, но он сделал всё возможное для своей бывшей подчиненной и её подруг.
Куда-то позвонил, с кем-то лично договаривался, навёл справки и в итоге выложил на стол коллективу номер телефона сыночка.
Вот только сынуля знать ничего не хотел о матушке. Вернее, как он выразился, и рад бы был, и непременно, да дел по горло, а денег не то что на похороны, а еле-еле на квартплату хватает. Мол, государство побогаче оно и похоронит. Да и вообще уже сколько лет прошло, как он живёт сам по себе, и мать его с собаками не ищет — взрослый уже.
Неулыбчивая Вика дернулась что-то сказать, на что получила ответ трёхэтажным матом и короткие гудки в придачу.
Начальник снова проявил человечность, наплевав на законность, отдав расстроенным подчинённым ключ от людмилиной квартиры. Оказывается она просила на всякий случай держать в офисе запасной, а то потеряет ещё и что тогда.
А ещё, уж неизвестно как, но он получил все документы и разрешения, требующиеся для официального ухода в мир иной. Плюс те, что нужны провожающим.
Поняли женщины, что отсутствие на похоронах Сержика — тоже заслуга их шефа.
***
В маленькой двухкомнатной квартире их бывшая сослуживица жила давным давно одна. Муж, как выяснилось, умер рано, а сына она тянула как могла, пока тот не рванул из дома, позабыв оставить даже адрес.
Вика провела целое расследования, убедившись, что интернет — большой кудесник, когда кому-то это надо. Фотки несуществующей в реальности любящей, хлопотливой, заботливой, щедрой дочурки, одинокая, затосковавшая женщина брала из него готовые. Все сделаны с каких-то моделей, вернее с одной и ещё с нескольких, более мене похожих, но разных по возрасту.
Одинокими вечерами научилась фотошопу и творила свою дружную семью за праздничными столами, в огороде, на прогулках, свадьбах и днях рождениях.
От боли, скуки, предательства Люда защищалась как могла. "Серёжины" поделки: фигурки вырезанные из дерева, делала сама. На полках — коробки с бисером, проволока, множество книг, пособий, рисунков, чертежей — аккуратно положены рядом с забавными фигурками из бумаги, ткани, дерева. Кружевные салфетки, набор крючков, тонких ниток и даже не открытая коробка акварельных красок с набором кисточек.
— Видать, готовилась прославить нам свою Наташу художницей, — Вика залпом выпила водку, и стукнула ладонью по столу, — ну сука, ну козёл! Доберусь до тебя убогого.
Осенняя хмарь плыла за окном. Ветер скулил на луну, стучался мокрыми ветками в окно уютной кухни, где сидели грустные женщины с заплаканными глазами. Они не слышали его, а он не понимал их печали. Ветер никто не зовёт на поминки.
— Как всё у неё чисто в доме. Ничего лишнего. Бедновато, даже занавески простенькие. И как же здесь одиноко.
— Уймись, Вика, — Светлана смахнула слезы со щеки, — я бы может на её месте давно повесилась, а она жила.
— Ага жила. Как? Врала, сказки рассказывала, счастливую из себя строила. Нельзя было правду нам сказать? Я бы этому Серёже сама рожу начистила. Мать бросил и...
— И что? Это ты сейчас так говоришь. Ничего бы ты не сделала, и спрашивать бы ни о чём не стала. Да и никто не стал бы. Зачем вмешиваться. У каждого своих проблем навалом, — Светка разозлилась. —Может пару раз пожалели бы. Без души, так, для приличия. Думаете Людмила этого не понимала? А может всё ещё проще: не нужна ей была ничья жалость. Её судьба, её решения. Помощи от нас не ждала, а вот детей своих выгораживала.
— Детей?! Один у неё был, вторую придумала. И зачем по-твоему этого урода надо было выгораживать. Красавчиком, умельцем, человеком нам его рисовать?
— Кто теперь узнает. Была у неё семья и всё. Лад в доме был. Радость, праздники, трудности. Жизнь была нормальная. А что тут за дверями вечерами творилось мы не знали.
— Вот именно. Зато сердце и не выдержало. Всего пятьдесят, а уже на том свете. Пошли, девочки. Ей, уж точно там лучше. И вот с такой сказкой может и надо жить, а иначе страшно представить каково было ей здесь по вечерам, праздникам и выходным.
— Одного не могу понять, — Вика никак не могла угомониться, — ведь Серёженька с работы её встречал.
— Эка невидаль. Договорилась с кем-то, разыграли сценку и всё. Больно много можно было рассмотреть кто там её ждёт на другой стороне улицы, да ещё вечером. А образ остался.
— Слишком хорошо ты о таких думаешь. Не удивлюсь если и правда сынуля к ней забегал. А что? Денег попросить наглости хватит. Наша , уверяю, радостно всю зарплату бы отдала. Вы оглянитесь, повспоминайте в чём ходила. Не исключено, что сыночку ещё и материально помогала. Святое материнское дело и надежда: вдруг да вспомнит, разрешит повидаться.
— Завязывай. Она не злилась, а нам зачем? Будем за справедливость воевать? Я пас, у меня у самой похожие детки — не мне судить таких матерей.
Лучше, давайте подумаем что с урной делать. Не здесь же оставлять — квартиру сынок унаследует. Больно она ему нужна. Что-то не требовал и не спрашивал, и завещания нет. И что нам делать?
— Помню она любила гулять , переходить по мостам, смотреть на Неву.
— И?
— Развеять прах над рекой. Уверена ей понравилась бы идея. Толку в колумбарий? Кто туда ездить будет?
***
Нева, неслась в гранитных берегах, отражая хмурое небо. Не всё ли равно реке, что уносит она в своих водах. Поверх перил моста, сверху, на её бег смотрели три женщины, и каждая думала о том, что что-то в этом было верное. За семью печатями остались истинные чувства человека, Никто не видел его слёз, никто не чувствовал боли, лишь только сердце не принимало лжи, изнашиваясь, и никакая режиссура не спасла его от предательства — разбилось, обратилось в пепел и сейчас летит к морю, где не будет ни одиночества, ни смерти.
Один поток, одна вселенная.