2
В начале 1989 г. прошло объединение сангиглабораторий областной и городской санэпидемстанций, т.н. централизация, к которой я вначале отнеслась скептически, цитируя пушкинское: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». Но лично для меня ломка стереотипа пошла во благо - перейдя в токсикологическую лабораторию, я обрела второе дыхание. Токсикология химических веществ оказалась намного интересней, сложней и многообразней гигиены питания, хотя до централизации лаборатория облСЭС имела только 2 объекта контроля - пестициды и полимеры. С «троянского коня цивилизации» - полимеров – и началась моя любовь к токсикологии. Но вскоре в соответствии с новыми веяниями заведующий лаборатории Недяк Валентин Глебович перепрофилировал работу, направив её на определение ксенобиотиков (чужеродных веществ) пищевых продуктов: тяжёлые металлы (токсические элементы), микотоксины, нитраты). Всё это предстояло мне освоить и внедрить в повседневную работу лаборатории, конечно, не без помощи Киевского института усовершенствования врачей (позже - Академия последипломного обучения), на учебной кафедре которой при ВНИИГИНТОКСе (теперь - Институт экогигиены и токсикологии им.Л.И.Медведя) я бывала значительно чаще, чем раз в пятилетку, а именно: 1989, 1992, 1994, 1995 годы! На каких курсах (2-месячных) я только не побывала - и по полимерам, и по пестицидам, и на тематических, и на предаттестационных! (Кстати, первые мои курсы в сентябре – октябре 1983 года я проходила в Киевском филиале Всесоюзного института стандартизации и метрологии, 2 месяца проживая в общежитии №2 мединститута с видом на Владимирскую горку, как раз посредине между оперой и филармонией, между которыми вечером и разрывалась). Не менее бурная культурная жизнь была и в другие мои заезды в столицу, особенно в 1989 году, когда поток культурных новшеств, хлынувших на нас в годы «перестройки», переплёлся со стихией митингов, предшествующих независимости страны. И каждый день был полон до краёв. Например, сразу после курсов я мчала на Шота Руставели в «Кинопанораму» на декаду французского кино, после – перебегала в «Дворец «Украина» (гастроли театра Эйфмана), оттуда – уже на такси - в ДК «Большевик» на ночные сеансы «Нового Иллюзиона» ( фильмы, которые советский человек до этого видеть не мог). Во врачебное общежитие на Нивках (ул. Салютная, 1а) я являлась во 2-м часу, а вставать надо было часов в 6-7. Такой бешеный темп жизни удавалось удерживать в течение 2 месяцев только из любви к искусству. К счастью - удавалось!
На кафедре тоже всё было интересно и ново: полимеры и пестициды, коллеги из других областей, до того незнакомые мне, и чудесные преподаватели кафедры, из которых отмечу доцента Бабичеву Александру Фёдоровну. Блистательный химик. Учитель от Бога. Всеобщая любимица. Встреча с ней превращалась в праздник. Конечно, были и проблемы, страх перед компьютерной аттестацией, бытовые трудности зимних курсов, которые перечислялись в моих бойких стихах с таким рефреном:
Курсовая подготовка --
(Нужно ль дальше рифмовать?) --
Дум и навыков шлифовка,
Кузня кадров, наша мать!
Наша вторая alma mater отвечала нам взаимностью.
Центральная (прежде – Республиканская) СЭС тоже охватывала нас обучением, согревала чаем и планомерно направляла нашу жизнь в русло столичной культуры. Не хочу никого обидеть, но среди коллег, сердечно заботящихся о нас, справедливо выделить Бугрий Галину Евгеньевну, активно просвещавшую и развлекавшую нас киевскими вечерами. Кстати, именно она впервые сводила нас в «Сузір,я» (театр-модерн, мастерская театрального искусства) вскоре после его открытия. Это было в апреле 1992 года, что зафиксировано в моих «Апрельских тезисах», где описано и посещение нами цветочной фирмы «Роксалана» (в Союзе не было ничего подобного) и культпоход в этот театр на гоголевские «Записки сумасшедшего» с Богданом Ступкой:
Нам день апрельский в радость дан:
Для нас в театре, у кенассы,
Где Ярославов вал иль насыпь,
Поприщина играл Богдан.
Даже полярограф, на котором работала Галина Евгеньевна, попал в стихи:
Как ласточки, взлетали пики
Поляро- и хроматограмм!..
Надо сказать, что все коллеги Центральной СЭС были мне не столько начальством, сколько друзьями. Поэтому, когда в мае 1999 г. я попала на концерт Хосе Карерраса, то это знАчимое для меня событие на следующий день отмечалось именно с ними.
Часто я наезжала и в Киевский институт гигиены питания (семинары), но дружба с московским (вернее – всесоюзным) Институтом питания - особая веха моей биографии. Летом 1989 г., зайдя в отпуске в Институт питания АМН СССР, что в московском Китай-городе, в гости к Эллеру Константину Исааковичу, руководителю лаборатории аналитических методов исследования пищевых продуктов, взяла почитать у него монографию В.А.Тутельяна «Микотоксины», которую умудрилась законспектировать, разъезжая по Золотому кольцу России. Как результат - доклад об этих опаснейших токсинах-канцерогенах, который я читала не только санитарным врачам и химикам, но и в других учреждениях, вызвав большой «бум» интереса к этой гигиенической проблеме в области.
В дальнейшем я ежегодно была откомандирована в Москву, куда приезжала, вваливаясь в Институт питания, по завязку гружённая овощами и прочими дарами Украины. Мои усилия по подъёму тяжестей были оценены - в ответ лаборатория Эллера бесплатно обучала меня методам определения и идентификации микотоксинов. «На дорожку» получала стандарты любимых ядов и другие реактивы, необходимые для этих анализов. Горжусь, что привозила из Москвы в Киев новые, только что разработанные и утверждённые методики определения микотоксинов (и гормонов),ещё не дошедшие до Украины. Центральная СЭС копировала их и рассылала по областям. Из Москвы вывозила не только новые методики и химические реактивы, но и новые впечатления о главных культурных событиях страны. Так, получение в подмосковном Раменском 60 (шестидесяти!) нитратомеров в феврале 1990 г. я совмещала со 100-летием Бориса Пастернака, а получение дефицитных реактивов для всей санслужбы области (5 огромных сумок - волоком по Москве!) – с конференцией в честь 100-летия Марины Цветаевой (октябрь,1992г.), к юбилею которой я припасла остаток отпуска и неделю отгулов, в т.ч. за "дружину".(Для тех, кто не знает или уже не помнит: участие и дежурства в ДНД - добровольной народной дружине, помощнице милиции - поощрялось).
Известно, что энтузиазм не столько поощряется, сколько наказывается. 20%-я надбавка к моей зарплате(цитирую приказ главврача: «за внедрение новых передовых методов исследования») так повлияла на умы моих коллег, что они тут же «догрузили» меня работой по гражданской обороне. Так индикация боевых отравляющих и сильнодействующих ядовитых веществ (БОР и СДЯВ) стала новым разделом моей работы. А маленькая, но увлекательная монография В.Н. Александрова «Отравляющие вещества» надолго стала настольной книгой. Нашёлся и соратник по новому увлечению, он же руководитель работы по ГО – заместитель главврача Сидоренко Пётр Иванович. Сколько областных семинаров было проведено по индикации ОВ (даже психотомиметиков), сколько многострадальных лабораторий проверено по этому разделу ( даже знаменитый птицекомбинат «Ятрань»)!
Сдружившись с лабораторией Киевского военного округа и кафедрой военной токсикологии Киевского медицинского института им.А. Богомольца, расширила схему исследования (фактически) с 1 показателя (иприт) до 32. Сколько сил было отдано интересной, но бесполезной работе!
Интерес к микотоксинам и полимерам на практике вылился в многолетнюю «любовь» к двумерной тонкослойной хроматографии (ТСХ), очень выручившей нас, когда грянула пора тотальной сертификации пищевых продуктов. Приборов для определению токсических элементов у нас тогда не имелось, пришлось несколько лет вести определение тяжёлых металлов методом ТСХ! Только в 1995 году, наконец-то, был установлен атомно-абсорбционный (пламенный) спектрофотометр ААС 115-М1, почти на 20 лет заменивший мне и Пегаса, и Росинанта… Обучал меня премудростям ААС-метрии инженер-наладчик из Сум Скрынник Евгений Александрович, обслуживающий это детище родного завода «Selmi» на всей территории бывшего Союза – от Таллинна до Владивостока. О его работе слышала только восторженные отзывы. Жаль, позже он переключил свой инженерный талант на работу с электронными микроскопами. Хотя в последний раз удалось увидеть его на выездном семинаре по ААС (май, 2005) в Сумах, куда съехались «друзья по несчастью» - "атомщики" из других областей во главе с нашей вдохновительницей Бобровой Ириной Львовной (ЦСЭС).
Определение тяжёлых металлов и было основным занятием все последние годы моей работы, естественным результатом и пиком которой явился доклад «К вопросу содержания токсических элементов (тяжёлых металлов) в пищевых продуктах, употребляемых населением Кировоградской области», прочитанный мною в мае 2010г. на конференции в киевском Институте гигиены и медицинской экологии им. А. Н. Марзеева АМН Украины. Тезисы доклада были опубликованы в материалах этой конференции ("Актуальные проблемы гигиены и экологической безопасности Украины"), а через год – в журнале «СЭС. Профилактическая медицина» - в полном объёме. Как и полагается, в соавторы мной были внесены коллеги, начиная с главврача, хотя настоящим соавтором мог быть только Недяк Валентин Глебович, 10-летию памяти которого я и посвятила доклад.
Но не слишком ли я увлеклась, вспоминая будни лаборатории («laborare» - значит: «работать»), ведь обещала написать о культурно-массовой работе в учреждении? Нет, работа врача-лаборанта-гигиениста увлекает своей многогранностью, требует знаний не только химии и физики, биологии и медицины, стандартизации и метрологии, но и техники безопасности. В ней каждодневная рутина сочетается с творчеством, и даже с инженерным делом. Поэтому в конце пути я уже не удивляюсь, что я – гуманитарий по призванию, физик по убеждению, отдала лабораторному делу свыше 40 лет жизни. Рада, что нашла себя в профессии, состоялась, как специалист. Лабораторное дело: вредно, опасно, тяжело. Но как интересно! Особенно токсикология. Прав был Витезслав Незвал в «Эдисоне»:
Это авантюра, как в открытом море –
Подвиг ваш в стенах лабораторий.
Ведь другим за это браться неохота,
Здесь поэзия, а не работа!
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ