Бабуля вышла на балкон в пальто на распашку и крикнула на весь двор:
"На - таш- ка! Кушать пора. Суп стынет!"
И тут же заголосила Валентина Никитична: "Андрюша! Павлик! О- бе- дать!" В разных окнах зашевелились пёстрые шторки и повысовывались лица бабушки Лиды, Вероники Сергеевны, Гречкиных, мамы Егора, Максима и Катьки Синичкиной.
В груди сначала замерло всё: "Эх, ещё парочку конов и я всех перепрыгаю"! Потом слюна чуть не брызнула от мысли о плетенках на пирожках с капустой, о блинчиках, которые, как фарфоровые блюдца могут стоять у бабушки в руках.
Прыгалка упала обессиленным червяком на землю.
Я махнула ребятам рукой и помчалась быстрее по лестнице, минуя лифт. Дверь в подъезд была постоянно нараспашку -алкогольные пары выветривали. На первом этаже жила семья алкашей Ведёрцевых. Кошки вшивые и всегда голодные вылизывали друг другу шерстку. А культурный таракан Афанасий сидел на подоконнике и грелся весенними лучами в ожидании наших корочек хлеба, которые мы с ребятами таскали в карманах на случай "ядерной войны". Порой нам приходилось перепрыгивать через спящие тела людей и зверей.
Дверь, обитая красным дерматином была уже открыта. Бабуля стояла в дверях в фартуке, заляпаном тестом, и хитро щурясь, раскрывала объятия.
Уперевшись в её большой живот, я вдохнула ваниль, запах сливочного масла, капусты и поморщилась от аромата яиц. Всё в скромном бабушкином жилище вызывало у меня щемящее чувство родного дома, защищённости, тепла и безусловной любви. На дверном наличнике в кухню было уже 10 отметок моего роста. Мне даже доверялось доставать самой немецкий сервиз из серванта и брать дедов бинокль. Мы с ним любили наблюдать за Ларискиной мамой из третьего подъезда. Она артисткой была. Бигуди и шелковый пеньюар, заламывание рук и двенадцать браслетов завораживающе действовали на нас перед сном.
Наевшись всего подряд, меня разморило и я плюхнулась к храпящей бабушке под бочок.
Сразу сны волшебные начались...
А снилось мне, как мы на велике поехали с друзьями в овраг и там нашли осколки снарядов военных времён, медали и одно письмо. Семечкин всё подговаривал меня попробовать сигареты, но мне при одной мысли становилось плохо. Когда я самопроизвольно издавала рвотный звук, все ржали, как ненормальные и крутили у виска. Андрюшка - свинушка пулял по бутылкам камешками. Он взял себе медали, долго тёр рукавом куртки и ковырял палочкой, а потом гордо нацепил на грудь. Они ярко сверкали на солнце и радовали глаз. Даже неловко становилось хулиганить...
Почему-то друзья мне доверили только письмо принести домой.
Вот его содержание.
"Моя ты козуля! Как ты, моя хорошая? Пишу тебе с поля боя перед самой, наверное, смертью. Просто сказать хочу, что мир нам всем даётся с большим, понимаешь, трудом. Вы уж берегите его, как можете. Не ругайтесь по пустякам. Хлебом делитесь, рубахой, водой. А ещё слезами делитесь, чтобы море не образовывалось, а ручьи быстро пересыхали. Помнишь, как ты мне все пиджаки измочила? А ведь мамка твоя приняла меня в итоге! Поняла, что люблю я тебя, мою скромницу безрукую, и ничего мне окромя тебя не надобно. И своими двумя руками обнимаю я тебя крепко-крепко здесь на земле. Да, и там на небе помнить буду. Пожму крепко руку самому Господу, да буду просить о том, чтобы берег тебя и всех сродников.
Павел Крюков. Пашка, Павлюка и Павлюнушка, как ты меня звала "
Я проснулась и долго смотрела на потолок. Бабушка уже строчила на швейной машине для меня ночнужку. По количеству этих ночных нарядов можно было сосчитать, сколько я таких вот удивительных снов у бабуленьки своей просмотрела. Бабушка Тоня обязательно пришивала каждый раз на ворот и рукава ночной сорочки рюши, а ткань выбирала преимущественно в горошек...
Мне этот горошек потом всю оставшуюся жизнь снился и мурашками бегал по телу пока не усну после тяжёлого трудового дня.
Летом я ездила в пионерский лагерь. И бабушка устраивалась работать в столовую мыть посуду, уборщицей или кем-то ещё из обслуживающего персонала. После тихого часа на полдник давали чай и булочку с "тараканами". Мальчишки так обзывали изюм. У меня всегда было две булочки - моя и бабушкина.
Я приходила к ней в деревянный домик и уплетала малину, землянику и даже картошку с лисичками, жареную на двухкомфорочной плитке. Мятный чай обычно так и оставался в оббитой столовской кружке нетронутым.
Про мир я помнила всегда. И когда уже с мальчишками целовалась в парке, и когда мечтала знаменитой художницей стать, а потом и в ожидании сына.
Тосты мы тоже всегда во время семейных застолий пили "за мир". А потом и дети наши после ссоры сами придумали ритуал - упрутся лбами друг в друга, как козлята рогатые, потом в глаза смотрят и считают до двенадцати...по числу погибших на фронте дедушек и бабушек...
"- Ну, что мир?! - Мир. Мир."
Сны у нас в семье принято рассказывать всегда за завтраком. А перед сном - помолиться, вспомнить всех умерших родственников и бабулечке Антонине Величаевне спокойной ночи пожелать...Потом ночнужку надеть, которых ещё моим внукам и внучкам хватит, и спать крепким мирным сном до самого светлого и доброго утра.
© Анжелика Рзянина (апрель 2019)