Месяц мы жили на судне и готовились: знакомились с людьми, порядками, обычаями, обстановкой; разыскивали и доставали медикаменты и имущество, обустраивались, изучали судно, выходили в море на ходовые испытания и приёмные (то есть познакомились и с морем)… За этот месяц успел узнать Кронштадт и насладиться видами Санкт-Петербурга. За кажущимся обилием дел это был всё же месяц ожидания и, казалось, он никогда не кончится…
Однако в кругосветку отправились, несмотря ни на что, в установленный срок.
А ещё через время, хоть и продолжительное, и в быту и в работе почти все наладилось.
Правда предстояло, как выяснилось, преодолеть ещё две беды, сыгравшие очень значительную роль: морскую болезнь и… запахи.
Сначала были запахи. На, более чем год, нормально необитаемом, плохоубираемом и очень старом судне, поселились люди, стали топить помещения, готовить пищу и осуществлять иные аспекты жизнедеятельности. От тепла, перемещений и прочих явлений обитаемости появились запахи, вот не сказать что смрад, но очень сильные и очень неприятные: то сильнее, то чуть слабее, но непрерывные, ни с чем несравнимые: раньше ничего подобного не ощущал. То ли это были запахи разложения накопившегося по всем щелям мусора, то ли старых канализационных коммуникаций, то ли подгнивающих неметаллических конструкций судна то ли ещё чего, но первые несколько недель они лишь усиливались и сильнее всего проявлялись именно в нашей каюте. Ещё, именно наша каюта, была как-то кармически связана с камбузом и он, нередко (по нескольку раз в день), добавлял обонятельного колориту и в так с трудом переносимую обстановку: то горелым, то кислым, то застоявшимся, то мокрой ветошью, то сточными водами - это чувствительно оттеняло и без того непереносимый фон. Деться, от этого, было некуда. На этом «торте» была своя вишенка. Мой идеальный сосед. Он деликатно делал так, что его было и невидно, и неслышно и спать ложился во время и почти не храпел, и не шумел, и разговорами нудными не досаждал, и вредных привычек не имел (я старался быть таким же - ведь впереди пол года бок о бок). Но он был полноват и тоже пах. Ох, он не виноват, он этого даже и не замечал. Но когда он приходил с улицы или со спортивной каюты с капельками пота на лбу это означало, что все вышеперечисленные запахи на несколько ближайших часов отодвигаются на второй план…
За несколько недель, этим каютным букетом, полностью пропитался сам: этот запах сопровождал меня и вне судна: пахла одежда, выдыхал эту вонь из себя, как пьяный выдыхает перегар, даже если случалась отрыжка (а она стала случаться), то и из желудка вырывался наружу этот же застойный аромат.
Но всё (и неприятности) познается в сравнении. Буквально через пару часов, после начала нашего дальнего похода, про запахи на некоторое, время забыл. Их на какой-то период заслонило новое яркое впечатление – качка. Как только мы вышли за знаменитую питерскую кольцевую автомобильную дорогу, морскими, естественно, воротами, в борт ударили первые волны и нас сразу же стало качать. Болтало сильно и ещё сильнее очень долго и постоянно. К тому ещё было пасмурно, подул ветер, пошли дожди и на палубу, чтобы вдохнуть чистого воздуха, удавалось выбраться крайне редко. Качка периодически доходила до апогея – летали предметы и стулья по каюте, где-то мерно громыхали какие-то незафиксированные двери и люки, в каюте назойливо что-то стучало, перекатываясь и плавно перебираясь долбить прямо в мозг. Ни ходить, ни стоять, ни что-либо делать не было никакой возможности, даже если бы хотел. Но не хотел ничего – одолела морская болезнь. Мог только лежать. Даже не спать. Потому что когда человека будят, его трясут за плечо. Нас же не то чтобы трясло, а валяло с боку на бок бортовой качкой, тут, не до сна; стояла насущная задача не слететь с кровати - лечь на неё поперек (да-да поперек) чтобы было устойчиво. Я тоже сначала криво улыбался (смеяться не мог) когда советовали ложиться поперек односпальной кровати. Но через какое-то время, стал это делать бессознательно легко и непринужденно. Днём же спасал диван. О, каютный диван! Он стоял поперек и бортовая качка, на нем, перекатывала не с боку на бок, а от ног к голове и обратно. Этот предмет роскоши сделан был, наверное, нарочно так, чтобы никому не приходило в голову на нем спать: составленный из трех «подушек» соединяющимися между собой весьма жесткими ребрами, между которыми можно сесть, но если тебе вздумалось принять горизонтальное положение, то ребра не давали забыть, что этот диван не для лежания. Но на нём хотя бы не надо было думать о сохранении устойчивого положения и это несколько облегчало ситуацию… И вот качаешься ты на этом диване день за днём, неделю за неделей и не о чём ни думаешь. Мозг взбалтывает так, что теряется способность мыслить и это хорошо в данной ситуации – дезориентируешься в пространстве и времени и морская болезнь не так мучительна. Было бы ещё лучше, но тебя, как нашатырь человека потерявшего сознание, назойливо возвращает к действительности каютный «аромат», который в связи с плотно задраенными иллюминаторами и невозможностью покинуть помещение лишь усиливался день ото дня. Так проходили дни: ты лежишь, не будучи в силах встать, тебя качает с головы к ногам и обратно – от морской болезни и полузабытья к полуреальности и непередаваемой вони. То одно берет верх, то другое и лишь короткие светлые промежутки прорезают эту действительность. Вставал лишь по крайней необходимости: на прием пищи и по служебным делам.
Проходит десять суток испытания и краткая передышка – первая заграница – Португалия. Это событие окупает и затмевает собой все неприятности до такой степени, что про них просто забыл. Европа, Португалия, Лиссабон - экскурсии, прогулки, магазины, впечатления!!! Три дня пролетают, оставляя на память самый яркий след.