Хотелось ли вам в детстве стать невидимкой? Спрятаться в домике от бабы-яги, рассерженного родителя или от всего мира разом?
Мне — да. Например, когда одноклассники-первоклашки решили устроить мне тёмную.
Почти все дети из моего класса дружили с детского сада. Я в сад не ходила, была застенчива, и в классе меня не замечали. А мне очень хотелось быть заметной, чтобы со мной тоже подружились. А еще, чтобы похвалила учительница Александра Ивановна, которую я считала кем-то вроде бога. Я тянула руку на уроках, мечтала стать старостой или ещё как-то выделиться.
Случай проявить себя представился на уроке внеклассного чтения. Читала я быстро, и книжку, рассчитанную на месяц, проглотила за один урок. Почти всю. Оставалась пара страничек. В конце урока учительница шла по рядам и собирала книги. Все сдали, а я нет. «Я хочу дочитать, осталось всего две страницы», — сказала я в надежде, что все увидят, как быстро я читаю, а Александра Ивановна похвалит за рвение.
Я была в центре внимания, но эффект оказался неожиданным. Учительница настаивала, я сопротивлялась и в конце концов выпалила, что это вообще наши личные книжки, нам их вожатые подарили.
Александра Ивановна с обидой сказала: «Что ж, не сдавай, раз ты такая собственница». И я почувствовала себя виноватой. И все почувствовали меня виноватой. Я отнесла книжку в общую стопку, но было поздно. Даже самая спокойная девочка в классе, Оля Волкова, сказала мне, когда мы мыли руки в туалете: «Это ты переборщила».
Когда я вернулась с перемены, книжка лежала у меня на парте. А остальные – на учительском столе. Я снова отнесла ее в общую стопку, но она неотвратимо появлялась на моей парте перед каждым уроком.
Что-то возникало вокруг меня, отчего становилось трудно дышать и в ушах появлялось жужжание, будто в классе завелось осиное гнездо. Летом такое появилось на даче, на чердаке.
Надька Бородина, первая красавица, подговаривалась с Ленкой Скорюкиной, своей подпевалой. Потом они вдвоем шептались с влюбленными в Надьку мальчишками. И с влюбленными в учительницу девчонками.
К четвертому уроку я твердо поняла, что мне устроят тёмную. Я слышала, что для тёмной нужно накинуть на жертву одеяло, чтобы она, то есть я, не видела, кто бьет. И всерьез обдумывала, где они раздобудут одеяло, хотя это была не моя проблема.
А моя проблема была в том, что мне не у кого было просить помощи, потому что весь мир были против меня. Больше всего мне хотелось снова стать тихой и незаметной. А еще лучше — стать невидимкой, раствориться в воздухе, исчезнуть.
Они поджидали после уроков на школьном дворе. Не всем классом. Прошли мимо, старательно не глядя в мою сторону, спокойная Оля и другие одноклассники.
Меня окружили. Одеяла у них не было, но это ничего не отменяло. Я слышала жужжание тысячи ос, с трудом дышала и видела все довольно расплывчато. Коля Егоров, который писал правой рукой, как курица лапой, а левой рисовал красивые танки, боксировал правой и левой в непосредственной близости от моего лица. Меня толкнули в спину, вырвали из рук портфель и сменку.
Но тут, на самом интересном для гонителей месте, подошла Александра Ивановна. Она увела меня и проводила до дома, до самого подъезда. О чем-то спрашивала, но я не отвечала, потому что, во-первых, не понимала вопросы, а во-вторых, не могла говорить, и только старалась дышать.
Я взбежала через ступеньку до квартиры, на ходу сдирая с шеи ключ. Быстро захлопнула за собой дверь, закрыла на цепочку. На верхний замок. На нижний, который закрывали только уезжая на дачу. Зашторила все окна. Свернулась калачиком на коврике в темной кладовке, накрылась с головой покрывалом. И для верности зажмурила глаза.
На следующий день на перемене Александра Ивановна подозвала к себе моих преследователей. Не знаю, что она им сказала, но темных мне больше не устраивали.
Но я все равно больше не высовывалась.