Сентябрьское утро подарило нам первый снег. Он выпал ночью и сейчас искрился короткой шёрсткой на траве, досках тротуара и смуглых листьях хмеля, нависших над крыльцом. На завалинке жмурился серый соседский кот, вытягивая вперёд мордочку и принюхиваясь к лёгкому морозцу.
«Радость не обойдёт меня стороной», – подумала я, с лёгким сердцем возвращаясь в дом.
Старая русская печь потрескивала дровами, ласково отдавая тепло шершавым глиняным боком. Устроившись рядом за столом, я принялась читать открытые накануне «Эпифании» прибалтийского писателя Иманта Зиедониса, и вдруг почувствовала в его стиле то же веяние свежести, что и утром. Погружаясь в мир его образов, проходя лабиринты размышлений, я открывала для себя те тонкие связи между вещами, что видел поэт. Перемещаясь из одной миниатюры в другую, я прислушивалась к разноголосице предметов и явлений, которые прежде изъяснялись на незнакомом мне языке или вообще молчали. Лица и события, нарисованные богатым воображением автора, вели меня в новый мир, на побережье северного залива, где Имант провёл своё детство. Правда его повествования звучала в плеске морских волн и кротком шуршании дюн, в запахах и звуках, доносившихся из далёкой рыбацкой деревушки. Правда была в сердечном согласии и в противоречиях моих чувств, ведь в миниатюрах Зиедониса объединились поэзия, проза и философия…
Я так увлеклась чтением, что потеряла счёт минутам, и только звонок телефона вернул меня к действительности. Из какого-то совсем другого мира кто-то предлагал мне кредит на выгодных условиях… А солнечные лучи на оконном стекле рисовали светящиеся снежинки, плавно перетекавшие в листья, которые, в свою очередь, преображались в причудливых птиц…
Я вышла на крыльцо.
– Где же снег?..
Мокрые доски тротуара, стебли зелёной ещё травы, низко склонённые головки хризантем, воробьи на заборе – все делились друг с другом своими новыми впечатлениями. Солнце ласково улыбалось, разливая тепло по округе. Горы освободились от тумана и приняли свои прежние торжественные очертания. С листьев хмеля стекали прозрачные капли, напоминая о такой далёкой ещё весне…
«Мир снова стал другим!.. – восхитилась я. – И меняется он не только из-за погоды. Хорошо, что настоящее творчество приходит, как первый снег, и дарит душе ощущение чистоты и вечно юной свежести».
Но ласковая эта картинка меняется вдруг, стирая яркие краски и вновь возвращаясь в чёрно-белую палитру, где маячат два рыжих пятна и мычат – коровы лениво бредут с реки в поиске трав. И я догадываюсь, что вокруг моего дома бродит октябрь, а сентябрьское утро мелькнуло янтарным блеском в кольце моей памяти. Ибо в этом году первый снег в Уймонской долине выпал лишь в октябре. Серого соседского кота уже нет, а бегает по двору и мяучит молодой и рыжий, оставляя на снегу тёмные вмятины.
*