Я сделала всё, что в моих силах, до того, как сказать себе: «Ну, пожалуй, хватит с меня». Ради чего мне маяться в неопределенности, быть без вины виноватой и не чувствовать уважения? Всё это разрушительно для души и ничего не дает ни одной из сторон. «Не делаю ли я из мухи слона, – продолжала я терзаться сомнениями до последнего. – Романтика прошла, и хорошо. Но возможно ли внезапно потерять интерес к личности? Или пора мне довериться себе, если я чувствую, что в тягость?».
Жаль было терять ценные отношения, которые мы оба назвали ещё так недавно нежной дружбой, страшно было ошибиться. Но что-то всё же умерло и потеряно безвозвратно. Я чувствовала, что пришло время всё отпустить, а не ходить вокруг да около. Причем отпустить с улыбкой. Как конец одного прекрасного эпизода жизни. Для того, чтобы мог начаться новый виток.
Теперь мы уже не бежали друг к другу, как осенью. Но одна встреча всё же должна была состояться. Мы ждали концерта и не собирались от этого отказываться. Это был мой единственный шанс расставить все точки над i. В глубине души было понимание, что эта встреча – последняя. Я-то была готова к любому прямому и честному разговору, но хотел ли этого он? Было бы жаль испортить такой неприятностью вечер перед концертом и не слишком удобно после.
И тогда я решила написать письмо о наболевшем, полагая это изящным и проверенным временем способом спокойного разговора. Я вертела строчки на все лады, стараясь найти незатертые слова о том, что я чувствую. Об ощущении, что дружбу с её открытостью и доверием сменила отстраненность и обида, а вместо радости от общения со мной я теперь чувствую только камень у него за пазухой. Я благодарила за всё и просила решить, можем ли мы устранить то, что нас печалит. Если же нет, то ничего не поделаешь. Сохраним честность и уважение и оставим в памяти только хорошие моменты.
Это было очень теплое письмо, такое же искреннее, как наше общение в пору эмоциональной близости. Я предложила выбор, но про себя знала ответ: это финал.
Я думала, что изложила всё предельно ясно, безо всякого подтекста и намеков. И, возможно, именно этим задела. Я не оставила ни малейшей лазейки избежать ответственности и сделать вид, что всё распалось само собой и никто не виноват, снова не дала возможности «сохранить лицо».
Как ни странно, при наших изменившихся отношениях мы опять оба сбежали с работы, чтобы встретиться за несколько часов до концерта и провести время вместе. И мы снова сидели в кафе и гуляли по улицам Москвы. Но как же отличалась эта встреча от прочих! Я весь вечер проверяла его, даже провоцировала на что-то. Я искала какую-нибудь зацепку, которая скажет мне, как я ошибалась, и я смогу не отдавать письмо. Но, увы! Не было проблеска надежды. Он будто выдохся и был напряженный, настороженный, закрытый. И скучный! О, нет… Я как-то сказала, что скуку терпеть не стану, потому как – зачем мне это. Вечер пришлось заполнить мною. Я сама чувствовала, как меня много: я как опара, вылезаю из квашни, мне тесно здесь, я переливаюсь через край.
Я не ощущала ни теплоты, ни эмоциональной близости, ни радости, ни доверия. Так что я без колебаний, с улыбкой, вручила запечатанный конверт. С этого момента я с ним прощалась. Мне было одновременно радостно и грустно. Радостно оттого, что я сделала это. Зачем людям дискомфорт и общение через силу? Грустно потому, что я поставила точку, и всё закончилось. Мы расстались в метро, и я только проводила его взглядом, полным сожаления о таком глупом и бесславном конце прекрасной истории.
И больше мы никогда не виделись.
Я совершенно не жалела, что отдала письмо. Наоборот, я чувствовала приподнятость и облегчение от того, что я всё прекратила. Я была уверена, что большего, чем свобода от ненужного общения, я не могла бы дать. Какие бы причины к тому ни привели, но я не сомневалась, что именно этого он хотел.
Можно было бы удалиться молча, постепенно перестать общаться как бы случайным образом, сунуть голову в песок. Но я предпочла разрубить этот гордиев узел. И не пожелала позволить считать, что можно вести такую игру со мной, что я согласна с таким обращением. Ну уж нет, это не мой путь. Где же наши честность и уважение друг к другу, ведь всё-таки между нами не были заурядные отношения дальних знакомых. Или это тоже моя очередная иллюзия?
Что касается меня, то дружба со мной вполне могла бы сохраниться, но искренняя, открытая и прозрачная, как я и написала. Знаю, некоторым такая мысль, как дружба между мужчиной и женщиной кажется вздорной. Но не мне. И тени сомнения я не испытывала. С каждым человеком у меня особенные, своеобразные отношения, ведь мы все такие разные. К каждому я поворачиваюсь той гранью, которая ему интересна. Нет шаблонов, нет приемов, нет застывшего стиля общения. Одно для меня неизменно – уважение и взаимный обмен энергией.
Много же мне пришлось выслушать, когда он, наконец, прочитал письмо. Меня потряс и выбил из колеи на месяцы его грубый и агрессивный ответ на мои добрые слова. Значит, я верно все чувствовала по сути, хотя даже в страшном сне не могла бы предположить такую форму. С горьким удовлетворением я поздравила себя с прекращением странного общения.
Мне самой было удивительно, что все эти упреки и обвинения не вызывали у меня в ответ ненависть или желание отплатить той же монетой. Они даже не обижали меня, именно в силу своей несостоятельности, ведь я знала, что эти интерпретации не имеют к правде никакого отношения.
Горечь и недоумение вызывала у меня его грубость, невозможно было поверить, как человек умудрился перевернуть разом все свои слова и мысли. Или он повторял чужие слова? И кто-то давно отравил ядом лжи его источник, поэтому он так изменился? Я не узнавала его. Я видела перед собой обиженного, циничного человека, как будто униженного чем-то и мстящего за это, потерявшего разом способность видеть, слышать и мыслить.
Печаль и изумление вызывало у меня то, что он постарался обесценить всё, что было, и даже мою жизнь, мой образ мыслей и меня. То есть всё-всё, что ему так нравилось и чем он восхищался ранее, превратились теперь в свою противоположность. А ведь я не изменилась.
Он катился вниз по параболе, как с ледяной горки, и вот уже все его чувства застыли и не подавали признаков жизни, потому что в том тупике, куда он съехал, нет ни честности, ни открытости, ни доверия. А есть рутина и привычная среда обитания «обыкновенных людей», которых моя жизнь «вообще не пилит», где всякая «заумь» не в ходу, кому не надо «рыть мозг» и бередить душу. «Лучше бы ты просто послала меня на три буквы, – сказал он мне на прощанье, – это вот было бы понятно и правильно».
И не нашел для меня ни одного слова благодарности. И то, что было особенно ценным между нами – доверие – умерло в страшных муках.
Я была ошеломлена всей этой странной для меня, неадекватной и недостойной реакцией. Но не стала вступать ни в объяснения, ни в оправдания, ни в разбор чего бы то ни было. А поставила здесь точку и продолжила предаваться семейным радостям, в которых он тоже усомнился, как и в моей самодостаточности.
Мне не верилось, что эти слова он сам считает правдой, что его мысли и ценности внезапно изменились на свою противоположность. Поэтому основным моим чувством было удивление.
Боль пришла позже, и мало мне не показалось.