Иван Карамазов -- скептический циник и идеолог?
"И чем только этот Иван прельстил вас всех,
что вы все пред ним благоговеете?"
(Из реплики Ракитина // Ф.М.Достоевский "Братья Карамазовы")
***
"Ваши удостоверения?..
...Так вот, чтобы убедиться в том, что Достоевский --
писатель, неужели же нужно спрашивать у него
удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из... его
романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что
имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него
и удостоверения-то никакого не было! Как ты думаешь?..
Пари держу, что не было...
Вы -- не Достоевский, -- сказала гражданка, сбиваемая
с толку Коровьевым.
Ну, почем знать, почем знать...
Достоевский умер, -- сказала гражданка, но как-то
не очень уверенно.
(Как?! -- с удивлением вскрикнул Коровьев)*
Протестую! -- горячо воскликнул Бегемот. --
Достоевский бессмертен!"
(М.А.Булгаков "Мастер и Маргарита")
Сейчас расскажу... (в сторону говоря: затеваю авантюрный Скандал (с иронией)) про то, про что в кругах специалистов умалчивают и как-то особо неохотно про Такое говорят. А именно...
В сообществе ученых, школьных учителей и вузовских преподавателей,
разных экспертов в области литературы, к коим относятся и отдельные литературоведы и литературные критики, существует некое корпоративное молчаливое согласие, али солидарность на то, что как-то неприлично говорить свое видение и выразить свою частную мысль, противостоящую мысли и видению авторитетов или "всемству" экспертного сообщества. Ведь, в нашей отечественной мысли оказывались случаи скандальных прецендентов, связанных с именами Чаадаева, Достоевского, самого Льва Толстого, да и Шестова, словом, "чудаков" Мысли, которые, ну никак, не вписывались в рамки или не сливались с каплей безликого "все мы". Нет, конечно, в школе или в вузе каком-нибудь свободу мысли никто не отменял и не запрещал, но свобода мысли позволительна лишь для того, чтоб над нею посмеяться или унизить ученика, ссылаясь на его незнание текста. Например, высказать школьнику или студенту, именно, СВОЮ мысль без привязки на то экспертов-авторитетов в области литературы. Ну разве такое возможно? Как же, обязательно высмеют и "выставят" за "незнайку" (из личного опыта). Без привязки авторитетного слова эксперта частному видению и места-то нет для шага вперед, для развертывания СВОЕЙ мысли из той Точки, что, однажды, открылась тебе как-то по озарению в процессе долгих и мучительных размышлений. До того мы привыкли привязываться к утверждению авторитетов, что не отлепить уже и не отвязать. Но разве только ли "мы" и у нас, разве не везде так во всем мире? И каков же тогда у нас цинизм, касательно публичных и частных осуждений позиции "великого инквизитора"? Да вы оглянитесь только, "великий инквизитор" повсюду, даже ближе, чем вы предполагаете и в таких местах, где, казалось бы, лишь и только цитадель либеральной демократии.
С другой стороны, свобода мысли в наших учебных заведениях позволительна или ярче приветствуется как-то в большей степени однобоко, когда интерпретация али критика со стороны школьника-студента обретает акценты и оттенки (исключительно либерального) профанного свойства, как сведение ценности произведения к понижению. Помню, и не то что "помню", а запомнил на всю жизнь, как в десятом классе писали сочинение по роману "Преступление и наказание". Так вот, один из моих однокашников, добрейший человек и "душа компании", написал в стиле и в духе критики Владимира Набокова. И сочинение Такое зачитывалось перед классом, как образцовое. Вот тогда-то (1992 год) я и запомнил то самое "всё позволено", то "позволительное" в свободе мысли и ту "позволительную" "свободу", как и её неизбежное акцентирование в сторону профанации. Помню, вот в тот момент мое первичное возмущение в духе, когда я почувствовал лживость и фальшь в Оценках литературного произведения, задаваясь вопросом: "разве Такое "оценивание" и есть истинное и подлинное слово самого Автора романа? Каков Смысл, какую мысль Достоевский хотел мне поведать в своем произведении, что так меня самого коснулось-тронуло за самое-самое живое в этом романе, что живо до сих пор". Вспоминаю изречение Августина, как лично исповедальное при "Встречах с Достоевским": "Ты коснулся меня, и я загорелся о мире Твоем". Именно, тогда еще в молодости, будучи школьником, я и почувствовал у Достоевского такую Глубину и такую Бездну в Человеке, такую Непостижимость в нем, Такое Величие Образа и такую Голгофу, как "в горле комом теснится крик", что только к сорока годам и после сорокалетия мне приоткрываются искорки тайн творчества Ф.М.
Ну, а Иван Карамазов -- он каков, как герой романа, каков в образе и по образу, он за кого и за чтО так мучится в мысли?..
Нынешним летом как-то посмотрел выпуск любимой мной передачи "Игра в бисер", которую ведет историк и литературовед Игорь Волгин, автор уникальнейшей книги "Последний год Достоевского"(2010). Так вот, тема выпуска передачи была посвящена роману "Братья Карамазовы". Интересные взгляды и точки зрения у экспертов, даже произошел горячий спор по некоторому видению. Ну как же, чтоб об Достоевском, да без "горячего", так не бывает, на то он и гений Федора Михайловича. Но "интересное" закончилось именно в том моменте, когда речь зашла об образе Ивана Карамазова. И, вот тут, Игорь Волгин произнес давно исхоженную мысль, повторяя вслед за М.М.Бахтиным, мол, Иван Карамазов есть идеолог. И все эксперты в передаче молчаливо согласились с данным тезисом. И ВСЁ, т.е. жирная точка, а вы чего еще-то изволите? Всё, "приехали". А вот альтернативных тезисов нет и не предвидится у экспертов. Вот не знаю, чтО у экспертов: то ли привычка к послушанию перед мыслью авторитета, то ли лень одолела в мышлении, то ли легкомысленное отношение к тексту, который, казалось бы, и прочитан всеми экспертами, то ли еще чего там...
О, если б знали, каков горячий спор был у меня с моим любимым экспертом, которая, почему-то, не знаю почему, ну не любит и всё тут Игоря Волгина, но вот с его тезисом об Иване абсолютно согласна. Вернее-точнее, будет сказано, согласна она даже не с И.Волгиным, а абсолютно солидарна с мыслью Михаила Бахтина. Как же трудно сдвинуть эту "гору-глыбу авторитета", пред которым благоговеют экперты-литераторы, али "книжники-фарисеи"? А сам-то я разве не "книжник", сам-то разве не исчеркал карандашом роман Достоевского вдоль и поперек, уже наизусть запомнив. Для чего такое? Да болен я, болен и мучим "ДЕТЬМИ" Достоевского, болен самим Достоевским. Мучат меня вопросы и мысли, мучит меня ЗАГАДКА в образе человека, загадка Образа Ивана Карамазова. И разве могу быть равнодушным к тому, КАК этот образ профанируют, умаляют до того, что уже не видать Человека, Личности, как загадки, а в остатке лишь маска статуи, которую изваяли ученые-эксперты, изваяли, прикрепив к ней табличку "идеолог"? Вот так "панорама"! А чего еще-то изволите?, всё тут тупик, причем "бесконечный", возражать нельзя, как и дважды два -- Авторитет. Но разве сам я примирюсь, разве самому мне примириться с таким положением вещей (с иронией). Нет, восстану, обязательно восстану с упёртостью антигероя из "Подполья" и выскажусь, и выскажусь с жаром уже давненько мучительной мысли. Мысли, заданной в вопросе: "каков же ты, сей человек?".
Почему-то 21 век повторяет "зады" мысли века 20-го, впрочем, и самый век 20-й повторял "зады" мысли века 19-го. Тут и Гегель, и Маркс за ним, и Ницше в сторонке, и Штирнер, показывая всемству язык, и французские социалисты-утописты, утверждающие нелепость, мол, "Христос-то наш человек из социалистов", и Фейербах, и Конт, и прочие любители человечества, соревнующиеся в феерическом атеизме. И вдруг, на тебе, 20-й век "откопал" "из подполья" людьми забытого Кьеркегора, которого Л.Шестов открыл для себя уже в последние годы жизни. А тут еще Запад "открыл" Достоевского, которого молодая советская Россия заблаговременно решила упростить и сузить до унизительного для советского человека лозунга на табличке "верующий охранитель". "Какое ретроградство!", "охранитель", да еще верующий" (с иронией). А Иван Карамазов? А что Иван? Как там Луначарский-то определил? Мол, "больной человек" и всё тут, "болезнь" которого так заразительна для "здорового" советского человека. Но если посмотреть "из Подполья", то Луначарский оказывается прав, т.е. прав в том, что Иван Карамазов оченно чужд тому обществу, той реальности, которую сотворили советские люди. Нет, Иван совершенно ИНОЙ закваски, отнюдь, не советской. Иван Карамазов -- тип философский, как определил Сергей Булгаков. А как поступили с философами в советской России, то известно как, в лучшем случае пожизненное путешествие на двух пароходах в Европу, да в Америку, а в худшем, то судьба Льва Карсавина и Павла Флоренского. "Какой же тут Иван Карамазов, да "идеолог"?" (с иронией). Нет, тут иное, как еще Луначарский не додумался прилепить к Ивану лозунг "враг народа". А мог бы, а могли бы и прилепить. Только вообразите, что в советской России 30-х годов некто любитель изящных искусств сотворил такую поэму, как под названием "Великий инквизитор". Что бы было с тем поэтом, как вы думаете? Не меньше как псих.больница, прям как в романе М.Булгакова. Так что диагноз Луначарского, с одной стороны, "правдив", т.е. "правдив" глазами большевика. Но тут наступила вторая половина века 20-го, новые веяния, новые ожидания, новые смыслы стали всплывать "из Подполья". Достоевский стал всемирно признан за писателя мирового уровня. А тут Михаил Бахтин выдвинул теорию полифонии в романах Достоевского. И в литературных кружках она оченно прижилась, а Иван Карамазов, как и князь Мышкин, оказался идеологом. Что ж, для советского времени, впрочем, да и для нынешнего, как оказывается, таковая позиция была удобна в интерпретации, мол, роман полифонический, а Иван, как герой романа, идеолог. И все довольны: и начальство от культуры, и хитрые литературоведы и критики, которые втиснули в "систему советов" по культуре, издырявив её полифонией, либеральные мыслишки. Но вот сейчас в 21 веке зачем повторять "зады" мысли, т.е. то, что уже давненько устарело и не соответствует новому и более глубокому осмыслению Ивана Карамазова?
Ах, да, забыли Фрейда! Но кабы душа Фрейда была добра, кабы в ней не затаилось чувство первенства и превосходства, то мистер Фрейд мог бы дать вполне добротную тончайшую и глубокомысленную критику роману Достоевского, но получилось то, что получилось, т.е. с оттенком пошлости и узости, очернительства, без которого либеральная мысль ну никак не может обойтись, признавая сие за "открытие" с обязательным штампом "только сущая правда и не более", а узость разве с добра ли. Вопрос. Вот так "сузил" Фрейд Ивана Карамазова, определив его до скептического циника! (с иронией). Фрейд выдал определение Ивану Карамазову, да и вообще роману Достоевского, точно в таком же стиле, как в стиле таких либералов-персонажей романа, как Миусов и Ракитин. О, образ Ракитина в романе критиками еще не открыт, о нем толком даже и не думали распознавать. Но тут Лев Шестов проговорился в своем первом знаменитом произведении "Достоевский и Ницше", высказавшись в защиту образа такого либерала, как Ракитин, даже, вообще, в защиту либералов. А Фрейд ведь еще тот старый либерал по своему мировоззрению. Вопрос: друг ли он Достоевскому?
Если этот вопрос кого-то возмущает, то вот лично у меня на сей счет большие сомнения, так как Фрейд Достоевскому, отнюдь, не Друг, не близок. Фрейд совершенно иной формации, т.е. чисто западно-либеральной, чуждой Достоевскому, которую Ф.М. оченно "достал", прям до печенок (с иронией). А если у кого-то вызывают сомнения на мою точку зрения, то прошу убедиться в том, КАК сам Фрейд оценивает как творчество, так и жизнь Ф.М. в своей статье "Достоевский и отцеубийство".
Например, как вам вот Такое? После восхвалений в первых абзацах творчества Д. Фрейд пишет: "Достоевский упустил возможность стать учителем и освободителем человечества, он присоединился к его тюремщикам; будущая культура человечества окажется ему не многим обязана... следует вопрос: откуда вообще возникает соблазн причислить Достоевского к преступникам? Ответ: из-за выбора художником литературного материала, в первую очередь характеров жестоких, себялюбивых, склонных к убийству, что указывает на существование таких склонностей в его внутреннем мире..." (З.Фрейд "Достоевский и отцеубийство").
Коротко говоря, Фрейд видит Д. только и лишь в плоскости мазохизма и садизма, в плоскости преступника с огромнейшим чувством вины. Вот вам и вся схема концепции Фрейда, в которую так удобно, казалось бы, подогнать Автора "Карамазовых" и его героя Ивана в виде скептического циника. Да уж, Д. "упустил возможность". В чем? По-Фрейду, не меньше, как "стать учителем и освободителем человечества". Если бы Фрейд глубоко изучил роман, то увидел бы, как Автор в романе разрабатывает тему "любви к человечеству". Вопрос: а чтобы стать "учителем" и "освободителем" человечества, то чтО нужно? Записаться в орден либералов? И какая-такая "свобода" в учении энтого ордена?.. Фрейд причисляет Д. к тюремщикам. А почему не сразу заявить, как некоторые наши критики, которые сравнивают Д. с "великим инквизитором"? И последнее на десерт: Фрейд заявляет, расписываясь "за будущее", мол, "будущая культура человечества окажется ему не многим обязана". Неужели? Мне Такое нравится, если вспомнить предшествующую статью Фрейда от 1927 года, т.е. скажем так, каково же ваше, мистер Фрейд, "Будущее одной иллюзии", т.е. КАК оченно желаемо Фрейду выдать свою иллюзию, проецировав её на будущее.
Ну, как? Нравится? И разве Такое "здорово"? Может, с точки зрения либеральных умов, Такое и считается "нормальным", но только не для меня. По-моему, Такое "оценивание" -- гнусный цинизм, смешанный с профанацией. Как если бы, представим, верующий человек, восхваляя творение Создателя, одновременно, заявил, что, мол, Создатель-то, отнюдь, не совершенен, а мол грешки имеются у Создателя, причем страшные перед "свободными людьми", но творение, мол, прекрасно и восхитительно, мол, "лучший из возможных миров". Вот подобно с такой позиции и Фрейд оценивает Достоевского, зачисляя Ф.М. в преступника, онаниста, лжеморалиста и прочие прелести. Или наоборот, верующий, восхваляя Творца, заявит, как мол КАК безобразно Его творение.
А кабы мысль Фрейда была добра? Какое Открытие мог бы Фрейд совершить, если бы глубоко исследовал загадку Ивана Карамазова? М-м, просто Фантастика! Но тут вмешалось Несовпадение противоположностей, как говорится, коса нашла на камень, а концепция Фрейда (эдипов комплекс) оказалась совершенна чужда загадки Вопроса и мысли Ивана Карамазова. Вот, оказывается, в чем и "секрет Фрейда" затаился-то. Оказывается-то, Фрейд, отнюдь, не первооткрыватель Идеи и тайны души, а всего лишь, как оказывается, посредственный интерпретатор трагедии Софокла "Царь Эдип". Ну, как же Фрейду можно было согласиться с таким положением вещей (с иронией). Поэтому, в задачу статьи Фрейда о Достоевском входит: умалить значение Автора "Карамазовых", чтобы извратить, исказить, обезобразить смысл его произведения, словом, профанировать роман, в котором сокрыта ИЗЮМИНКА, как альтернативное видение не только на тему Эдипа, но и в целом на тему отцеубийства; то видение Достоевского, которое либералу Фрейду оченно чуждо. Почему чуждо? Вопрос к размышлению: как вы думаете, почему Ф.М. в романе "Братья Карамазовы" называет адвоката Фетюковича, цитирую, "прелюбодеем мысли", и при чем тут, казалось бы, Фрейд и его концепция?..
Как вы думаете, в чем различие между Вопросом Ивана Карамазова в зале суда и концепцией Фрейда?..
И когда читатель романа разберется в таких вопросах, возможно, ему и откроется "секрет Фрейда" и его "прелестное" оценивание творчества Достоевского.
Итак, в остатке от 20-го века нам досталось незавидное завещание об образе Ивана Карамазова, т.е., по-моему, основные две концепции, как Фрейда, что Иван -- скептический циник, так и М.Бахтина, что, мол, Иван есть идеолог.
Вопрос: но разве можно в 21 веке быть равнодушным к тем концепциям, которые так сузили образ Ивана Карамазова? Ведь, так "сузить" человека разве человечно, впрочем, вполне либерально (с иронией), в котором не видно уже ни души, ни Образа?..
Вопрос открыт, как и Загадка Ивана Карамазова.
Вопрос остается открытым: если Иван Карамазов не идеолог и не скептический циник, то кто таков?
И у меня есть свое альтернативное видение, запечатленное в очерке
"Иван Карамазов как человек-загадка".
---
"Эк ведь Иван вам загадку задал! -
с явною злобой крикнул Ракитин"
(Ф.М.Достоевский "Братья Карамазовы")
***
ИВАН КАРАМАЗОВ -- ИДЕОЛОГ?
Вообразим, Вопрос Ивана Карамазова в своем стиле
"убийственной" самоиронии: ну допустим,
у меня есть Идея, но разве Я "идеолог"? Спрашивается,
какая из противоборствующих сторон моей цельной Идеи
Вас больше привлекает-интересует, чтоб поставить
на мне штамп "идеолог"?..
"Кто смеет мне задавать такие вопросы!"
(Иван Карамазов в романе "Братья Карамазовы")
"Психопатов среди главных героев романов множество:
Ставрогин -- случай нравственной неполноценности,
Раскольников -- случай временного помутнения рас-
судка, Иван Карамазов -- еще один ненормальный.
Все это случаи, свидетельствующие о распаде личности"
(Вл.Набоков "Лекции по русской литературе")
"герои Д. -- ходячие идеи в обличье людей..."
(Вл.Набоков "Лекции по русской литературе")
"Достоевский изображал жизнь идеи в индивидуальном и
социальном сознании, ибо её он считал определяющим
фактором интеллигентного общества... Он писал не
романы с идеей, ..., но романы об идеи...
его героиней была идея"
(Б.М.Энгельгардт "Идеологический роман Д.")
"Б.М.Энгельгардт исходит из социологического и
культурно-исторического определения героя Д.
Герой Д. -- оторвавшийся от культурной традиции,
от почвы и от земли интеллигент-разночинец,
представитель "случайного племени". Такой человек
вступает в особые отношения к идее: он беззащитен
перед нею и перед её властью, ибо не укоренен в бытии
и лишен культурной традиции. Он становится "человеком
идеи", одержимым от идеи. Идея же становится в нем
идеей-силой, всевластно определяющей и уродующей его
сознание и его жизнь. Идея ведет самостоятельную
жизнь в сознании героя: живет, собственно, не он --
живет идея, и романист дает не жизнеописание героя,
а жизнеописание идеи в нем"
(М.М.Бахтин "Проблемы поэтики")
"Идея как предмет изображения занимает громадное
место в творчестве Д., но все же не она героиня его
романов. Его героем был человек, и изображал он
в конце концов не идею в человеке, а, говоря его
собственными словами, "человека в человеке". Идея же
была для него или пробным камнем для испытания
человека в человеке, или формой его обнаружения, или,
наконец, -- и это главное -- тем "медиумом", тою
средою, в которой раскрывается человеческое сознание
в своей глубочайшей сущности...
Каждая мысль героев Д. ("человека из подполья",
Раскольникова, Ивана и др.) с самого начала ощущает
себя репликой незавершенного диалога...
Термин "идеологический роман" представляется нам
поэтому не адекватным и уводящим от подлинного
художественного задания Достоевского"
(М.М.Бахтин "Проблемы поэтики")
"Герой "Записок из подполья" -- первый герой-идеолог
в творчестве Д. Одна из его основных идей,<...>, есть
именно идея о том, что человек не является
конечной и определенной величиной, на которой можно
было бы строить какие-либо твердые расчеты;
человек свободен и потому может нарушить любые
навязанные ему закономерности.
Герой Д. всегда стремится разбить завершающую и
как бы умерщвляющую его оправу чужих слов о нем...
Человек никогда не совпадает с самим собой
(Прим. В.Г. -- здесь М.Бахтин удивительным образом
выразил философский тезис Ж.П.Сартра в его
онтологии "Бытие и Ничто"). По художественной мысли
Достоевского, подлинная жизнь личности совершается
как бы в точке этого несовпадения человека с самим
собою, в точке выхода его за пределы всего, что он
есть как вещное бытие, которое можно подсмотреть,
определить и предсказать помимо его воли, "заочно".
Подлинная жизнь личности доступна только диалогичес-
кому проникновению в нее, которому она сама ответно
и свободно раскрывает себя.
Правда о человеке в чужих устах, не обращенная к нему
диалогически, то есть заочная правда, становится
унижающей и умерщвляющей его ложью, если касается
его "святая святых", т.е. "человека в человеке"
(М.М.Бахтин "Проблемы поэтики")
"...самое обременительное и тягостное в книге,
это общая идея. Её нужно всячески вытравлять...
Нет идеи, нет идей, нет последовательности,
ЕСТЬ ПРОТИВОРЕЧИЯ, но ведь этого именно я и
добивался, как, может быть, читатель уже угадал
из самого заглавия. Беспочвенность, даже
АПОФЕОЗ БЕСПОЧВЕННОСТИ..."
(Лев Шестов)
"...русская интеллигенция "идейна" и "беспочвенна".
Это её исчерпывающие определения... достаточное определение:
русская интеллигенция есть группа, движение и традиция,
объединяемые идейностью своих задач и беспочвенностью своих
идей... "Беспочвенность" вытекает уже из нашего понимания
ИДЕЙНОСТИ, отмежевывая ее от других, органических форм
идеализма (или идеал-реализма). Беспочвенность есть ОТРЫВ: от
быта, от национальной культуры, от национальной религии, от
государства, от класса, от всех органически выросших социальных
и духовных образований. Конечно, отрыв этот может быть лишь
более или менее полным. В ПРЕДЕЛЕ ОТРЫВ приводит к нигилизму,
уже не совместимому ни с какой идейностью. В нигилизме отрыв
становится СРЫВОМ, который грозит каждому поколению русской
интеллигенции - не одним шестидесятникам. Срыв отчаяния,
безверия от невыносимой тяжести взятого на себя бремени: когда
идея, висящая в воздухе, уже не поддерживает падающего, уже не
питает, не греет и становится, видимо, для всех призраком..."
(Г.П.Федотов "Трагедия интеллигенции").
"...существует (существовала) группа, именующая себя русской
интеллигенцией и признаваемая за таковую и ее врагами.
Существует и самосознание этой группы, искони задумывавшейся
над своеобразием своего положения в мире: над своим
призванием, над своим прошлым. Она сама писала свою историю.
Под именем истории "русской литературы", "русской общественной
мысли", "русского самосознания" много десятилетий
разрабатывалась история русской интеллигенции в одном стиле,
в духе одной традиции. И так как это традиция автентическая
("сама о себе"), то в известном смысле она для историка
обязательна"
(Г.П.Федотов "Трагедия интеллигенции")
"А впрочем: о чем может говорить порядочный человек
с наибольшим удовольствием?
Ответ: о себе.
Ну так и я буду говорить о себе"
(Ф.М.Достоевский "Записки из подполья")
Какая замечательная идея!? --
внушить всемству отсутствие в себе самом
всяческой идейности.
Но если серьезно подходить к постановке такого вопроса, впрочем, "я и не совсем шутил", т.е. совершенно в стиле научно-академическом с обязательной исследовательской дотошностью, рассматривая каждые детали мысли с ювелирной точностью до мельчайших подробностей, без литературно-иронического пафоса, то спрашивается, на чем основано мое сомнение и в чем его сила?..
Сомнение, выдвигаемое мной, направлено к тезису "Иван Карамазов --
идеолог", что одобрительно разделяем многими экспертами-филологами, а потому в литературоведении этот тезис стал ходячей доминантой в понимании образа героя романа Достоевского. Спрашивается, откуда образовалось такое доминирующее суждение. Безусловно, известно всем экспертам, что такое доминирующее суждение образовалось в процессе истории литературно-критической мысли 20-го века, когда при исследовании романов Д. экспертами бал дан такой термин, как "идеологический роман", а герой или герои такого романа, неизбежно, обозначались как идеологами. Но во второй половине 20-го века в свет вышла книга "Проблемы поэтики Достоевского" выдающегося ученого-литературоведа М.М.Бахтина, который, без преувеличения, можно сказать, произвел научную революцию в области литературной критики, выдвинув тезис и дав научное обоснование этому новому тезису-видению, как "полифонический роман" на материале произведений Ф.М.Достоевского. По-моему видению, труд Михаила Бахтина, пожалуй, -- самое глубокое, уникальнейшее и новаторское Научное исследование творчества Д., тезисы и идеи которого до сих пор доминируют как в научном литературоведении, так и в литературной критике в целом. Но возникает вопрос, ставящий под сомнение те интерпретации, что исходят от множества последователей мысли Михаила Бахтина, т.е. мной ставятся под сомнение интерпретации многих экспертов-филологов, которые, можно сказать, недостаточно вырабатывают философскую рефлексию над самим ходом мысли М.М., а отсюда вытекает и последовательность ошибок, и нежелание видеть противоречия как в самих размышлениях Бахтина, так и в оценках того или иного героя Достоевского. Спрашивается, кто из экспертов-филологов изучил так глубоко труд М.М.Бахтина, как сам М.Бахтин исследовал творчество Достоевского. Вопрос остается открытым. Интерпретации экспертов-филологов касаются лишь поверхностного в тезисах М.Бахтина: в лучшем случае, не исследовав тончайших деталей в самом ходе размышлений, а, в худшем, касаясь лишь поверхностного и скользя по нему с виртуозностью фигуристов, эти ученые-эксперты игнорируют не только глубинные противоречия некоторых тезисов, но и, самое главное, Целое той идеи-мысли, говоря о концепции полифонического романа, что М.М.Бахтин вложил в свой творческий труд.
Представим себе, такую сцену и такую ситуацию: за круглым столом происходит полемика между творческими лицами, допустим, на тему "высокого и прекрасного", на тему искусства, и как-то неожиданно один из участников круглого стола, женщина, к примеру, высоко образованная и даже поэтесса, выдает такую реплику: "чего вы с ним говорите-то, чего с ним полемизировать, он же идеолог, к тому же сумасшедший, словом, идиот; подумаешь, пророк ли, сумасшедший ли -- не все ли равно?"
Чувствуете, каковы акценты и оттенки в адрес человека, склоняющие к профанации образа?.. Здесь как бы дан пример к размышлению.
Другой пример, выдвигаемый тезис многими экспертами "Иван Карамазов -- идеолог" основывается на таком тезисе в ряде размышлений Михаила Бахтина: "Герой Достоевского не только слово о себе самом и о своем ближайшем окружении, но и слово о мире: он не только сознающий, -- он идеолог". Вот сей тезис: "Герой Достоевского -- идеолог", а, значит, Иван Карамазов, как один из главных персонажей романа, -- идеолог. И такое тезис-утверждение, а Такое, безусловно, есть утверждение образа героя, замечательно вписывается в самую Схему исследования "Проблемы поэтики...", в самую задачу исследователя (М.Бахтина), но лишь с одной стороны, а с другой, очень грубо противоречит концепции М.Бахтина, тем самым утверждением, неизбежно производится сужение и умаление значения Образа вот этого конкретного героя, например, когда речь идет о Иване Карамазове. Ведь, давайте разберемся, если мы утверждаем тезис "герой есть и только идеолог", то сие утверждение есть неизбежное сужение сознания и самосознания героя, в котором уже умаляется, а то и вовсе исчезает значение такого качества персонажа, которое очень ценно Михаилу Бахтину, как незавершенность и неисчерпаемость человеческой сущности. Ведь, всякое исчерпывающее определение, как "герой -- идеолог", неизбежно сводится к сужению Образа человека. По другому сказать, в Иване Карамазове, как персонаже-герое романа, умаляется-искажается личность как Целое, когда литературоведы монологически-объектно закрепляют за ним однозначное определение в виде "идеолога". Если "герой-идеолог", то он в этом утверждении-определении со стороны уже исчерпаем и уже завершен, объективирован и однозначен, ему уже как бы выдана окончательная оценка в виде корочки диплома и с печатью, а такая "печать" оказывается уже несмываемой с его образа и такая однозначность "убивает" в Иване К. Личность, которая не исчерпывается логическим определением объектно со стороны чужого сознания. Если четко и строго по-научному следовать мысли М.М.Бахтина, то Иван Карамазов -- это такой герой-персонаж, образ которого открывается не чрез "заочное" определение-формулировку "герой-идеолог", а через Диалог, т.е. такой герой, у которого есть Идея и образ личности которого через Идею раскрывается в Диалоге с личностью другого, именно при встречи и живом обращении личности с личностью, с "Ты" Другого. Именно, в Диалоге в живом общении с личностью другого как "Ты" самораскрывается Идея ведущего героя, её многозначность, многоаспектность, её ступенчатая иерархичность, раскрывающая в то же время глубинные уровни самосознания у самого творца-героя, которому она открылась и который её выразил, сформулировал, придал ей Образ.
На основе самого исследования Михаила Бахтина "Проблемы поэтики Д.", как и на основе текста романа "Братья Карамазовы", можно вполне ясно и убедительно доказать, что Иван Карамазов, как персонаж и как герой романа, как личность, не есть "идеолог" и не может таковым быть по своей сути, не может таковым быть по самому замыслу и идеи Автора о герое и о романе в целом. Даже если допустить предположение, мол, такое определение или выражение "герой-идеолог" исследователя Михаила Бахтина не совсем удачное, то оно ничего не изменило бы, не изменило сути проблемы, а означало бы уклонение от попытки её разрешить. Например, как сам М.М.Бахтин очень деликатно и осторожно в адрес формулировки А.В.Луначарского пишет: "Нам кажется, что формулировку эту нельзя признать удачной. Открытие полифонического романа, сделанное Достоевским, переживет... (Прим. В.Г. -- у Бахтина "капитализм", а, по-моему, можно вставить и "идеологизм"). И здесь я скажу, перефразируя, без всякой примеси деликатности, прямо: формулировку "герой-идеолог" М.Бахтина не только нельзя признать удачной, но она в корне и грубо противоречит самой концепции исследователя. В каждой главе научного исследования "Проблемы поэтики..." М.Бахтина можно открыть целые предложения мысли, даже абзацы, в которых данная формулировка-определение яснейшим образом не только опровергается, но даже отрицается. К примеру, приведем некоторые мысли М.Бахтина; так уже в первой главе исследователь выводит основные свои тезисы:
"Своеобразие Д. не в том, что он монологически провозглашал ценность личности (это делали до него и другие), а в том, что он умел ее объективно-художественно увидеть и показать как другую, чужую личность, не делая её лирической, не сливая с ней своего голоса и в то же время не низводя ее до опредмеченной психической действительности. Высокая оценка личности не впервые появилась в мировоззрении Достоевского, но художественный образ чужой личности (если принять этот термин Аскольдова) и многих неслиянных личностей, объединенных в единстве некоего духовного события, впервые в полной мере осуществлен в его романах..." (М.М.Бахтин "Проблемы поэтики Д.").
Заключительный абзац третьего параграфа в последней пятой главе так озвучен:
"Итак, в произведениях Д. нет окончательного, завершающего, раз и навсегда определяющего слова. Поэтому нет и твердого образа героя, отвечающего на вопрос -- "кто он?". Здесь есть только вопросы -- "кто я?" и "кто ты?". Но и эти вопросы звучат в непрерывном и незавершенном внутреннем диалоге. Слово героя и слово о герое определяются не закрытым диалогическим отношением к себе самому и к другому. Авторское слово не может объять со всех сторон, замкнуть и завершить извне героя и его слово. Оно может лишь обращаться к нему. Все определения и все точки зрения поглощаются диалогом, вовлекаются в его становление. Заочного слова, которое, не вмешиваясь во внутренний диалог героя, нейтрально и объективно строило бы его завершенный образ, Достоевский не знает. "Заочное" слово, подводящее окончательный итог личности, не входит в его замысел. Твердого, мертвого, законченного, безответного, уже сказавшего свое последнее слово нет в мире Достоевского" (М.М.Бахтин "Проблемы поэтики Д.").
По-моему, здесь М.Бахтин в очень сжатой и в ярко-ясной форме выразил свои мысли, которые парадоксальным образом опровергают его же формулировку-определение "герой-идеолог". Но это еще не всё, самое интересное ожидает своих открытий. Так в самом Заключении исследования М.М. говорит:
"...до сих пор еще так сильна тенденция монологизовать романы Д-го. Она выражается в стремлении давать при анализе завершающие определения героям, непременно находить определенную монологическую авторскую идею, повсюду искать поверхностное жизненное правдоподобие и т.п. Игнорируют или отрицают принципиальную незавершенность и диалогическую открытость художественного мира Достоевского, то есть самую сущность его...
Но в области художественного познания продолжают иногда требовать самой грубой, самой ПРИМИТИВНОЙ ОПРЕДЕЛЕННОСТИ (Прим. В.Г. -- курсив мой), которая заведомо не может быть истинной" (М.М.Бахтин "Проблемы поэтики Д.").
И здесь мне только остается согласиться с оценочной мыслью М.М.Бахтина, при этом, вопрошая, а все-таки кто же так требует от исследователя этой "примитивной определенности". Вопрос. Есть разные соображения на сей счет, как и то что мною уже озвучено выше (тезис Бахтина "герой-идеолог" замечательно вписывается в схему исследования, т.е. сам исследователь специально его вводит; остаются вопросы "почему именно так", "зачем" и "для чего", который будет освещен мною далее), но одно из них нахожу в очерке В.Е.Хализева:
"В послереволюционной России для свободного обсуждения проблем Ивана Карамазова и Смысла его образа, естественно, не было почвы. Знаменательны слова М.М.Бахтина в откровенном разговоре с С.Г.Бочаровым (1970г.) о его работе над книгой о Достоевском. Ученый сетовал, что вынужденно "оторвал ФОРМУ от ГЛАВНОГО. Прямо не мог говорить о главных вопросах <...>. Философских, о том, чем мучился Достоевский всю жизнь -- существованием Божиим. Ведь мне там приходилось все время вилять -- туда и обратно. Приходилось себя за руку держать. Только мысль пошла -- и надо её останавливать" (В.Е.Хализев "Иван Карамазов как русский миф начала 20-го века").
Однако, не соглашусь с В.Е.Хализевым в оценке записи М.М.Пришвина, мол, запись "тем весомее и интереснее". Как же так, ведь, М.Пришвин увидел в Иване К. совсем не ту "загадку", даже и не "загадку", а так -- профанация в скверном виде, мол, Иван К. есть "сочетание эмигранта с уголовником". Вот так М.Пришвин увидел "загадку" в Иване Карамазове (говорю с иронией). У М.Пришвина "загадка" Ивана не сочетается с Загадкой человека, как Личности, а всего лишь говорится как об объекте, что повторяет другой объект (мол, Иван всего лишь повторяет Раскольникова). Спрашивается, и в чем же тогда здесь "загадка" вот этого героя-персонажа, если он всего лишь повторяется?.. Вопрос, который поставит писателя М.Пришвина в тупик.
Меня, вообще, поражает некоторая странная тенденция: КАК это высокого уровня писатели, как М.Пришвин и как В.Набоков, не способны али не желают увидеть и распознать Образ героя в романе Достоевского. То есть по мне так думается, что писатели, тем более КАК Писатели, обязаны видеть и понимать Слово и Образы своего коллеги по перу. Однако, не тут-то было.
Касательно формулировки-определения Михаила Бахтина "герой-идеолог", примечательно рассмотреть критические замечания В.Е.Хализева в адрес литературной Критики о образе Ивана Карамазова, с которыми, по-моему, сам М.М.Бахтин, исходя из его основной концептуальной мысли, вполне был бы солидарен. Например, В.Е.Хализев так говорит в своем очерке:
"Бытуют, однако, мифы о литературных персонажах и иного рода. Они оказываются достоянием лишь отдельных периодов культурно-исторической жизни и, как правило, знаменуют обедняющую перелицовку первоисточников, превращение образов разноплановых, сопряженных с неоднозначной авторской оценкой, -- в образы схематические, "ходульно-героические, сентиментально-патетические или, наоборот, в примитивно-комические" (Прим. В.Г. -- здесь В.Е.Хализев цитирует М.М.Бахтина как бы по тематике его критической мысли)...
В отечественном сознании первых десятилетий нашего столетия (Прим. В.Г. -- т.е. речь идет о 20-м веке) подобной трансформации подвергся, в частности, образ Ивана Карамазова. Этот герой Д-го занял почетное место в выступлениях лидеров "нового религиозного сознания", а также сторонников Ф.Ницше и наследников отечественной революционной демократии. Об Иване Карамазове в 1900-1910-е гг. писали больше, чем о ком-либо еще из персонажей литературной классики. Внимание публицистов и критиков сосредоточилось на двух главах пятой части романа: "Бунт" и "Великий Инквизитор" (в особенности на последней), которые рассматривались изолировано от иных эпизодов "Братьев Карамазовых". Об Иване говорилось как о мыслителе "в чистом виде", но отнюдь не как о биографической личности, обладающей определенным комплексом психологических и поведенческих черт. Интерпретаторы совершенно не интересовались взаимоотношениями этого героя с Алешей, тем более зловещими контактами Ивана со Смердяковым, намерением уехать за границу и белой горячкой во время суда над Митей. Да и разговор с чертом оставался где-то в стороне от того, что в последнем творении Достоевского почиталось единственно важным. Из живого лица, фигуры яркой, многоплановой, противоречивой персонаж превратился в субъекта отвлеченной мысли, своего рода мистериальную схему -- существо, пребывающее во вселенной как таковой, но не в конкретной человеческой реальности. При этом в Легенде и обрамляющих ее суждениях Ивана усматривался высочайший взлет Достоевского как писателя-мыслителя. Между героем и автором ставился знак равенства, а порой Ивана Карамазова даже возвышали над создателем романа, видя в нем пророка и предтечу" (В.Е.Хализев "Иван Карамазов как русский миф начала 20-го века").
***
А вот теперь попробуем сделать некоторое фантастическое допущение, попробуем представить себе такую встречу, конечно же, фантастическую, например, как встречу Михаила Бахтина и Владимира Набокова, а мы бы так оказались свидетелями захватывающего полемического диалога о Достоевском. По-моему, нетрудно будет предугадать, какова будет полемика, чего, правда, нельзя сказать о её исходе, но, безусловно, диалог будет интереснейшим. Если мы вспомним оценку Вл.Набокова в адрес героев Достоевского, мол, герои Д. -- это "ходячии идеи", что очень важно подчеркнуть в контексте мысли, когда, тем самым, умаляется художественность в произведениях Д., а вдобавок к тому профанируется и значение образа героев, то КАК Михаил Бахтин отреагировал бы на Такое тезис-утверждение. Вопрос.
***
Иван Карамазов -- спептический циник?
***
Безумный человек у Достоевского и у Ницше
или
Проклятые вопросы в Диалоге бессмертных.
(Начато 6.10.2020, но продолжение следует)