Директор, милый мой директор - часть вторая

Татьяна Латышева
«Директор, милый мой директор»­-2
(«Курская правда», 8 октября 1998 года)

  Такие новости всегда бывают неожиданными, как выстрел в спину, даже если в общем­то предсказуемы: рано или поздно, и скорее всего рано, чем поздно…
 …Озабоченная какой­то неточностью в своем уже сверстанном материале, я не сразу поняла смысл слов Галины из рекламного отдела, обращенных к моему собеседнику: «Ей звонят из школы. У нас с Татьяной сегодня общее несчастье…». С Галиной мы в разные годы учились в одной и, как нам до сих пор кажется, лучшей в мире школе, в которой было столько замечательных и добрых традиций и где был лучший в мире директор.

 …У нас сегодня общее несчастье, выпускники и учителя курской школы № 7 А. С. Пушкина. Умер наш Шкляр. Наш добрый, мудрый, неугомонный, веселый и заботливый наш директор. Не представляю ни одного пушкинца, чье сердце не наполнится болью при этом известии. Мы осиротели и разом постарели: мысль, что на свете есть Шкляр, который помнит каждого из нас и наших родителей по имени, а также в каком классе подружились Наташа и Игорь, а Марина начала карьеру солистки, согревала и позволяла чувствовать собственное детство как нечто реальное и недавнее. «Наше детство живо до тех пор, пока живы взрослые, которые помнят нас детьми, те, кто своей любовью защищал нас от всех в мире бед».
  Шкляр был одним из наших родителей, и даже если (слава Богу!) наши родители еще с нами, на свете стало холодней, темней и неуютней без него.
После моего пятилетней давности материала о нем – «Директор, милый мой директор!» откликнулось так много знакомых и незнакомых людей, что сомневаться не приходилось: Шкляр – непреходящая ценность не только для нас, его последних выпускников, но и тех, кто учился у него на пятнадцать­двадцать лет раньше. Мне писали с Дальнего и Ближнего Востока – из Петропавловска­Камчатского и Иерусалима, звонили из Орла и Воронежа… Родители, друзья пересылали им нашу газету, и люди, обращаясь не столько ко мне, сколько к нему, вспоминали (у каждого была причина быть ему благодарным) эпизоды собственного детства, и лейтмотив был один: «Какое счастье, что он жив! Здоровья, долголетия нашему Шкляру!».
  Борис Иосифович и сам прислал мне письмо из Подмосковья, где в последние годы жил у дочери. Там и настигло его несчастье. Нет, он не умер от инфаркта (хотя и перенес их несколько) или какой­нибудь возрастной болезни. Он погиб, как и жил, – на бегу. Перебегал (как всегда) дорогу, и его сбил автобус. Умер он на следующий день.
  Последний абзац того давнего материала – разговор с одноклассницей, приехавшей из другого города: «Видела вчера из окна автобуса нашего Шкляра. Он бегом перебегал улицу! Он совсем не изменился, точно такой, как был в нашем первом, пятом, десятом. Он будет жить вечно!» Мы постучали по стоящему рядом тополю и посмотрели друг на друга прежними, первоклассницкими глазами. Раз Шкляр такой же, как был, значит, и мы изменились мало. Значит, все идет, как надо, и впереди – целая жизнь. Живите же всегда, наш милый, родной, наш вечно юный директор!»
  Жена и преданный друг Бориса Иосифовича Анна Павловна старалась не отпускать его далеко от дома (возраст все­таки и болезни…), но надо знать его неугомонность и неистребимый интерес к жизни. Недаром он всегда находил общий язык со школьными хулиганами и пользовался у них большим авторитетом: в нем всегда жил мальчишка, веселый и шухарной. Почти 86­летний (86 ему исполнилось в нынешнем феврале), он втайне от домашних убегал на празднование 850­летия Москвы. В этот раз он тоже спешил куда­то…
  Фронтовик (он прошел всю войну, участвовал в Сталинградской и Курской битвах), педагог милостью Божьей и организатор, каких поискать – психолог с удивительным чутьем и любовью к людям и талантливый хозяйственник в одном лице, – он прожил долгую, трудную и счастливую жизнь.
  …Наши тылы уже не так защищены, как прежде, мы разом повзрослели и постарели, но в душе каждого из нас была и будет всегда планета по имени «Шкляр». Спасибо за все, Борис Иосифович! Вы навсегда с нами, наш милый, добрый, любимый наш директор!
 
 Татьяна Латышева и все выпускники, учителя, родители школы № 7 им. А. С. Пушкина Курска, по поручению которых написан этот материал.


Форум

в группе
«Пароль: Пушкинская школа»


 Екатерина Островская:
– Борис Иосифович Шкляр – Лучший Директор В Мире!

 Светлана Гаспирович:
– Это был действительно лучший директор в мире…

 Вера Иванова:
– Борис Иосифович Шкляр. Без слов...Вереницей воспоминания. Вот он на ступеньках встречает, каждый день! Вот тишина, идет урок. А по коридору, с этажа на этаж прохаживается Борис Иосифович. А если просто – «Шкляр», то так уважительно произносили! Если, не дай Бог, выставят за дверь, то самое страшное – это огорчить Бориса Иосифовича. Как он умел разговаривать и даже отчитывать, не унижая никого! Как бы мы его ни называли, по имени и отчеству или по фамилии, всегда это звучало уважительно. Шкляр – как Совесть. Мы его не боялись, мы боялись голоса своей Совести.

 Эдуард Шубочкин:
– Борис Иосифович ШКЛЯР – эталон  профессии. Никто другой не мог сочетать в себе столько замечательных качеств. Кто был так добр к детям, так тактичен с родителями и так терпелив с нами и терпим к нам, хулиганствующим подросткам? После его ухода многие очутились на учете в ДКМ, а мою сестру все годы учебы одергивали словами: «Не будь как брат». Шкляр бы такого не позволил. Великому педагогу – ПАМЯТЬ и БЛАГОДАРНОСТЬ за все!!!
 
 Татьяна Латышева, администратор группы (февраль 2012 г.):
– ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ГОД БОРИСА ИОСИФОВИЧА ШКЛЯРА!
ШКЛЯРУ – 100!!! На юбилейном вечере школы в феврале меня осенило: юбилей школы (75) праздновался чуть не день в день со СТОЛЕТНИМ юбилеем Шкляра. Он родился 2 февраля 1912 года. Запомните эту дату! А вековой юбилей Шкляра продолжается – продлим его на весь 2012-­й и ознаменуем хорошими делами, чтобы ему было чем Там за нас гордиться! Мы уже поднимали бокалы за эту славную дату! Поднимайте и вы! Объявляется Год ШКЛЯРА, пушкинцы!

 Ольга Рудая (Успасских):
– Да, нам повезло, что в нашей жизни был Борис Иосифович Шкляр, Человек и Педагог с большой буквы! Вечная ему память!

 Ирина Денисова:
– Наш дорогой, наш любимый Борис Иосифович! Человек жив до тех пор, пока о нем помнят... Вечная Вам память, Борис Иосифович!

 Марина Бесходарная (Фишер):
– Это был директор! Он знал всех нас по именам и фамилиям, от малышей до выпускников! Его все уважали! Человечный человек был наш Борис Иосифович!


И еще...Леонид Зайкевич:

  – Директор он был классный! Это не значит, что он любил только наш класс, он любил всех – от первоклашек до выпускников, тех, кто ее уже окончил, и даже тех, кто только собирался провести самое счастливое время жизни в стенах школы № 7 им. А. С. Пушкина. Наш директор Борис Иосифович Шкляр был необыкновенным человеком, он оставил много теплых воспоминаний о тех незабываемых школьных годах, о той атмосфере, которая царила в нашем втором доме.
  Запомнились переменки, когда директор проходил по коридорам, заглядывая в классы и наблюдая, что там происходит в это время. Не скажу, что мы его боялись, но уважали сильно – и как директора, и просто как хорошего человека. У Бориса Иосифовича был излюбленный прием воспитания. Он брал под руки не в меру разбушевавшихся во время перемены учеников – одного слева, другого справа – и медленно шел с ними по коридорам, широко улыбаясь и не обращая внимания на рожицы, которые корчили товарищи своим провинившимся одноклассникам. Но если кто­то уж слишком был «артистичен» в своих пантомимах, то вынужденно занимал место рядом с директором, становясь третьим либо четвертым в этом променаде. Зато какое неописуемое удовольствие получали остальные от этого зрелища! Радовались тому, что не попались под руку директору, что есть повод посмеяться, а точнее сказать, «поржать над горем» товарищей, и что можно блеснуть остроумием по отношению к тем, кто проштрафился. Правда, куда потом девалась вся бравада, когда директор выбирал тебя для такой «прогулки». За «гуляющими» выстраивалась целая процессия, с шумом­гамом следовавшая по этажам. Особенное воодушевление охватывало нас, когда под руку директор брал старшеклассниц. Тогда процессия вырастала многократно, и уже коридора было мало, но шума и эмоций становилось больше, и успокаивались мы дольше. Школьницы были выше директора, статные и покрасневшие от смущения, они с грустными лицами шествовали по коридору, а нашему ликованию не было предела. Но звенел звонок, и мы были вынуждены заняться тем, для чего пришли в эти стены.


Надежда Салиженко:
В 10-м классе у меня случилась большая любовь. В начале четвертой четверти я
пришла к Борису Иосифовичу в кабинет и попросила документы: «Перехожу в
вечернюю школу». – «Ты с ума сошла, Надя! Что случилось?..» Узнав, что именно
случилось, решительно заявил: «Все будет хорошо. Аттестат получишь в родной
школе!»
Что говорить! И учителя, и некоторые одноклассники посматривали на мою
округлившуюся талию не всегда одобрительно, но… Я чувствовала поддержку и
защиту Шкляра. Сдала выпускные экзамены, получила аттестат и 6 сентября 1971
года родила свою старшую дочь. Шкляр и после школы всегда интересовался моей
судьбой, мы с ним дружили.
Окончила финансово-экономический институт,работала на Посту № 1 заместителем
директора.У меня прекрасные дочки и пятеро внуков Я горжусь ими и
своиммладшим зятем Максимом. Иерей Максим Шестопалов, клирик Сергиево-Казанского
собора, тоже наш – пушкинец, выпускник 1997 года.
Мы, три сестры Салиженко: Вера (выпуск 1975), Надежда (выпуск 1971) и
Любовь (выпуск 1965), учились в Пушкинской школе в золотые годы «правления
Шкляра». Мы многим ему обязаны. Без малейшего преувеличения, он был для нас –
отец родной. Спасибо, Борис Иосифович, наш родной, наш прекрасный директор!

Ирина Зарецкая:
Из дошкольных воспоминаний… У меня день рождения в декабре. То
есть, когда мне было шесть с половиной лет, мои родители не знали – отдавать
меня в 1-й класс или подождать год. Что делать? Обратились к Борису Иосифо-
вичу, а он сказал, что есть дети, которых
надо отдавать в школу пораньше, а есть такие, которым не хватает уверенности в
себе – таких лучше отправить в 1-й класс позже: «Приведите девочку – там посмо-
трим...».
И вот мы пришли. Что-то он спрашивал, типа «как тебя зовут» и т. п. И
вдруг: «А сколько будет 8 плюс 7?» Я говорю: «15». А он мне: «15-то 15! А вот
можешь своими словами рассказать, как ты это посчитала?» Я: «Ну, 7 – это как-буд-
то 2 и 5...» А Борис Иосифович мне возражает: «А 7 это не только 2 и 5 Это и
3+4, и 6+1...» И тут я начинаю возмущаться: «Но! К 8 же легче прибавить 2 до 10!
А потом так быстренько – 5 и будет 15!»
Он посмотрел на моих родителей (до сего дня не забуду его улыбки...) с таким
мягким прищуром глаз, с эдакой хитринкой: «Берем в 1-й класс!»
Так вот, к чему я все это? Не к тому какая я умненькая была, а к тому, что
Борис Иосифович Шкляр был не только учителем и не только директором школы.
Он был психологом детским. Не столько нужен был ему мой результат сложения,
сколько логика мышления – логика счета.
Теперь, спустя столько лет, уже живя в Израиле, я знаю, что здесь (в Рос-
сии сейчас тоже?..), например, делается психотестирование детей на всех уровнях –
от детсада до университета. А тогда?.. Ведь речь идет о 1969-м! Кто занимался
детской психологией? Не было таких специалистов, кому это было надо?.. А вот
ему надо было! Для него это было важнее результата.

Серафима Дриц:Пришла поздравлять Шкляра на какой­-то из его юбилеев и прочитала посвящённый ему свой детский опус, поэму – целое повествование о жизни и деятельности нашего Бориса Иосифовича. Поэма была в былинном стиле:
         «То не солнышко  выплыло  из-­за тёмных туч, из­-за синих гор,
           То директор наш вышел в коридор...».
           Я  два раза видела плачущего Шкляра. Первый раз на выпускном вечере, когда  вышла на школьную сцену за аттестатом, от волнения прихрамывая больше обычного, и тогда, когда, отвечая на его вопрос: как назвала сына, честно призналась: «В честь вас, Борис Иосифович».
(Глава из книги "Седьмая. Родная. Пушкинская". Часть вторая "Эпоха Шкляра")