Она стоит у открытой двери в ночной тишине. Она вспоминает какие-то эпизоды жизни. Она думает о событиях, которые проходят и, кажется, что они её уже не касаются, но это только ей кажется сейчас.
Она стоит у открытой двери в ночной тишине и всматривается в темноту зелени высокого и ветвистого кустарника. Слабый ветерок шевелит листву, и она слышит шорох. Набежавший посильнее ветерок зашевелил ветви роскошного, высокого кустарника и по стене дома забегали тени.
Тени от высокого, роскошного кустарника рисовали картины. Картины менялись.
Она смотрела на стену дома, как на экран и перед ней оживали люди. Тени были похожи на людей, которых она знала, и были тени тех, о которых она не знала ничего. Она слышала о них, о тех людях от других.
***
Оля проснулась рано по привычке. Она не любит эту сельскую жизнь. Ей всё время хочется быть владычицей, но она властвует только над коровами, которых надо ежедневно доить и кормить.
Оля вытащила руку из-под одеяла и посмотрела на кольцо на безымянном пальце, потом перевела взгляд на молодого парня, который спал рядом. Она улыбнулась довольной улыбкой – он всё-таки женился на ней. Улыбка исчезла с лица Оли – А, куда бы он делся?
Оля потянулась и встала с кровати. Она вышла во двор и оглядела всё вокруг. Ничто не радовало её взор. Она хочет жить другой жизнью, а не такой, как в селе. Она не будет копаться в коровьей грязи и в этом болоте проводить всю свою жизнь. Она придумает, как ей избавиться от всего этого и устроить свою жизнь по-другому. Она ещё не знает, какое это другое, но она уже думает о нём, о том другом и она будет вести свою жизнь только в том направлении. Она найдёт то другое. Она будет владычицей.
Оля стоит посреди двора и смотрит на сельскую жизнь, которую всё время размывает то ливень, то снег. Эту сельскую жизнь и без того тяжёлую, ещё и утяжеляют погодные условия. То летом придавит внезапная жара, и весь урожай погорит в поле. То зимние холода и морозы затребуют дополнительных сил, чтобы не пропало то, что выращено за лето и не погибла бы в такие морозы скотина.
Она переступила с ноги на ногу и за подошвами галош потянулась прилипшая к ним земля. Она брезгливо посмотрела на прилипшие к галошам комья.
Оля потащила за собой к туалету всё прилипающие и прилипающие к галошам комья земли. На этих облепленных землёй галошах она въехала в туалет. В туалете долго не просидишь – ветер гуляет сквозняками со всех щелей и обдувает обнажённую часть тела.
Сергей Иванович и Марья Петровна, уже давно встали. Они успели накормить скотину, почистить коровник и помещение для свиней.
Марья Петровна хлопочет у летней печи.
- Оля, доброе утро! Как спалось? Отдыхай, пока есть свободное время, потом придётся много работать.
Сергей Иванович привёз пустой возок и поставил его у края тына.
- Серёжа, а ты, куда сегодня вывез навоз?
- Так, в яму…
- Яму накрыл?
- Накрыл…
- Перегниёт и будет удобрение на грядки.
Сергей Иванович молчит. Это обычная работа и нечего говорить о ней столько времени, ведь он не знает другой жизни, кроме этой, деревенской. Все эти деревенские дела ему привычны и вносят какой-
то покой и уверенность, что они не останутся без куска хлеба, как эти городские, которых, пришедшее новое время выкинуло с фабрик и заводов и они растерялись от вопроса – Как жить?
Сергей Иванович не растеряется ни от каких вопросов жизни, у него полно работы. Но Сергей Иванович не любит, когда городские наезжают в село на летний отдых. Они свысока посматривают на крестьян, и всё время торгуются за цену на литр молока да посмеиваются над тем, как живут крестьяне. Он называет их избалованными барышнями и при этом всегда говорит Оле – Понаехали! Им тоже хочется быть поближе к природе и пить натуральное молоко, а не какие-то там заменители молока. Ишь ты, спят до обеда, а потом лазят до ночи по двору, никак не угомонятся. А, эти городские дети… хилые, бледные… небось голодают…
Оля смотрит на горожанок и помалкивает о том, что она только и мечтает вырваться из села и никаким способом она не останется крутить хвосты коровам и пасти гусей.
Оле нравятся эти городские барышни. Ей нравится в них всё и даже то, как они брезгливо относятся к крестьянам у которых снимают что-то на временное жильё. Это словно её молчаливая, личная месть родителям-крестьянам, но она понимает, что она без их помощи, никуда и ничего!
Оля стоит и слушает разговор родителей и эти слова, которые повторяются из года в год: навоз, перегниёт, потом на грядки… вызывают в ней раздражение, которое, она умело прячет за благостным выражением своего лица.
Оля не ругается с родителями. Она не вступает с ними ни в какие конфликты. Они ей нужны так же, как нужен муж, который ещё спит!
Оля посмотрела на свои облепленные землёй галоши и утвердила себя в мысли, что она здесь жить не будет.
Не большой районный центр, куда они перебрались на жительство, казался ей царством. Но в этом царстве она почему-то не ощутила себя владычицей. Убогая жизнь на низкие зарплаты никак не способствовала её настрою и продукты, привозимые из села никак не поднимали её настроение. Она хотела вовсе не такой жизни. Она хочет быть владычицей, но как достичь такого положения ей не приходит в голову.
СССР развалился на составные его части. Теперь не только каждая часть бывшего СССР пытается установить свой порядок, но и небольшие участки свободного пространства в этих частях уже берутся с боем разными загребущими. Загребущие, подгребают под себя то, что осталось от освоенного ранее кем-то и устанавливают новую жизнь, в которой совсем не остаётся места простому рабочему человеку.
Оля чувствует, что жизнь, о которой она мечтала, ускользает, и как остановить это скольжение жизни в противоположную от неё сторону она не знает. Она смотрит на мужа, который никак не может ей предоставить то, что она желает, и в ней пробуждаются мысли о том, что на волне всеобщего становления распадается много семей, которые не выдерживают напора жизни.
Оля осмотрела себя критически. Молода – да! Высока –да! Толстовата… толстовата… О, не толстовата она толстая, хотя ещё не обросла жиром, как поросёнок у родителей. Она понимала, что она явно не тянет ни на супер модель, ни на то, что даже близко к ней приближено, но… она умеет умело управляться с тестом! Она может такое испечь… такое, что она победит любую супер модель, надо только найти такого дурачка, который клюнет на её приманку – обжоры. Ей нужен тот, кого она уластит пирогами. О, она уластит его не только пирогами, она знает, чем и как уластить…
Оля сидела, задумавшись только над одним вопросом – Где найти такого дурачка? Это должен быть не только дурачок. Этот дурачок должен иметь жильё – собственное жильё! Она понимает, что такие дурачки не бегают по улицам и не ищут приключения себе на голову. Эти дурачки сидят в своих домах и никого к себе не пускают. Они хоть и старые, но ещё не выжили из ума, чтобы пустить к себе в дом кого-то. Они хоть и дурачки, но всё-таки опасаются за свою жизнь.
У Оли нет никакого чёткого плана, ведь она из села, а там, в селе всё происходило как-то по-другому. Да и люди знали друг друга с детства. Там в селе такое тоже случалось, что 30 летние молодые женщины шли жить к 60-ти летним мужчинам. Но, это там, в селе. А вот в городе все умные, и все знают, что если молодая пришла к старику жить, значить ради чего-то. И это ради чего-то всегда повергало в шок всю родню претендента на такую совместную жизнь.
Оля задумалась. У неё нет никакого конкретного плана, так как пока нет и претендента на его осуществление.
Жизнь проходит. Претендент не появляется. Второй муж Оли, Николай, уже посматривает в другую сторону. Ему надоела такая безрадостная городская жизнь – он любит село, любит работу в селе, он совсем другой, чем она и мысли его направлены в другую сторону. Он не ищет кого-то, кто ему всё предоставит, и будет обустраивать его жизнь. Он хозяин своей жизни. Он своим трудом обеспечивает жизнь семьи.
Грунтовая дорога полна ям и ухабов и Николай едет осторожно. Он хотя и спешит, но чувство меры во всём сдерживает его движение. Он едет и обдумывает слова, которые он скажет Марусе. В мыслях Николая не прорывается любовная лирика – он её не знает, но у него есть, что сказать женщине, которая вполне соответствует его представлению о том, кого он желает видеть рядом с собой. Он устал от Олиных пирогов и её прокисшего вида. Она никак не соответствует тому образу женщины, с которой, он хотел бы жить вечно… Мысли Николая возвращаются в прожитую с ней жизнь. Мысли катятся медленно, как катится машина, которой он управляет.
- Как же меня угораздило жениться на ней? Я ведь видел, что её интересует что-то другое. Видел! Но, дочь.
Мысли Николая замкнулись на дочери.
- Я, буду, дочери помогать, но жить с Олей я больше не могу! Она отнимает у меня всю энергию! Она отнимает у меня все желания быть тем, кем мне хочется! Вот с Марусей, мы всё делаем совместно и мы оба рады тому, что мы делаем.
Николай подумал о том, что вот уже два года он
как бы живёт в двух семьях и Оля знает об этом и молчит. Она молчит!
Николай остановил машину и вышел. Он пошёл в лесок и свежий, после дождя воздух наполнил его свежестью мыслей.
- Маруся…
Он произнёс её имя и быстро вернулся к машине, чтобы продолжить движение к ней.
- Маруся…
Энергия наполняла Николая, и он придавил педаль газа.
Оля продолжает думать только в одном направлении и все свои мысли она концентрирует только на дурачке, который должен, ну, должен же появиться у неё на пути. Она знает, что её муж уже давно живёт в двух семьях и мысль о том, что раньше или позже, но он оставит её. Эта мысль сверлит ей мозг, но она не намерена ничего менять до того момента, пока не отыщется дурачок.
Мысль Оли, от страстного её желания воплотилась в реальность, и дурачок появился.
Это было именно то, что она страстно желала. Одинокий мужчина, ещё не совсем старый, живёт со стариками родителями в доме, в частном доме, в личном доме и этот дом будет её, надо только подобраться поближе, поближе к дурачку…
Оля ощутила восторг и только одна мысль, как подобраться к этому мужичку тревожила её мозг. Ведь у неё нет опыта в таких делах, да к тому же она деревенская, мало, что соображает в таких делах, а книги, где описывают такие дела, она не очень воспринимает из-за трудности чтения и пони-мания. Она из фильмов знает, как женщины осуществляют такие дела, но то женщины красавицы, а она, да кто она…
Теперь все мысли Оли были направлены на осуществление плана захвата. И осуществление было ей гарантировано только покорным выражением лица и услужливостью.
- Услужливость! Услужливость и только услужливость! Услужить! Быть всегда на месте! Быть всегда на нужном месте в нужную для них всех минуту! Привязать их всех к себе, тем, что она всегда на месте и всегда готова сделать для них всех всё! Привязать всех к своим услугам! А, значит надо находиться всегда рядом, рядом! – Оля замерла. – Надо снять комнату! Надо снять комнату рядом с ним! Привязать всех к услугам!
Оля подошла к зеркалу. Она долго всматривалась в своё отражение и меняла выражение лица, пока не подобрала то, что именно то, которое нужно, нужно им, тем, кого она собралась привязать к себе. Не она будет к ним привязана, а они к ней, к её услугам. Оля улыбнулась.
- Вот так!
Мужчина оказался материально не обеспеченным и полностью материально и во многом другом, зависим от стариков родителей. Это не смутило Олю. Это наоборот прибавило ко всем её мыслям о зависимости ещё и этот факт, но теперь ей нужны деньги.
Ресторан гудел радостно и весело за фанерной перегородкой, которая отделала рабочее место Оли от народа, который веселился за этой самой перегородкой из фанеры. Она всё время вслушивалась в разговоры за столиком, который стоял за перегородкой из фанеры.
Здесь, в закутке ресторана она месила тесто, раскатывала его, вновь смешивала раскатанное и, отрывая большие куски от общей массы, вытягивала тесто из этих оторванных кусков в колбаски. Колбаски, она нарезала на ровные частички и раскладывала на противне. Она поглядывала в стеклянную дверцу печи и следила за тем, как поднимаются булочки. Она вытаскивала противень из печи и в зависимости от того, для какого блюда предназначались булочки, смазывала их то сладкой глазурью, то чесночным соусом.
- И, что ты?
- А, что, я?
- Что ты делаешь для того, чтобы достичь того, что ты хочешь?
Женский голос за перегородкой замер.
- Ну, что ты делаешь?
- А, ты не знаешь?
- Нет…
- Так теперь множество разных препаратов… от которых и следа в организме не остаётся…
- Что?!
- А, ты что думала, что так просто из них можно что-то выбить? Они хоть и старые, но ещё в своём уме…
- Ты хочешь сказать, что ты своему старику под…
- Хватит об этом! Я когда работала по уходу в… то своей старушке подсыпала снотворное и она спала… спала, а я уходила куда хочу и на сколько хочу. А, ты как думаешь, как я смогла привезти столько денег? Подрабатывала…
Женские голоса стихли. Послышался стук передвигаемых стульев. Тишина.
Оля не может отойти от стены. Весь разговор крутится у неё в мозгу.
- Препараты… Препараты… Какие препараты? Что
можно использовать для такого дела… Какого дела? Они хоть и старые, но ещё в своём уме… в своём уме… Своему старику под… Старику под… Подсыпала! Что подсыпала? Следа в организме не остаётся! Своей старушке подсыпала снотворное… спала… спала… Мне не надо спала… Старики в своём уме… из них не просто что-то выбить… препараты…
Из основной кухни ресторана, кто-то закричал Оле, чтобы она шла убирать с пола разбитую в зале бутылку вина. Оля слышит, как её зовут, но никуда не идёт. Оля стоит у фанерной стены, прижатая к ней своими мыслями.
- Оля!!! Давай, иди, убирай в зале!
Тело Оли раздавлено своими собственными мыслями о своей дальнейшей жизни. Она снимает халат, берёт свою сумку и ни с кем не прощаясь, выходит из ресторана.
Авдей втянулся к Олиным пирогам и её услугам. Он сам не заметил, как это стало его образом жизни, хотя мысли по-прежнему были в другом месте.
Мать Авдея не любила Олю, как приходящую прислугу.
- Ты нам чужая! Ты нам чужая!
Отцу Авдея перевалило за 90 лет, и ему было всё равно, кто подаст ему еду.
Оля не спешила. Она ещё не выяснила всё, как можно осуществить задуманное. Она продолжала со смиренным лицом и услужливым поведением пробивать себе дорогу к цели.
- Меня никто не остановит в моей цели!
Старики покинули этот мир, не взяв с собой ничего.
Авдей стоит у окна и смотрит в садок. Сейчас все его мысли только о том, что нет стариков. И не смотря на то, что он как-то не очень с ними уживался, он думает о том, что он остался один. Он почувствовал себя одиноким и несчастным от этой потери. Он подумал о жизни и смерти. И мысль о том, что и он теперь старик вызвали в нём ощущение пустоты.
Он пошёл в комнату отца. Открыл дверь в комнату и замер на пороге. Он любил сидеть за столом в этой комнате и смотреть в окно. Он посмотрел в окно. За окном ничего не изменилось за все прошедшие годы.
Он перешёл в комнату матери. Кровать, книжный шкаф, столик… Запах лекарств…
Авдей сел в кухне на стул, сидел и смотрел по очереди в разные стороны. То на дверь комнаты отца, то на дверь в комнату матери.
Всё ещё живое и болезненное. Память не выпускает его из прошлого. Память о родителях поддавливает на ощущение пустоты и вызывает ощущение одиночества и потерянности. Это ощущение никуда не уходит, оно лишь усиливается оттого, что он смотрит на комнаты, в которых жили родители. Он внезапно видит себя маленьким в этом доме. Они с братом бросают подушки друг в друга и смеются. В комнату входит мама, и они перестают играть, им не хочется её огорчать. Он вспомнил, что как часто, когда в его жизни что-то происходило, он пытался сам как-то решать вопросы, чтобы не огорчать маму. Теперь некого огорчать. Теперь никто не скажет ему что-то. Теперь ему придётся самому и только самому принимать решения и, доживать, дожидаясь своего часа…
Оля вошла со двора в дом тихо и села рядом с ним на стул. У Оли скорбное выражение лица. Она ничего не говорит Авдею. Она просто молча сидит рядом и всем своим видом лишь как бы выражает ему своё сочувствие. Ей это делать не просто, ведь теперь путь к цели расчистился. Теперь никто не скажет, что она здесь чужая, а с дурачком она справится. Он и так уже в её услужливых руках.
Услужливые руки самые прочные цепи…
Оля внезапно ощутила себя владычицей. Давно забытое ощущение вернулось к ней, и она оглядела кухню, в которой они сидели. Она смотрела на стены дома и как бы проверяла глазом их прочность, ведь теперь очень скоро, ну, совсем скоро, это всё будет принадлежать ей и только ей. Она посмотрела на Авдея и улыбнулась. Она на пути к цели. Авдей уже никому не нужен и никто не будет вступать с ней в борьбу за него.
- Ну, кому он нужен такой жирный, с отёчным лицом и животом, как у коровы перед отёлом?!
Она брезгливо посмотрела на живот Авдея, который прямо таки лежал у него на коленях. Она улыбнулась своим мыслям.
- Пироги… У каждого свой талант обольщения!
Расчищенный к цели путь прибавил Оле уверенности и решительности. Оля отправилась к доктору. Она специально записалась на приём к лучшему доктору неврологии, которым была жена брата Авдея. Она описывала доктору симптомы, которые изучила по книге. Она получила от доктора рецепт на психотропный препарат, который можно приобрести только по рецепту.
Через время, Оля отправилась к другому доктору и описала похожие симптомы, но не такие, как она описывала жене брата Авдея и доктор удивилась, что она принимает такие сильные препараты, которые предназначены для стариков с особыми видами психического расстройства.
Оля легко получила новый рецепт на другой психотропный препарат.
Она продолжает идти к своей цели. Теперь наступило время изоляции Авдея от всего окружения и в частности от его ближайших родственников. Ей нужно устранить из общения Авдея его брата, не потому, что он его брат, а потому, что он тоже доктор, как и его жена, и его дочь доктор и муж дочери доктор и все они, общаясь с Авдеем, смогут заметить изменения в его психологическом состоянии.
- Авдюша, она хотела убить меня…
- Кто?
- Жена твоего брата… Это она выписала мне такие препараты от которых мне всё время хочется покончить жизнь самоубийством, как только я вижу рельсы…
- Что за чушь? Она самый лучший специалист.
- Нет, Авдюша, она хотела меня убить… Они все против того, что я живу с тобой. Они все против меня. Они что-то сделают мне.
- Что за чушь, что они могут тебе сделать?
- Что угодно, ведь я здесь никто! Я здесь никто! Я уйду! Я уйду! Я так жить не могу! – Оля отвернулась и всхлипнула сквозь улыбку. Она знает, что Авдей уже привязан к её услугам, всем её услугам, и даже к тем, о которых он не подозревает. – Авдюша, я так жить не могу…
Авдей понимает, что требует от него Оля. Он не испытывает к ней, как к женщине, никаких чувств, но он привязан к её услугам. Он всё время утешает себя мыслью, что такую заботу и такие услуги может оказывать только любящая женщина. Он тешит себя мыслью, что Оля любит его. Он взращивает в себе эту утешительную мысль, как бы в оправдание самого перед собой – Зачем он живёт с этой женщиной? Но, злодейская мысль пробивается и начинает тревожить – А, если бы у меня не было дома? Авдей улыбается сам себе – Но, у меня есть дом! И куда она денется? У меня есть дом!
Мысли Авдея остановили свой бег от новой мысли, что он оправдывает пребывание Оли в его доме не перед собой, а перед женой. Он остановился на мысли, что это именно ей, своей жене он желает доказать, что кто-то его любит.
В Авдее внезапно пробудилась злость к жене, к её свободной жизни, к её умению быть такой, какая она есть. Он прожил с ней десятки лет и так от это-го страдал. Он её боялся. Он не мог объяснить себе причину этого страха. Он просто боялся её взгляда, который, как ему казалось, смотрит прямо в его мозги. Она знает всё, о чём он думает, что он делал и что намерен сделать. Она никогда не кричит. Она просто молчит, смотрит и молчит, потом поворачивается, уходит и всегда чем-то занята. Она просто не обращает на него внимание. Он для неё пустое место. А, он, он тут. Он хочет ей что-то сказать, но он боится, боится её.
Авдей посмотрел на Олю. Серое, безликое, существо, не пойми, сколько ей лет. То ли 40, то ли 60 лет.
- Я поговорю с ними. Никто тебе ничего не сделает.
Оля с досады, что не услышала то, что желала, вышла во двор. Она усердно что-то там переставляла, что-то вычищала. Она расходовала внезапно скопившуюся в ней злость на Авдея, за его желание не принимать ни каких решений в отношении их совместной жизни. Она бормотала себе под нос:
- Не хочешь решать сам? Подбавлю тебе дозу! Посмотрим, кто победит ты или психотропные препараты! Да и к тому же психотропные препараты не совместимы с алкоголем, так что, все проблемы решатся в одно время.
Авдей всё чаще жалуется на хроническую усталость. Он всё чаще сидя на диване у телевизора, раздражается на всё происходящее на экране. Его злит смех, несущийся с экрана. Его злят богатые и знаменитые. Его злят обеспеченные мужчины, которые, вальяжно раскинувшись в креслах, дают интервью молодым журналисткам. Его злят улыбки молоденьких журналисток, которые берут интервью. В нём всё чаще рвётся наружу раздражительность на всех и на всё.
Авдей всё чаще и чаще в отсутствие Оли подходит
к серванту, в котором стоит снимок его и жены, сделанный десятки лет назад, когда они вдвоём ездили на Чёрное море. Он всё чаще и чаще вглядывается в улыбку жены.
Авдей улыбается, словно жене в ответ, но внезапно на него накатывает волна злобы, оттого, что жена всегда умела жить так, как она хотела, и никто не мог с ней ничего сделать, и это обстоятельство всегда выводило его из равновесия.
Он внезапно вспомнил мужика, который жил с ней.
- Очередной любовничек… Сколько их у неё было? – Авдей внезапно захохотал. – Сколько бы их ни было у неё, а она их всех… Это не она жила с ними, а они крутились возле неё!
Авдей перестал хохотать. Он подумал о том, что именно так, он хотел бы жить и быть свободным со всеми, но что-то у него ничего не получается с та- кой как у неё жизнью и это разозлило его.
Его разозлила улыбка жены на старой фотографии. Она выкинула его, как всех прочих из своей жизни за ненадобностью.
Авдей заорал на весь дом:
- Я выкину тебя отсюда! Я выкину тебя отсюда… если ты приедешь… если ты приедешь…
Авдей внезапно вспомнил, как он часто повторял
жене – Тебе видно так хорошо в жизни, что совершенно наплевать на меня, на то, что я делаю, с кем живу.
Он замер от мысли – А, мне видимо плохо… очень плохо, если я кричу о том, что, я её выкину отсюда, если она приедет. Значит, мне не всё, равно в каком состоянии она меня увидит. Если бы мне было всё равно, то я принимал бы её в своём доме и предъявлял бы ей свою жизнь. Я не могу предъявить ей свою ничтожную жизнь. Она увидит меня и сразу поймёт, что мне плохо, очень плохо. Я её боюсь, боюсь ещё больше, чем раньше.
Авдей обхватил голову руками и закричал:
- Я выкину тебя отсюда, если ты приедешь, если…
Он кричал громко, словно призывал её приехать, но знал, что он для неё уже остался мужем только на бумаге. И то, как легко она решает свои отношения со всеми, разозлило его ещё больше. Он не мог жить, так как она. Она никогда не настраивала его против кого бы то ни было. Она решала все вопросы сама.
Мысль Авдея замерла.
- Она, решала все вопросы сама… Она, всё делала сама. Я тоже, теперь всё буду делать сам! Я всё буду делать сам! Я теперь сам буду принимать решения!
Мозг Авдея переключился на Олю. Это из-за неё он потерял связь с братом и всей его семьёй. А, жена поддерживает отношения со всеми. Она сама решает с кем ей общаться и с кем не общаться. Она не слушает ни чьих слов о ком-то. У неё своё личное понимание каждого человека. Она…
Мозг Авдея уплывал, куда-то в туман. В том тумане спутались все. Он уже плохо ориентировался, кто есть кто. Но внезапная мысль, что именно Оля стала причиной разлада отношений его и брата, да ещё и её слова, что жена брата умышленно дала ей препараты, которыми хотела её убить. Убить…
К нему пришла мысль о том, что именно Оля не давала ему возможности поддерживать связь с детьми. При любой возможности она напоминала его детям о том, что они едят только картошку и хлеб. Он подумал о том, что за все годы он даже не послал поздравительную открытку детям и внукам с днём рождения или просто к празднику. О расходах на телефон, чтобы позвонить к ним он не мог даже заикаться – у Оли всё под контролем. Под контролем. Всё, под контролем. Он вновь вспомнил, что когда звонили дети, то Оля всегда им жаловалась, что у них нечего кушать. Что они едят только хлеб с картошкой и иногда сало, а потом, Оля ему говорила, что дети могли бы прислать отцу деньги, ведь они знают, какая трудная у их отца жизнь.
Мысли Авдея замерли от слов Оли о том, что дети могли бы прислать деньги, ведь у их отца такая трудная жизнь. Он попытался думать о трудности жизни, о которых Оля всё время напоминает ему. Она ему всё время напоминает об этом напоминает.
Затуманенный мозг Авдея пытался составить хоть какую-то картинку его прошедшей совместно с Олей жизни, но картинка расплывалась. Мозг отказывался работать и Авдей от всех мыслей чувство-вал только усталость.
Авдей попытался думать о той, с которой он сейчас живёт. Мысли тяжёлыми кирпичами укладывались в голове и начинали давить. Мысли давили. Мозг путался в каких-то лабиринтах.
Авдей сел на диван и положил, голову на подушку. Он уже не ориентировался в реальности. Он куда-то уплывал… Внезапно, Авдей посмотрел на свой вздыбленный над телом громадный живот. И этот громадный живот, как какая-то реальность напомнила ему вновь о жизни, но что-то ослабило понимание происходящего, и он вновь вернулся в своё состояние хронической усталости.
- Я устал, устал от всего! От жены. От Оли с её пи-рогами и вечного запаха кислятины, которым от неё несёт. Пусть делают всё что, хотят! Пусть оставят меня в покое! Я устал!!!
По дому разнёсся запах свежеиспечённой сдобы. Оля вошла в комнату.
- Авдюша, съешь пирожок… свеженький…
Оля ласково улыбалась Авдею и поставила миску с пирогами на диван.
Авдей смотрел на миску с пирогами, на Олю и ему внезапно захотелось послать её к чёрту с её пирогами и её услугами, ведь он никогда не жил так убого и серо, как с ней, но он привстал и взял пирожок из миски.
- Кушай, кушай, Авдюша…
Голос Оли тонул в тумане мозга Авдея. Он жевал пирожок, как траву и весь мир был для него постным и безрадостным, как и его собственная жизнь.
Оля закрепляет свои позиции в доме. Оля не допустит в свой дом никого! Скоро, очень скоро этот дом займут её подросшие дети. Оля улыбается мысли – Где будет место в этом перенаселённом доме для Авдея. Ещё несколько лет назад так мило принимавшая приехавших в гости детей Авдея, Оля, сегодня, ставит их на место и указывает им всеми способами, что теперь она и только она здесь хозяйка и им нет, и не будет места в доме, в их доме. Это её дом. Она слишком долго шла к своей мечте быть владычицей и этот свой единственный шанс она не упустит. Кому она нужна?! Где она ещё найдёт такого дурачка?! Авдей старый и больной. Авдей болен. Кто будет искать причины его болезни? Оля торопится. Она ещё жаждет получить кое что от него, а уж потом, только потом пенсию, как вдова. Она выжмет из него всё, до последней капли. Она не просто так использовала свои услужливые руки. У всего есть цена.
Оля по самой высокой шкале определила стоимость своих услуг по уходу за человеческими жизнями.
Авдей молчит. Авдей плавает в тумане и не в состоянии различить реальность происходящего оттого, что происходит в его мозгах, но в какой-то момент настаёт короткое просветление и он говорит Оле: - Ты кто такая?! Ты почему в моём доме? Убирайся, отсюда! У меня есть жена…
Оля с улыбкой смотрит на Авдея, потом переводит взгляд на обручальное кольцо на пальце. Она подмигивает новому колечку – Ух, сколько же вас, обручальных, сменилось на моём пальчике!
- Ты всё время говоришь о той твоей жене? Так и езжай к своей жене. Живи с ней!
Олю не раздражают слова Авдея, так как она уже жена со штампом в паспорте и теперь никто не может выдворить её из уже её, как она считает, дома. Оля даже не размышляет на эту тему. Дом её, точка, а все остальные, кому не нравиться жить с ней пусть катятся к своим жёнам или куда угодно.
Заурчал звонок телефона.
- Да…
- Что там с папой?
Оля поёт песни об Авдее его детям, которые беспокоятся о нём и его жизни. Оля говорит им открыто, что их отец всё время говорит о своей жене, а её, Олю отправляет куда подальше. Она говорит о том, что у него видимо что-то с головой…
Она ничего не скрывает от детей Авдея. Она открытым способом им говорит, что если ему не нравится жить с ней, то пусть он катится к своей жене или куда угодно.
Оля улыбается телефонной трубке, которую отставляет от себя на значительное расстояние и говорит – Он, пусть катится куда угодно, а я остаюсь здесь. Это мой дом!
***
… Она стоит у открытой двери и смотрит на играющие, на стене тени от листвы ветвистого, высокого кустарника. Перед ней оживают человеческие жизни из услышанного рассказа о них.
За долгие годы она впервые вспомнила о муже. Она подумала о том, что с ним происходит, и как он распорядился своей жизнью? А, может, его жизнью уже распоряжается кто-то?
Она подумала о том, что прожила с ним и вместе с ним выросли их дети.
Она подумала о том, что она берегла жизнь мужа для детей. И её муж остался для детей самым любимым и самым лучшим папой. И мысль, что она не лишила детей отца, привела её к грусти, ведь убийцу своей жизни, каждый выбирает себе сам.
В ней внезапно возникло какое-то острое ощущение. Она ещё не поняла к чему отнести его и какого оно свойства. Она продолжала смотреть на играющие, на стене тени и мысль, что возникшее ощущение это не что иное, как чувство отвращения – оттого, что, кто-то раскрыл какую-то тайну её жизни и теперь все знают о ней. Словно теперь эту тайну предъявили всем на всеобщее обозрение. Она всегда пыталась скрыть истинное лицо мужа. Она подняла его на пьедестал и держала высоко престиж отца для детей. Он свалился с пьедестала. Он сделал это сам и оттого, что он сделал это сам, она испытывает разочарование.