Прозрачные шторы на окнах подрагивали от ветра, а на блестящем паркете корчились в унисон разнородные тела.
Человек в маске с капюшоном ходил от одного лежащего на полу человека к другому, приговаривая:
“Списпокойнозакрывайглазаштбвсбылохорошозасыпа-а-ай...”
Пар изо рта “священника” презрительно обвивался вокруг тонких шей, оплетенных мерцающими нитями инъекторов экзодермической краски. Медленно проступали на тонкой, полупрозрачной плоти, рисунки неведомого быта устоявшейся в водовороте теней параллельной реальности. Когда молодые девушки засыпали, их, одну за другой, уносили в зал и запаковывали в мешки, объятые проводами. Дальше каждая нить одной единственной жизни сплеталась со множеством ей подобных лесенок судеб-реальностей, в которых невозможно было проснуться. Чтобы начать дышать.
***
Ее имя было Розмари. Птушницкая. Имя весьма старомодное, чтобы на нём делать деньги, но клиенты все равно приходили, видимо чувствуя заманчивую энергетику дородной принцессы. Отдуваясь в пыльной тиши переулков города у моря, с ароматом цветов и вечнозелемными кипарисами, один за другим, похожие на старомодные автомобили толстосумы катились по брусчатке к домику Розмари.
Розмари жила на втором этаже борделя, успешно маскировавшегося под благопристойную гостиницу. Снимать комнату в борделе было дешево, к тому же он находился на видном месте - напротив покрытого средневековыми барельефами собора, облюбленного иностранными туристами. Эти самые туристы и попадали каждую ночь в сети, умело расставленные Розмари. Хозяева клинкообразных надземных автомобилей, владельцы заводов, газет, звездолетов и прочей ереси, все с неистовой жадностью хотели отведать кусочек молодого женского тела. Отличительной чертной Розмари, потому-то она и славилась в бордельной округе, была кожа. Без единого проводка, гладкая, смуглая. Любительница плотских утех заботилась о себе и не жалела заработанных на скрипучем диване межпланеток на всякоразные красотости и полезности.
***
Однаждый вечером, поджидая очередного “клиента”, Розмари стояла на балконе своего жилища, осматривая кипучую улицу острым взглядом. Бедра Розмари плавно покачивались в такт ритмичной музыке, доносящейся из настенного радио на кухне. Ветер, что уж тут скрывать, радостно подбрасывал короткую юбку жрицы любви, заставляя туристов, живущих в гостинице по соседству домом терпимости, напряженно сглатывать подступившую к горлу слюну.
Розмари нравилась “птичья” жизнь. Каждый день она упивалась свободой, пронзающей тело музыкой и сверкающими до сердечных колик с тьмой в глазах ночными приключениями. Но больше всего девчонке, которую судьба из вечной тьмы Столповых Кварталов Сендвичных мегаполисов однажды забросила на солнечную ривьеру, нравилось море. Пусть море и было всего лишь напечатанной из кусочков Искусственного Света кубсветовой проекцией, оно напоминало Розмари о том, что где-то когда-то в мире существовала другая жизнь. Жизнь, в которой не было вечной темноты космоса и бескрайних, словно заплесневелая булка с сыром, городов-лестниц.
***
Розмари зашла в комнату и достала с полки альбом с бумажными фотографиями. Фотохранилка передавалась в ее семье из поколения в поколение и, среди раскиданных по многопланетью родственников, собирающихся раз в пару лет посидеть друг с другом за столом с яствами, ходили слухи, что у фотографий “не было прошлого”. Розмари села на диван, подготовленный для любовных утех и поправила подушки на шелковой обивке. Пламя в подсвечнике на столе дрогнуло, когда первая страница фотохранилки перевернулась. Розмари увидела настоящее, живое море.
***
Вдруг послышался стук. Розмари, вздохнув, отложила воспоминания предков и подошла к двери. По прозрачой поверхности металла пробежала волна, и в прихожую неспешно вошел человек в маске с островерхим капюшоном.
“Вы к кому, уважаемый?”
Розмари кокетливо взмахнула ресницами, готовясь к привычному ритуалу, который помог бы ее клиенту с уверенностью окунуться в океан страстей. К удивлению Розмари, человек в маске бесцеремонно схватил ее за руку и потащил за собой на выход.
“Что вы делаете? Помогите!”
Отчаянные мольбы Розмари не были услышаны, и так случилось, что она оказалась в плену у нательных художников. Специфика работы нательщиков заключалсь в том, что они наносили на жертву рисунки, да не простые. Чернила дерматографистов были сдобрены лучшими сортами наркотиков межпланетного пространства. Торчали жители многоземелий по-разному. Кто-то поедал диковиных инопланетных насекомых, кто-то, по-старинке, наслаждался растениями, ну а особо взыскательные клиенты заказывали себе пронизанные экзодермическим кайфом тела. И дело было не только в том, что тела эти можно было использовать по прямому назначению. Содержащиеся в татуировках феромоны были “включены” в плоть на всех уровнях и попросту сводили потребителей с ума. Обычно похитители рисовали на женщинах, но иногда жертвами телографов становились и мужчины, правда эти случаи были редки. Почему-то мужской организм отвергал нательную краску. Во многих полицейских участках хранились фотографии изгнивших заживо тел-неудачных экспериментов маскулинной телографии.
***
Пар изо рта “священника” проник в сладкие губы Розмари. Кадильщик, разбрасывающий усыпляющее снадобье по комнате, трудился не просто так. В первые часы после завершения электрографии...
Стоит заметить, что процесс “рисования” по коже заключался в ее сжигании. Вы когда нибудь видели, как горит дерево, если через него провести электрический ток? Дерматографисты так и рисовали на своих жертвах с тем лишь исключением, что специальный инструмент создавал под прожженными участками воздушные пузыри, под которые и заливалась “краска”. В первые часы после завершения процедуры жертвы кожекрасов испытывали жуткие муки. Многие умирали сразу, а выжившие...
Выжившие становились “Моной Лизой”, выжившие становились “Рождением Венеры”...выжившие становились...волшебными, чертовски притягательными...богинями красоты. В нательные художники не брали профанов. Лучшие живописцы мира тайно приглашались главарями преступного мира для “расписывания” храмов во плоти и каждый “экспонат” был на вес золота.
Пар изо рта “священника” извивался вокруг корчащихся в полусонной дреме обнаженных женских тел, кому-то процесс адаптации к новой роли “живой картины” давался легко, кто-то скрипел зубами в беззвучных конвульсиях. Дым обезболивающей смеси лишь немного успокаивал химические ожоги.
Розмари лежала на пакете в холодной комнате без движения и плакала. Она плакала от шока, она плакала от неожиданности произошедшего с ней. Тело плохо подчинялось Розмари. Человек в маске с островерхим капюшоном, таинственный похититель, заставил ее вдохнуть дыма больше остальных. Розмари страдала, ее разум был застлан туманом и болью. Но как же мало она знала о том, куда дальше приведет ее судьба.
***
Когда Наемники Мосула, грохоча железными сапогами, поднялись по лестнице и ворвались в операционную, Розмари спала искусственным сном. Она не видела и не слышала, как похитетель, хватаясь за свое перерезанное пополам направленным выстрелом аннулятора тело, произнес ее имя, прежде чем упасть на пол. Наемники Мосула не щадили никого. Они не были полицейскими, они не служили государству. Их вызывали, когда чувствовали несправедливость, когда знали, что власти предержащие равнодушно игнорируют страдания народа. Наемники Мосула и были народом. Они хладнокровно чинили расправу и не ожидали благодарности за свои труды. Лишь цифры на счету, добавляющие межпланетки в прозрачные кошельки доставляли радость Наемникам Мосула. Жестокие, беспощадные дикари, лишенные совести и чести.
Но были среди творцов справедливости по вызову и более или менее порядочные люди. Один из них - Джек Лабмаскис, судьба которого неожиданно переплелась с судьбою Розмари.