Мир поймал меня, но не сломал. Он гнул и сейчас гнет, сопит от напряжения, вздувшиеся вены на руках синеют отчаявшимися небесами, глаза горят солнечным гневом. Поддашься, дрогнешь, расколешься на безымянные крошки. Суждено сломаться в момент безмятежности, во сне, когда сумерки колышутся на границе истощенного сознания, предлагая дары, крича сквозь жаркое марево реальности: «Иди же, иди к нам, тут хорошо, тут ласковый оазис с нежным дыханием забвения, а тени высоких пальм сулят опиумную дрёму!».
Ты знаешь, что сумерки – часть мира. Одна из его конечностей. Рука с ядовитым яблоком, спрятанная за спиной. Продолжай упираться, продолжай сражение, иди вперед, неси окровавленное древко с безвольно поникшим флагом собственной надежды. Мир плюется, океаны слюны заливают презрительно скривившиеся губы: «Кому ты что доказываешь, сынок? Тебя не слышат, не хотят слушать. Вот они, их уши, обрезаны мной под корень, болтаются на шее ссохшейся курагой. Тебя не видят, их глаза засыпаны песком несбыточных желаний из моих ручных пустынь. Они не смоют его холодными слезами рассвета, так как боятся, что больше ничего я им не предложу. И это правда!». Мир раскатисто хохочет, гром несется надо мной каменистым одеялом. Руки впились в изъеденный древоточцами символ, вызывающий раздражение у противника. Каждый шаг дается с трудом, булыжники прыгают под ноги, заросли чертополоха и терна застилают путь, земля колышется, грозя глубокими воронками с белеющими костьми соратников на дне.
«Куда ты идешь, собачий хвост? Везде – я! Посмотри вперед, оглянись! Где тут – не я? Твое упрямое незнание сводит меня с ума! Или я чего-то не знаю, а, шут? Ты провоцируешь меня на конфликт, бросаешь мне вызов, размываешь фундамент истин. Зачем? Я – бесконечен. Моя плоть отвергнет с возмущением твое жалкое знамя. Оно чужеродно, оно – ядовито». Лишь самообладание спасает меня от проблеска самоубийственной усмешки. Мысль аккуратно карабкается между напряженных извилин: «Вот как, ядовито значит. Меня не обманули. Великолепно».
Путь продолжается. Со всех сторон ползут туманы. Густые лавины испарений. Мир бросает насмешки сквозь колышущиеся щупальца вязкого бельма, пляшет в сером сиропе, готовя очередные ловушки. «Ты будешь идти вечность. О, да. По кругу, замкнутым циклом. Забыв прошлое, потеряв будущее, постоянное настоящее ждет тебя впереди. Будешь помнить лишь один шаг, не понимая, зачем тащишь в руках противную деревяшку и тряпку на ней. Однажды я потеряю к тебе интерес, но круговорот не прекратится. О, нет. Станешь Вечным Странником на дороге без цели. Так мне ничего не угрожает, я лишил тебя клыков!». Мне приходится остановиться и кричать в нависшие горы тумана: «Любезный Мир, возможно, мне стоит вбить древко в землю прямо здесь и сейчас?».
Абсолютная тишина. Туман редеет. Я стою посреди широкой степи, обильно заросшей маками. Внезапно из-за спины набегает промозглый порыв ветра, срывающий разом все лепестки с каждого цветка. Алая вуаль взмывает вверх, пару раз выгибается в полете, скручивается в широкую спираль, стремительно сжимается и несется на меня красным потоком. Мир верещит из него: «Нет уж, иди, собачий хвост. Иди себе на беду. Меня это всё даже забавляет!».
Ну, и разве можно его ослушаться?