Хотя в 1742 году императрица Елизавета Петровна и издала указ, в котором повелевала: «...Из всей нашей империи, из городов, сел и деревень всех мужеского и женского пола жидов, какого бы кто звания и достоинства ни был, со всем их имением, немедленно выслать за границу и впредь их ни под каким видом в нашу Империю ни для чего не впускать …», указ этот так и не был полностью исполнен, встретив многочисленное сопротивление и у евреев, и у помещиков, и в государственном аппарате.
И евреев сейчас в нашей стране – хоть пруд пруди. У меня в моей жизни было немало друзей-евреев, оставивших о себе добрую память, - нормальные ребята.
Так вот к этому племени принадлежал и мой сокурсник по Свердловскому горному институту Рэм Молочников. Был он не каким-то там второсортным евреем, а евреем прямо-таки элитным. Он был с Украины, причём не просто с Украины, а из Одессы-мамы. Бывают ли в нашей стране евреи более высокого класса? О деловых качествах и предприимчивости Рэма не говорю, об этом по институту ходили легенды.
Близко с ним познакомился я на одной из вечеринок, устроенной в институтском студенческом общежитии. Впрочем, сам Рэм в общежитии не жил, квартировал где-то на городской окраине, снимая комнатку у некой старушки, где устроился, с его слов, вполне комфортабельно.
На этом памятном застолье захотелось Рэму удивить своих товарищей, угостив их «синенькими». Те, кто жил на Украине, должно быть знают, что это за такое. Там считают стол неполноценным, если нет на нём «синеньких» - особым образом приготовленных молодых, действительно очень вкусных баклажанов.
Собрались мы за столом, а синенькие-то – там, у бабули, - на городской окраине. И что же предпринял Рэм? Пошуршал мятыми рублями и трёшками, очевидно прикидывая, чем он сможет соблазнить соучастников задуманной акции, и с телефона в вестибюле общежития вызвал скорую помощь;
- Они быстро меня туда и обратно доставят.
Правоверные комсомольцы конечно возмутились:
- Да ты что, Рэм, может быть, кому-то в это время действительно понадобится скорая медицинская помощь, а ты тут со своими синенькими.
- Ничего, потерпят, я быстренько.
Ну что ты с ним поделаешь,- таков был Рэм Молочников. Съездил, привёз-таки.
*
Летом 1957 года отправили нас студентов на целину. Ехали, понятное дело, товарняком в вагонах типа «С», - скот, солдат, студент. Не очень ком-фортабельно, зато весело. Ехали не в Казахстан, - там мы побываем в следующем 1958 году, а на северо-запад Алтайского края, что неподалёку от немецкого национального района с административным центром Гольштадт, - в 430 километрах к западу от Барнаула, земли которого тоже посчитали недостаточно освоенными в сельскохозяйственном отношении.
Остановились в селе Арджамовка, где нас разместили в довольно таки приличном общежитии. Обязанности наши в основном сводились к работам на току, - разгрузка автомобилей, подвозивших зерно, его перелопачивание-проветривание, погрузка в кузова автомобилей для отправки на элеватор.
В конце лета прибыла в Арджамовку бригада молодых девушек-шоферов из Москвы. Еще веселее стало жить. Сколько тогда было перепето песен под гитару и патефон, среди которых любимой стала песня «Есть по Чуйскому тракту дорога …».
Между тем поползли слухи о скором завершении нашей командировки и возвращении домой. Понятное дело, сразу же появилась мысль отметить это событие торжественным застольем. А как отметить-то, если на время уборки урожая по всей области «сухой закон»? Докатились до того, что опробовали в качестве пития тройной одеколон. Бяка оказалась, - не одобрили.
И тут Рэма вдруг осенило:
- Так тут же где-то недалеко немецкий посёлок, немцы – народ хозяйственныё, организованный, у них там, наверное, и водка есть. Не подбросите меня туда, - обратился он к шоферам-москвичкам, - я там всё организую.
Девушки не возражали, им было тоже интересно побывать в немецком посёлке, о котором они были наслышаны еще перед отъездом из Москвы. Избрали для такого дела свою представительницу с машиной.
Рэм отнёсся к предстоящему делу, казалось бы, максимально ответственно. Постарался придать себе респектабельный вид. Сбросились деньгами и Рэм, прихватив авоську, отправился с москвичкой исполнять свой замысел.
Немецкий посёлок и в самом деле удивил их образцовым порядком и красотой. От местных жителей, говоривших по-русски, узнали, что население посёлка почти сплошь немцы, но участковый милиционер – русский. Быстро разыскали кафе в уютном полуподвальчике, зашли, заняли свободный столик.
В кафе было довольно много посетителей, и мужчин, и женщин, со всех сторон слышалась неторопливая немецкая речь. Где-то играла музыка. Время от времени посетители выпивали из маленьких рюмочек, молча закусывали, продолжали разговор.
У подошедшего метрдотеля Рэм, прежде всего, справился, может ли он купить здесь несколько бутылок водки. Оказалось – может. Не откладывая, тут же приобрёл заказанное, рассчитался, с помощью москвички аккуратно уложил бутылки в захваченную авоську и с чувством исполненного долга огляделся по сторонам.
- Теперь и самому расслабиться можно, - невольно подумал он.
Подозвал метрдотеля, заказал себе и своей спутнице-москвичке отварную курицу, себе ещё и солёный огурец. На всякий случай, хотя и не надеялся на положительный ответ, спросил: нет ли у них в меню молодых баклажанов. Оказалось, что нет.
- Да и откуда у этой немчуры могут быть синенькие, - подумал Рэм, - что они в этом понимают.
Попросил принести водки. Тот принес графинчик с водкой и маленькую рюмочку. Стал было наливать, но Рэм довольно грубо и раздражонно остановил его.
- Ну что ты мне в этот напёрсток наливаешь. Принеси стакан.
Метрдотель с удивлением посмотрел на него, но стакан принёс.
Москвичка с тревогой наблюдала за оживившимся спутником. Рэм сам налил себе из графинчика полстакана водки, отрезал несколько кружков солёного огурца, выпил залпом, с хрустом закусил. Ну и через минуту, конечно, «поплыл».
Насколько я помню, Рэм никогда не рассказывал, был ли участником минувшей войны его отец или его дядья, и чем это для них закончилось. Поэтому мне не вполне понятна та жгучая ненависть к немцам, которая вдруг вслед за этим проявилась.
Метрдотель, увидев, что его клиент сильно опьянел, попытался аккуратно сделать ему замечание, что не следует злоупотреблять этим напитком. Но Рэм не принял этого замечания, в ответ громко, во весь голос вдруг заявил:
- Мало вас под Сталинградом били. Можно и ещё!
Восклицание это услышали все. Поднялся шум, возмущенные посетители кафе повскакивали с мест, громко говоря что-то по-немецки, двинулись к Рэму.
Его спутница, увидев, что запахло жареным, бросила на стол деньги в оплату произведённого заказа, прихватила авоську с бутылками и, взяв Рэма под руку, повела его, упирающегося к выходу.
Но этим дело не закончилось. Гурьбой высыпавшие из кафе и возмущённо перекликавшиеся его посетители, москвичку не задержали, дали ей возможность усадить захмелевшего Рэма с его грузом в кабину автомобиля и отъехать от кафе. Но несколько человек направились к участковому милиционеру с явным намерением не оставить случившееся без последствий.
Москвичка не успела нарадоваться, что избежала неприятностей, как услышала треск мотоцикла, оглянувшись, увидела нагонявшего её на мотоцикле с коляской участкового милиционера, а за ним – разъяренную толпу бегущих немцев – недавних посетителей кафе.
Участковый, обогнав автомобиль, перегородил ему дорогу, приказал высадить Рэма, усадил его в коляску своего мотоцикла. Между тем разъярённая толпа уже почти достигла автомобиля, казалось, что ещё минута и свершится суд Линча. Но увидев, что объект преследования уже пленён участковым успокоилась и повернула обратно к посёлку. Опережая толпу, участковый доставил Рэма в посёлок и поместил в холодную каталажку.
Вернувшаяся в Арджамовку москвичка рассказала обо всём случившемся в немецком посёлке. Рэм конечно обормот, - рассудили мы, но нужно было как-то его выручать. Стали ломать голову – как?
Решили направить к участковому милиционеру группу комсомольцев во главе с комсоргом, поручив им дать критическую оценку действий Рэма в посёлке и гарантировать неповторимость подобного поведения студентов целинного отряда при возможном будущем -посещении немецкого городка.
Рэма привезли жалким, простуженным, с забинтованной шеей, усыпанной гнойными фурункулами, попросту говоря – чирьями. Лечили его им же привезённым продуктом – водкой, накладывая на фурункулы смоченные водкой тампоны. Через три дня Рэм снова был, как свежеотчеканенный гривенник.
*
Во время учёбы в институте все производственные практики я проходил на Украине. Условия для этого там были отличные, - благоустроенное общежитие, доброжелательное отношение ко мне главного инженера Кривбассруды, видимо заметившего мой исследовательский интерес. Была там возможность и подработать, которой я не приминул воспользоваться. – оформился люковым-провожатым на шахту «Глубокая» рудоуправлении Ильича. Шахта была метаноопасной, поэтому электроэнергию в шахту не подавали. Шёл последний год существования там конной откатки, проводились испытания и внедрение малогабаритных аккумуляторных электро-возов КР-2.
К слову сказать, во время одной из таких производственных практик я познакомился со своей будущей женой.
В 1961 году я успешно окончил полный курс Свердловского горного института по специальности разработка месторождений полезных ископаемых. За год до окончания института женился, и ко времени защиты дипломного проекта у нас уже родилась дочка Наташа, – наша с женой гордость и объект всякого рода забот и переживаний.
Вообще-то по распределению я должен был ехать в Норильск, – желанное место работы многих моих сокурсников. Но руководство кафедры, не знаю, из каких уж соображений, предложило мне работу на кафедре в качестве инженера научно-исследовательского сектора. Впрочем, чему здесь было удивляться. Руководство кафедры увидело во мне потенциального исследователя. С выделением кафедре довольно крупной суммы на проведение исследовательских работ, я съездил на оборонный завод в Казань, где оформил заказ на поставку уникальной установки ИПЛ-451для моделирования напряжений в моделях из природных оптически активных материалов.
Составил техническое задание, сделал заказ специалистам и с их помощью в торце полуподвального коридора институтской пристройки, где располагалась военная кафедра с их зенитным орудием и ПУАЗО (прибор управления зенитным огнём) соорудил центрифугу для моделирования напряжений в синтетических моделях из эпоксидной смолы.
Нам с женой, натерпевшимся жизни на студенческую стипендию и мои жалкие вечерние приработки на разгрузке вагонов, ночных дежурств сменным истопником котельной хотелось большего, чем несчастные 120 рублей зарплаты в этой должности. Но заведующий кафедрой – Борис Константинович Середа (царствие ему небесное, – хороший был мужик), глядя на меня страшными глазами, говорил:
– Да ты что-о-о, с малым-то дитем? Да ты знаешь, какие там морозы? Там и молока-то настоящего не найдешь, одно только сухое, порошковое. А здесь поработаешь с годик, – в аспирантуру поступишь, диссертацию защитишь, вот тебе и заработок будет, со степенью-то…
Вообще-то насчет ребенка это был запрещенный прием. Знал он, конечно, что и морозы там вполне терпимые, и что дети малые там живут, не помирают. А диссертация, я так понимал, – это журавель в небе. Но убедил-таки – остался я на кафедре. Жена до сих пор упрекает меня, что не поехали мы в Норильск. Думает, наверное, что если бы поехали, то был бы я сейчас олигархом вроде Потанина с Хлопониным. Но не об этом речь.
Зачислили меня сначала на должность старшего инженера научно-производственного отдела, а через пару месяцев перевели на должность ассистента кафедры. Материальные условия при этом были прямо-таки драконовские. Ну что такое, скажите, 120 рублей в месяц для молодой семьи с ребёнком, где жена не работает, поскольку ещё находится в декретном отпуске.
Чтобы выжить приходилось вместе со студентами на станции вагоны разгружать, помогли добрые люди устроиться ещё и сменным ночным истопником-кочегаром в районную котельную. Трудновато, конечно, было, но терпели.
Помня об обещанной аспирантуре, летом уезжал я в долговременную командировку на Украину изучать передовой опыт горняков Криворожского рудного бассейна, о котором в те годы много говорили и писали во всех газетах.
К октябрю 1963 года диссертационный материал был, наконец, собран, и я приступил к оформлению диссертационной работы и подготовке к её защите. Официальным оппонентом мне был назначен профессор из Кривого Рога доктор технических наук М.В. Гуминский.
Руководство института всегда с большим вниманием и уважением относилось к иногородним оппонентам докторам наук,- как правило, специалистам высочайшего класса. Старалось организовать их досуг, используя обычно в этих целях конные прогулки на озеро Таватуй с организацией там рыбалки. Тем самым оставить у них добрую память о Свердловском горном институте.
Озеро это расположено на восточных склонах Уральских гор, в 50 километрах к северо-западу от Екатеринбурга и является одним из красивейших озёр в его окрестностях.
Я не знаю, где в это время работал Рэм Молочников, но в эти напряжённые для меня дни он неожиданно явился на кафедру и предложил услугу в своём оригинальном стиле.
- одно дело, если этот твой Гуминский посидит с удочкой на берегу и ничего не поймает. И совсем другое дело, если рыбалка окажется удачной. Ты мне только костюм для подводной охоты организуй. Живой рыбы я килограмм пять сам раздобуду. Рыбалить будет вечером, при свете костра. Под берегом темновато, я на крючок рыбу буду цеплять, имитировать поклёвку. Голову даю на отсечение – ничего не заметит. После такой рыбалки знаешь, какое мнение сложится у него о тебе и твоей диссертации? На всю жизнь в памяти останется.
*
В этот раз не смог Рэм исполнить свой хитроумный замысел, не взяли его с собой спутники Гуминского. Да и где я мог взять для него костюм для подводного плавания. Впрочем, мой оппонент и без того был благодарен руководству института за проявленное к нему внимание.
А Рэм после этого пропал из поля зрения своих однокурсников. Я пытался узнать у них о его судьбе, но никто ничего о нем не знал. Видимо, сыграла с ним злую шутку его непомерная предприимчивость.