Странник

Ольга Вышемирская
 Однажды на Невском мне встретился  человек с отрешенными взглядом, немного неряшливого вида. Он осматривал купола так, будто искал на них следы пребывания то ли ангелов, то ли птиц. Всклоченные волосы его не были стрижены примерно полгода, щетина двухнедельной давности придавала лицу более измождённый вид; одежда заношенная имела запах дыма и незнакомых трав, видимомо, произрастающих в более теплом климате.
 "Летают" - сказал он, всё ещё глядя на кресты. "Вороны?" - поинтересовался я, но ответа не получил. Занятно. Разговариваю с сумасшедшим, подумал я и тут же услышал
- А что есть ум, по-вашему?
- Отличие человека от скота.
- Много ли умных людей Вы видели и так ли неразумны бессловесные твари?
   Я задумался. А что, если их ум не меньше нашего? Повисла пауза. Я мог показаться тугодумом, но, любопытства ради, озвучил свою мысль:
- А Вы как полагаете?
- Ум, это такое качество человека, которое его приближает к Богу. Надеюсь, Вы не станете отрицать Его существование.
   Я был холоден к вопросу религии и вероисповедания, но начавшийся диалог показался мне весьма занятным.
- Если следовать вашей логике, то и тварь от Бога недалеко.
- Видите ли, достопочтенный, если человек создаёт теперь "умные" вещи, то как же Творец мог поместить любимое детище в безумный мир!?
- Смешно Вы мыслите! Где разум у деревьев? Где мысли у камней? Да и сами Вы, имея божий дар, как им распоряжаетесь, во благо ли себе, или во вред?
- Я, достопочтенный, странник, так сказать; человек, вольными ветрами обдуваемый, имеющий особый взгляд. Видите ли, мир живёт быстро, причинно-следственные связи не улавливает, а по-тому не учится на ошибках своих. Скажем, я инопланетянин и даю Вам интервью, как моя реальность устроена. Вы, хоть и не верите, а дивитесь, стало быть, запоминаете, а значит, думать будете на досуге, как со мной тут беседовали. Вот представьте, разум человеческий такие вещи смог изобрести, кои свои качества и меняют и сохраняют одновременно. Допустим, что Вы хулиган и решили мне в окно камень кинуть и кинули, а стеколко этак, как резина, выгнулось и вернуло Вам ваш камешек ровно в то место, откуда он к стеколку моему старт начал. Окно целое, а на вашей руке синяк. Или вот взяли Вы гвоздь, машину поцарапать, а как начали им надпись выводить, так он и изменил гладкую свою поверхность на шипы да лезвия и не машина в царапинах, а пальцы пакостника.
- Выходит, Вы во всем разум видите?
- Так и есть.
- Хороша ваша сказка, только в мире совсем другое кино.
- Это как посмотреть. Я раньше, как и Вы, многое видел с "высоты" ума своего, а когда понял, что имею разум меньший, чем у дитенка, поостерегся поспешно выводы делать. Вот Вы, достопочтенный, не зная, сочли меня за ненормального, а я, хоть и есть такой, о Вас выводы не делал. Есть недопеченные пироги, желудок портить. Глядите на кресты! Что видите?
- Метал.
- Вот она, ваша правда. Ум к земле пригвожденный.
- А что видите Вы?
- Мир горний. Состояние в котором человек человеку счастье.
- Интересненько... Что, и в убийцах счастье видите?
Усмехнулся я.
- Так ить, в рай первым разбойник вошёл.
- Что ж это за рай такой, в который всех отбросов пускают!? Вы ещё скажите мне в насильнике брата видеть!
- Не скажу, достопочтенный! Вы мир сейчас видите на ощупь, как слепые. Куда там, о рае рассуждать.
- А что, мысли людские читать приятно?
- Не думайте об этом, пользы не получите. Вот сорока летит и птенцам куриную голову в гнездо несёт. Как думаете, курице обидно?
   Тут я почувствовал, что перестал понимать этого странного человека. Стало неловко, вести разговор о предмете непонятном и далёком. Тучи заволокли сентябрьское небо и брызнул косой, холодный дождь. Я поднял ворот пальто и, поежившись, посмотрел на часы; а когда перевел взгляд, собеседника уже не было. Ни справа, ни слева, нигде не виднелась фигурка сутулого человека с темными, чуть всклоченными волосами.
 С тех пор прошло двадцать лет. Я повзрослел и многое переосмыслил, и можно было бы забыть про эту встречу, но вчера у Московских ворот я увидел его, ничуть не изменившегося, задравшего голову к небу. "Летают" - сказал он, прищурившись. Летают, ответил я.