Моим самым первым другом детства был Гришка Найфельд. Мы дружили с ним с самого первого дня нашей жизни. Даже ещё раньше, уже в утробах наших матерей. Наши родители спали рядом на общих нарах в сырых землянках. На полу мокрицы, на нарах клопы и блохи. Утром нары все в крови.
Что такое клопы знаю не по книгам. У нас в общаге было много клопов, но нам их не хватило на то, чтобы выдавить своей кровью на стене очень важный лозунг - «Слава КПСС!». В барачной землянке нашим родителям клопов хватило бы на весь текст ленинской теории революции, но в землянке не было даже кусочка белой стены, да и вряд ли они отважились бы на такие шутки.
Когда мы с Гришкой подросли и начали ходить самостоятельно, нас стали отпускать на улицу. Однажды мы с Гришкой ушли далеко от дома и нарвались на милиционера. Дяденька милиционер нас остановил, спросил, как зовут, кто родители и где живём. Мы с Гришкой не знали, что сказать. Милиционер заявил, что в следующий раз заберёт нас в каталажку, если мы не выучим свой адрес. Будем сидеть там, в каталажке, до скончания веков и никогда больше не увидим своих родителей. Никогда! Ни маму, ни папу.
Насмерть перепуганные мы побежали домой выспрашивать у родителей наш адрес. Я выучил свой на обоих языках как очень важное заклинание: «Меня зовут Федя Тиссен. Мою маму зовут Аня Тиссен. Моего папу зовут Борис Тиссен. Мой папа работает на базе ГЧК.»
Что такое ГЧК до сих пор не знаю. Возможно, Государственная Чрезвычайная Комиссия. Она курировала атомную стройку Челябинск-40. Наш адрес был таким же: Челябинск-40, почтовый ящик №… Родители говорили про этот номер, но он мне не запомнился. Атомная стройка находилась в Кыштыме. Мы жили не на самой атомной стройке, а на окраине города Челябинска на перевалочной базе, которая эту стройку обслуживала.
Штучка. Так звали самую первую атомную бомбу. Вторую звали Малыш, третью - Толстяк. Первую испытали в пустыне, вторую и третью на людях. Как назвали самую первую русскую атомную бомбу не знаю. На стройке в Челябинске-40 к тому времени изготовили 35 атомных бомб.
Рос я балабоном, свои анкетные данные выкладывал без разбора каждому встречному и поперечному как новогоднее стихотворение, за которое Дед Мороз должен дать конфетку или пряник. Гришка стеснялся выступать перед взрослыми, и я с чувством долга выполнял роль посредника между ним и рабочими базы. Послевоенные дети были в посёлке в диковинку, нечто вроде первых подснежников после долгой зимы, прохожие легко сносили мою назойливость. Некоторые из них даже рады были иной раз поболтать со мной о жизни как с бывалым мужчиной, который знает намного больше, чем это на первый взгляд кажется.
Со временем мы с Гришкой заимели уже приличный опыт общения со взрослыми и знали себе цену. Шофёры с удовольствием запускали нас в кабину прокатиться. Водители грузовиков понимали, что к ним лезет подрастающее поколение, способное видеть в машине не только мощь, но и духовную ценность.
Пять лет - это пора открытий. Хочется столько много увидеть. Увидеть можно больше, чем съесть. Наесться можно за пару минут, а насмотреться за день невозможно. Когда перед нами распахивалась дверца кабины, мы с Гришкой ликовали от восторга, пыхтели, торопились, подсаживали друг друга и лезли наверх к сиденью. Глядя на наши радостные лица, водители грузовиков упивались чувством собственного достоинства, силы и благородства, а мы ликовали от того, что в нас увидели своих и запустили в кабину.
3
Один грузовик мы узнавали издалека. В нём за рулём сидел дядя Адам. Дядя Адам был лучше всех. Однажды он взял нас в рейс на карьер. Огромный экскаватор вывалил в наш кузов ковш тяжёлых тёмных камней, и мы с Гришкой почуяли как машина под их тяжестью вместе с нами кряхтя присела. На обратном пути Адам дал нам немного порулить. Это так здорово – держать руль и видеть, как твоя машина летит навстречу неизведанному миру! Адам не уставал отвечать на все наши вопросы. Он и сам много спрашивал, мог непритворно удивляться, от изумления пучить глаза и хохотать вместе с нами до упаду.
Кабину самосвала мы покинули в сумерках и заверили Адама в своей искренней любви и дружбе. Домой мы мчались вприпрыжку довольные, каждый с пакетом пряников и конфет. Это было целое богатство! Наша радость так и осталась неразделённой. Мы долго не могли понять за что нам с Гришкой влетело. Досталось не только нам, но и Адаму, и его начальнику. Шофёрам запретили брать с собой в рейс чужих детей, а нас на неделю посадили под домашний арест.
В эти дни мы с Гришкой запомнили название дней недели, научились считать до семи и дальше. Выйдя на свободу, мы кинулись на дорогу и стали голосовать своими тонкими худенькими ручонками. Мимо нас в клубах дорожной пыли пролетали грузовики, гружёные гравием. Шофёры отдавали нам салют и, хоть бы кто-нибудь притормозил. Мы сильно надеялись на Адама и ждали его, как ясного солнышка после грозы.
Его грузовик мы узнали издалека и запрыгали от радости: «Ура-а-а! Адам едет!!!». Завизжали тормоза, машина юзом заскользила прямо к нашим ногам. Адам вылез из кабины и, улыбаясь во весь рот, поздоровался с нами по ручке как со взрослыми. Расспросил про нашу жизнь. Мы, с тоской поглядывая на кабину, поведали ему своё горе.
- Мне тоже досталось. Ну что же мне с вами теперь делать!.. Если вас дома отпустят, то возьму, а если не отпустят, то придётся вам дома сидеть.
Мы рванули домой во все лопатки. Машина, не дождавшись нас, взревела своим мотором и скрылась в клубах пыли. Мы с Гришкой потеряли веру во всё человечество и плакали навзрыд. Моя мать и тётя Таня были готовы зареветь вместе с нами, но стояли на своём. Так мы потеряли друга. Вернее сказать, его у нас самым бессердечным образом отобрали.
Став учителем, я никогда не забывал ту мою страшную обиду, брал в турпоход всех, кого отпустили и уговаривал тех, кто не отпускает. За свою жизнь мне довелось организовать и провести больше сотни разных походов и экскурсий. В походе, конечно опасней, чем дома, в походе можно заблудиться, отравиться, утонуть, сгореть, оступиться и переломать себе ноги, но, слава Богу, таких случаев в моих походах не было. Были травмы во время походов с теми, кого в поход не пустили. Дома ведь тоже можно оступиться и переломать себе ноги.
В советское время среди туристов было много таких людей, для которых встречи с Её Величеством Природой имели духовное значение. Примерно такое же как для верующих людей посещение церкви в великий церковный праздник. Во время похода вдали от цивилизации человек более явно ощущает себя частицей мироздания. Общение с друзьями и единомышленниками в естественном природном окружении даёт людям представление об естественной гармонии природы и человека, появляется страстное желание эту гармонию познать и ощутить ещё глубже.
Десять дней похода в горах с друзьями переживаются каждым её участником как жизнь в идеальном обществе, где каждый каждого и себя лично проверил на моральную стойкость и физическую выдержку. Но это уже особая тема.