Он спешил.
Деревья, траву, пики заграждения и сукно мундира обволакивал туман, и густота его была очень на руку.
Дыхание смешивалось с водяной мглой, пока он в нетерпении водил пальцами по стальным прутьям. От касаний подушечек скатывались холодными слезами крупные капли.
Он настороженно обернулся – никого.
Так. Хорошо. Слава Богу.
Из дымки измороси показался родной силуэт – длинный, тонкий, напряжённый, напоминающий лань.
Фасоном платье напоминало те, что ей так нравились при жизни. Но всё равно ощущалось: она теперь принадлежит другому миру, где люди выглядят и одеваются иначе.
Девушка тоже затравленно озиралась, подбегая ближе. Будто кто-то мог арестовать её, хотя позади никого не было и быть не могло, лишь у него могли случиться неприятности со стражей.
- Герман!..
- Карин...
Она приникла к самой ограде. Их пальцы сплелись, и хотелось бы сказать, что каждый раз это было прекрасно – но гораздо сильней это отдавалось болью. Даже неясно было, кто в большей степени чувствует себя узником.
- Не стоило тебе сюда приходить! У тебя же есть уже целых два выговора! Что, если узнают, что ты опять ослушался?
Её дыхание по-птичьи сбивалось.
- Во-первых, не узнают, моя схема отработана. Пограничный патруль появится здесь не раньше, чем через четверть часа. А если меня и сцапают - плевать! Пусть делают что угодно. Ради встречи с тобой я на всё готов.
Он пытался придать голосу спокойную уверенность, но всё равно сорвался на протестующий, вызывающий тон. И она лишь грустно покачала головой:
- Да уж, пиететом перед властью ты никогда не отличался. Но то была власть земная, а здесь – вечная! Я боюсь... Как бы ты не навредил себе. И... я не хочу быть тому причиной. Я и так...
Она запнулась.
- Я и так стала причиной твоей смерти.
В его глазах мелькнула боль, но вслед за ней - ожесточение.
- Даже не смей так говорить. Любовь не преступление, а желание быть вместе – естественно! Беда лишь в том, что местные чиновники этого не понимают.
Она тяжело, болезненно вздохнула и закусила губу.
- У них своя логика, но по мне – извращённая! Разлучить нас после смерти?! Меня оставить тут, а тебе сразу же назначить новое воплощение и отправить в новую жизнь? Да, Небесный Трибунал определил меня в Рай, и что? Без тебя это просто пустой звук! Издевательство! Обитель покоя – да как же, скорей, обитель вечной муки!
Он сжал стальные прутья до мёртвой белизны костяшек. И будто нехотя отпустил, проронив:
- Тебя-то хоть забвение спасает...
Она так и вспыхнула, мучительно сведя брови:
- Ничего и не спасает! Да, я живу и что-то делаю... Да, не страдаю постоянно, потому что всё забываю при пробуждении. Но тем хуже каждый раз, как я возвращаюсь сюда и вижусь с тобой! Я чувствую себя чуть ли не предательницей...
- Ну что ты!..
- ...променявшей тебя на прелести земной жизни, - упрямо закончила она и с тоской воскликнула: - Как же мне сейчас хочется попросту не проснуться. Или сделать с собой что-то, когда снова приду в мир людей...
- Не смей!
- Да. Я знаю, что подвергну тебя опасности. Склонение к суициду, со всеми вытекающими. Я даже удивляюсь, что меня, меня никто не тронул и не вменил эту статью тогда, когда ты оказался за Чертой!
- Перестань! Ты меня ни к чему открыто не призывала. Я всё решил сам. Но прямой-то связи нет! Погибнуть в бою и застрелиться – это разные вещи. Да что говорить-то?! Надо делать! Потому что дальше так не пойдёт.
- Но что делать?!
Её вскрик колыхнул промозглый воздух.
- Бежать, - мрачно заявил он.
Снова держась за прутья, он напоминал не жителя Райской обители, а военнопленного.
- Но как? Как ты собрался это делать?
- Неважно, милая. Об этом я сам подумаю, и способ найду. Любимые должны быть вместе, на земле или в Вечности, а тем более супруги.
- Но, может, я могу помочь хоть чем-то?!
Воскликнув, она тут же сникла. И на несчастном лице так и читалась мысль: «Но как же мало от меня зависит...». Он глубоко вздохнул:
- Ты только не терзайся. Живи пока, как живёшь. Главное – жди. И постарайся помнить. И... следуй знакам. Прислушивайся. Ты услышишь, как я зову тебя.
- Обязательно, - прошептала она и, тоже взявшись за прутья, потянулась через решётку.
Прощальный поцелуй вышел холодным и водянистым, как сам туман. Его вкус отдавал металлом.
- Ох. Ну всё, мне пора. Не забывай о знаках!
Махнув на прощание рукой, он нырнул в туман и побежал, пригнувшись: в Ином мире его рост продолжал быть узнаваемой и не всегда удобной приметой. Особенно когда скрываешься от пограничников.
Она нашла в себе силы улыбнуться и расправила плечи, следуя примеру мужа. И, шагая прочь от чёрной ограды с пиками, внушала себе: пускай она многого не вспомнит, пробудившись ото сна, зато многое почувствует. И с этого момента будет внимательной, как никогда.