Золотая шайка

Александр Лышков
      После окончания первого периода ребята покинули скамейку и молча потянулись в подтрибунное помещение. Вид у большинства был подавленный. Команда проигрывала со счётом «0-2» своим сверстникам из колпинской «Смены» в финальном матче турнира на приз «Золотой шайбы». Зайдя в раздевалку, они стянули каски, сбросили на пол краги, и повалились на лавки. Физрук обвёл взглядом подопечных, притихших на скамейках.
– Вы ползаете по льду… – он сделал паузу, с трудом удерживаясь от более крепкого выражения, – как вши по мокрой заднице. Значит так: панцири снимаем, играем в одних футболках. Налокотники можно оставить.

      Ещё бы, не ползать, думал про себя Олежка. Форму выдали только два дня назад, и они даже не научились толком не то, чтобы кататься в ней, а даже надевать её как следует. Профессиональная хоккейная амуниция непривычно сковывала движения, и он ощущал себя в ней этаким глубоководником, облачённым в громоздкое водолазное снаряжение. То, как оно выглядит, и неповоротливость, которую оно придавало водолазу, были знакомы ему по кинофильму о какой-то тайне трёх океанов и об отважном старшине Скворешне.

      Ему казалось, что на голове у него болтается плохо закреплённый медный шлем со смотровым окошком, а штаны с защитными вставками и панцирь с наплечниками нелепо раздувают фигуру, чуть ни не вдвое увеличивая её габариты. Правда, в отличие от шлема, каска была практически невесомой, но она постоянно елозила на голове, временами сползая на лоб и перекрывая обзор. 

     Ему казалось, что на голове у него болтается плохо закреплённый медный шлем с завинчивающимся смотровым окошком, а штаны с защитными вставками и панцирь с наплечниками нелепо раздувают его фигуру, чуть ни не вдвое увеличивая её габариты. Правда, в отличие от шлема, каска была практически невесомой, но она постоянно елозила на голове, временами сползая на лоб и перекрывая обзор.
      Руки в тугих, неразработанных крагах плохо чувствовали клюшку. И, хотя на ногах красовались чешские фирменные коньки фирмы «Botas» с заклёпками на полозьях – мечта каждого мальчишки, в них он чувствовал себя этаким деревенским Филиппком, только не в отцовской шапке, а в его валенках: коньки были размера на три больше требуемого. Мать накануне принесла их с работы, позаимствовав у одного из членов заводской хоккейной команды. Она, кстати, тоже находилась здесь, на стадионе, раскрасневшаяся и возбуждённая, и беспрестанно укоряла себя за столь легкомысленное решение приехать сюда для поддержки сына и команды. Болельщицей она никогда себя не считала и решительно сторонилась всего, что было связано со спортом. Но сегодня она устоять не смогла. То, что это вызовет у неё такую бурю эмоций и столько нервных переживаний, она никак не ожидала.
      
      – Краги тоже можно не надевать, – словно читая его мысли добавил Виктор Николаевич. – А ремень на каске некоторым не мешает затянуть потуже.
Это про меня, подумал Олежка, и взял в руки шлем.

      Под два метра ростом, косая сажень в плечах – даром что в прошлом борец – физрук пользовался заслуженным авторитетом у ребят. Заслуженным не столько за свои недюжинные антропометрические данные и любовь к профессии, сколько за некоторые методы воспитательной работы. В арсенале способов убеждения у него имелся один излюбленный педагогический приём, который он любовно называл «горчичником». К нему прибегал не так уж редко, и использовал в качестве наиболее действенного и доходчивого аргумента в борьбе со злостными прогульщиками и иными нарушителями школьной дисциплины. Особо доставалось курильщикам, застигнутым на месте преступления – иногда та или иная классная руководительница просила его проверить туалетную комнату. В таких случаях он ласково, со словами «иди сюда, будем тебя лечить», приглашал провинившегося в свою каморку рядом со спортивным залом, где хранил свой инвентарь, зажимал его в позе богомольца между коленями и с оттяжкой прикладывался кедом сорок пятого размера к ягодице.
      Интенсивность процедуры определялась тяжестью провинности. Раздавался смачный шлепок, сопровождаемый сдавленным воплем, и через минуту сконфуженный пациент, потирая зону аппликации «снадобья», появлялся перед своими сверстниками.

      Эта практика использования «горчичников», как и в медицине, обладала устойчивым лечебно-профилактическим эффектом. Опасение вновь оказаться в каморке надолго удерживало многих от рецидива заболевания, а потенциальных восприимчивых к любому из недугов, влекущих к посещению этого места – от желания повторить «горький» опыт своих предшественников. Но, что удивительно, никто из подвергшихся экзекуции, и даже не единожды, не жаловался на это ни директору школы, ни своему классному руководителю. Помимо осознания справедливости воздаяния за проступок, многие из сорвиголов не без оснований уповали на соблюдение какого-то негласного договора между ними и физруком, согласно которому за их неразглашение оценка по предмету не снижалась. Оценка, заслуженная на занятиях. Кстати, многие из членов команды, сидящие сейчас на лавках, были знакомы с легендарным кедом не понаслышке – в хоккей играли далеко не «ботаники».

      Что же касается хоккея, то в игре этой Виктор Николаевич разбирался, скажем прямо, слабовато. В том смысле, что хоккейный тренер из него был никудышный. Правила игры он, конечно, знал, но не более того. И он сам, и многие в школе – да что там в школе, даже в районе не предполагали, что, по сути своей, дворовая команда, победив своих сверстников, выйдет на городской уровень. Да и команды здесь, в Петергофе, были посильней и с традициями. И ладно бы, только это – никто не ожидал, что там, в городе, эта сборная из маленького пригорода, к которой вполне подходил не очень лестный эпитет-приставка «подзаборная», справится и с другими противниками из числа мастеровитых, уже с именем, сплошь состоящих из учащихся специализированных спортивных школ, и окажется в финале турнира.

      И вот тут-то спохватилась местная администрация. Как же так: ребятам играть в «Юбилейном», на главной спортивной площадке Ленинграда, где, наверняка, будет и городская пресса и, возможно, телевидение, а они, словно партизаны, одеты, кто во что горазд. Ну не позор ли для района? Им не в турнире «Золотая шайба», а в конкурсе «Золотая шайка» впору выступать. Так и выразился председатель исполкома, взглянув на команду после тренировки. И тут же поправил себя – даже не «золотая», а «залатанная».

      Он дал указание снабженцам, и те в экстренном порядке закупили комплект детской хоккейной формы. Коньки вот только не успели приклепать к ботинкам – времени до матча оставалось два дня. И на клюшках сэкономили. Но ребята, несмотря на это, всё равно страшно обрадовались. Это надо же – их признали и уважают! Правда, к гордости от обладания формой – а потратили на неё, а как утверждали посвящённые, аж целых две тысячи рублей, сумасшедшие по тем временам деньги – примешивалась ещё и дополнительная ответственность. Нужно было оправдывать доверие старших.

     Но руководству этого показалось недостаточно. На помощь физруку срочно отрядили Кима Ивановича, старшего инструктора из районной спортивной школы. Тот, правда, с хоккеем тоже не особо дружил, но неплохо разбирался в футболе. А где футбол – там и хоккей, полагали они. К тому же он имел какие-то связи в городском спорткомитете, что тоже было немаловажно. Знал он и другие секреты подготовки чемпионов, в чём ребята вскоре смогли убедиться на собственной шкуре. Или почти на ней.

      Ким Иванович появился в школе утром следующего дня, буквально накануне выезда команды на матч. Одет он был подобающе: светлая дублёнка, под ней – тёмно-синий шерстяной олимпийский костюм, в руках – большая сумка с эмблемой кого-то цветка с тремя полосками поперёк. Они заперлись с физруком в коморке и затихли. Видимо, разрабатывали секретный план на игру. Команда в ожидании инструктажа расселась в зале и стала раскладывать ещё не утратившую первозданный фабричный запах форму по баулам.
      – Макс, теперь мы уже точно «залатанная шайка». – Олежка повернулся к своему однокласснику Вовке Максимову, демонстрируя ему хоккейный панцирь. – Латы у нас просто богатырские.

      От уроков их сегодня освободили, но это их особо не радовало. Переживания по поводу предстоящего матча отодвигали на второй план все остальные чувства.
Дверь в каморке открылась, и из неё показалось широкая физиономия Виктора Николаевича.
      – Яковлев, иди сюда. Начнём с тебя как с капитана.
Юрка недоумённо пожал плечами и зашёл в каморку. Маленький и шустрый, он удивительно ловко просачивался между защитниками и оказывался один на один с вратарём. Капитаном же его выбрали, скорее, не за это. На первый взгляд трудно было разглядеть в нём лидера, и могло показаться, что он им стал по недоразумению или, как говорят, по приколу. Но за этой, далеко не богатырской, внешностью скрывалась душа настоящего бойца. К тому же он мог шуткой подбодрить упавшего духом товарища и метким словом пристыдить растяпу. Хотя всё это не мешало всем звать его Яшкой.

      Через минуту он появился с довольно странным лицом, искаженным гримасой отвращения.
      – Тебе что, горчичника отвесили? – ухмыльнулся Серёга Башкатов. – Для профилактики или в качестве аванса?
      Сам он слыл заядлым курильщиком и приглашение в каморку по другому поводу как-то не воспринимал.
      – Иди, сам узнаешь.
      Башкатов с недоверием покосился на дверь, из-за которой снова высунулась голова Виктора Николаевича.
      – Башкатов, давай, заходи, – обратился физрук к сидевшему поблизости Серёге, – тебе не привыкать.
      Тот насторожился.
      – Да ладно, не переживай, не обидим.
      
      Засопев, Башкатов поднялся и исчез за дверью. Вскоре из каморки раздался сдавленный кашель и через несколько секунд он, зажимая рот рукой, появился на пороге.
      – Ну и гадость!
      На вопрос «Что это было?» он только пожал плечами.
      – Следующий, – только выдавил он и натужно кашлянул.

      Любопытство нарастало, но никто из товарищей не мог или не хотел толком объяснить, что там происходит. Кто морщился, кто загадочно улыбался. Наконец очередь дошла до Олежки. Зайдя в каморку, он увидел инструктора, сидящего перед молочной флягой и усердно перемешивающего её содержимое здоровенным половником. Зачерпнув им в посудине, он наполнил стоящий на столе стакан какой-то мутноватой, с белёсой взвесью жидкостью и протянул его пареньку.
      – Пей, не бойся. Это вода с глюкозой.

      Олежка с недоверием взял стакан, поднёс его ко рту и сделал небольшой глоток. Раствор был сладковатым на вкус и не таким уж противным. Он выдохнул и, чуть не поперхнувшись, в несколько глотков допил остальное. Затем вытер рукавом губы.
      – Ну вот и молодец, – удовлетворённо кивнул инструктор. Он повернулся к физруку. – Не то, что этот твой Башкатов. Он уже, поди, портвейн из горлышка хлещет, а от эликсира здоровья ему, видите ли, дурно стало!
      – Тот может, – согласился с ним Виктор Николаевич. – Доберусь я до него как-нибудь.

      Наконец, с «допингом» было покончено, и им дали команду на выход. Иных инструкций не последовало. Два автобуса, выделенных исполкомом, один – для хоккеистов, другой – для болельщиков, поджидали пассажиров рядом со школой, урча моторами. Глава администрации, директор и секретарь   комсомольской дружины пожелали отъезжающим возвращения с победой. Не хватало только благословения батюшки.

      Олег даже не мог припомнить, что было с ними по дороге, и как он очутился на льду «Юбилейного». Всё это, казалось, происходило не с ним, а с кем-то другим и напоминало ему сон. К реальности он вернулся лишь в раздевалке, уже после первого тайма.

      – Геша, что с тобой случилось? – Физрук тряс за плечи Гену Меркулова, сидящего рядом с ним. – Ты просто сам на себя не похож!
      Меркулов был главной надеждой команды. Настоящий самородок, в свои неполные четырнадцать он виртуозно катался на коньках и в совершенстве владел клюшкой. Имея средний рост, на льду Гена казался чуть ли не на голову выше остальных - столь заметны были его действия. Порой он мог в одиночку решить исход всего матча. Да и без формы он выглядел тоже далеко не по-детски – его щёки, уже знакомые с бритвой, отливали синевой. Нередко представители команды побеждённых требовали у физрука предъявить Гешины метрики, считая его подставным игроком.
      
      – Сам ничего не понимаю. Коньки не слушаются, бьют в ноги. Не могу толком даже развернуться.
      Ким Иванович насторожился.
      – Ты их давно правил?
      – Накануне, как положено. Даже канавки проточил.
      – А ну-ка, дай посмотреть.

      Тот расшнуровал конёк и протянул его инструктору. Он провёл пальцем по лезвию и покачал головой.
      – Слишком острые, а у них здесь тепло и покрытие мягкое. При резком повороте они вгрызаются в лёд и скалывают его. Надо бы притупить.
Похоже, у многих была аналогичная проблема. Где же ты раньше был, подумал Олежка.
      Геша вытащил из сумки точильный брусочек и стал неуверенно водить им по лезвию конька.
      – Этак ты их совсем загубишь. Надо бы поменяться тебе с кем-нибудь. У кого коньки не бьют?
      Олежка на секунду задумался и затем стал расшнуровывать свой ботинок.
      – Попробуйте мои, – он протянул конёк Киму Ивановичу.
      – Эти, вроде, получше. Размер, правда, приличный. – Он сравнил его с Гешиными. – Ну, ничего, на два носка пойдёт.

      Во втором периоде игра немного выровнялась. Геша поймал кураж и ему удалось отквитать одну шайбу. Болельщики команды, приунывшие было к середине встречи, воспрянули духом. Но большего, к сожалению, достичь не удалось. Тем более, что к концу тайма многие игроки стали чувствовать некоторое недомогание, а Меркулов и вовсе схватился за живот. Олежка тоже ощущал странные позывы, характерные для «медвежьей болезни», но он списывал это на нервное напряжение.

      Команда доигрывала матч в неполном составе. Геша выходил на лёд урывками, и большую часть времени проводил в туалете. Башкатов вместе с братьями Сашкой и Костей Трифоновыми не отставали от него, временами нетерпеливо стучась в занятую кем-то из товарищей кабину. Яшкины усилия вернуть команде уверенность и боевой дух тоже оказались напрасными. В результате колпинцы довели матч до победы, забросив им ещё одну шайбу.

      По пути домой в автобусе царило мрачное настроение. Виктор Николаевич сидел рядом с Олежкой и молча смотрел в окно. Иногда паренёк чувствовал, как тот изредка бросал взгляд на инструктора спортшколы, сидящего впереди, и досадливо морщился.
      В какой-то момент он пнул Олежку ногой.
      – Почему проиграли? – задал он неожиданный, полный горечи вопрос, словно рядом с ним был не подросток, а авторитетный хоккейный эксперт. Он и сам был не прочь спросить физрука об этом, но по его потухшим глазам видел, что у этого, пусть и уважаемого в мальчишеской среде, но всё же простого школьного учителя не было ответа на столь специфичный вопрос. Хотя, для Олежки и так многое было ясным.
      Объективно рассуждая, они и без того прыгнули выше головы, и сетовать на фортуну, требуя у неё большего, было бы вовсе нескромно. К тому же колпинской «Сменой» руководили профессионалы, и ребят в этот легендарный клуб набирали с раннего детства. Команда числилась в хоккейных грандах, и из года в год она по праву занимала первое место в разных городских турнирах. А они… Да и с глюкозой как-то не задалось.

      – Лёд для нас непривычный. Мы же всегда только под открытым небом, на морозце играли.
      – Это понятно. А что ещё?
      – Вы бы об этом у Кима Ивановича спросили. Ему со стороны видней.
      – Ему видней… Ему бы не школьную команду к золотой шайбе готовить, а бригаду золотарей работой обеспечивать, – в сердцах бросил физрук и снова замолчал.

      Олежка перевёл взгляд на товарищей. По их лицам и царящей в салоне тишине он чувствовал, что делиться впечатлениями никому не хотелось. Яшка сидел понуро, Геша и вовсе надвинул шапку на лоб. Что греха таить – ещё недавно многие из них в глубине души мечтали увидеть себя участниками завершающей, всесоюзной стадии этого почётного турнира. Да, нелегко было расставаться с этими грёзами, спускаясь с неба на грешную землю. Огорчало также и то, что они, так ещё и не успев привыкнуть к своей новой форме, вынуждены были с ней расставаться. На следующий год для участия в городском этапе соревнований на смену им могла прийти более молодая, талантливая поросль, и тогда она смогла бы избежать подобной ошибки, получив эту форму загодя.
 
      Но что он знал точно, это то, что большинству из здесь сидящих вскоре предстояло расстаться не только с хоккейными латами, но и, как Золушке вместе с боем курантов, с этой маленькой сказкой, в которой они все вдруг очутились. И снова превратиться в «золотую» или в «залатанную» – кому как нравится – «шайку».